я скажу ребятам!
голоса, доносившиеся с катка, звуки музыки - словно подчеркивали тишину
нашего молчания и поскрипывание снега под ногами. Неожиданно Лия спросила:
Тютчевской усадьбе в Мураново.
теперь я их уже и не помню, помню только одну строфу:
снизу вверх - я уже вымахал тогда все свои сто восемьдесят три сантиметра и
золотая Лиина голова едва доходила мне до плеча - и сказала:
только ты как-то совершенно не умеешь думать!..
наверное, не скоро - когда все обдумаю.
чемоданчик, а в другой руке - мой, - я наклонился и поцеловал Лию в холодную
щеку и краешек губ. Она снова, снизу вверх, посмотрела на меня, засмеялась,
выхватила свой чемоданчик, показала мне язык и убежала.
"Города на заре".
вышел в фойе, где кипела возникшая стихийно дискуссия: что-то кричал,
размахивая руками, поэт Павел Антокольский, что-то гудел драматург Александр
Гладков, ребята из ИФЛИ пели хором песню из нашего спектакля :
какая-то неправдоподобно красивая и грустная, в темном платье, в туфельках
на высоких каблуках.
Севке Багрицкому собираемся... Поедем?
- мне не понравился ваш спектакль! Мне не понравилось, как ты играешь!
заре" я играл одну из главных ролей - комсомольского вожака Борща-говского,
которого железобетонный старый большевик Багров и другие "хорошие"
комсомольцы разоблачают как скрытого троцкиста. В конце пьесы я уезжаю в
Москву где, совершенно очевидно, буду арестован.
Лия, увидев мое обиженное лицо. - Как ты можешь - такое играть?! Я же
говорила, что ты совершенно, совершенно не умеешь думать!.. И вот что еще -
я поняла, что у нас ничего не получится! Ты мальчишка, а я женщина...
нравилась, - уже ждали меня внизу, и у меня не было ни времени, ни желания
выяснять с Лией отношения.
вскинула голову. - Я спала с мужчиной, понятно тебе! Со взрослым мужчиной!..
весенней сессии, да я и сам был очень занят - через день, по вечерам, мы
играли спектакль, в первой половине дня с Исаем Кузнецовым и Севой
дописывали пьесу "Дуэль", начинали репетиции "Рюи Блаза" Гюго.
заходила прощаться необыкновенно красивая девушка, просила передать мне
привет и сказать, что ей очень жалко.
вынесла с поля боя больше пятидесяти раненых, а когда под Вязьмою был тяжело
контужен командир роты, Лия оттащила его в медсанбат, вернулась на позицию и
подняла бойцов в контратаку.
немецким оккупантам!". Конечно же, нет! Она сказала что-нибудь очень
простое, что-нибудь вроде того, что говорила обычно, в те давние-давние
времена, когда мы выходили из раздевалки на наши Патриаршие пруды и Лия,
постукав коньком об лед, весело бросала нам:
что все это насквозь фальшиво!.. Всякая пьеса, Александр Арка-ди-е-вич,
какая бы она ни была - мне лично, ваша пьеса кажется плохой пьесой, - но все
равно всякая пьеса дает обобщенные типы... У вас они тоже обобщенные - но
неправильно! Ну, насчет геройства и всего такого прочего!.. Неправильные
обобщения!..
даже телодвижением, - мы вашу пьесу рекомендовать к постановке не можем! Мы
ее не запрещаем , у нас даже и права такого нет - запрещать! - но мы ее не
рекомендуем! Рекомендовать ее - это было бы с нашей стороны грубой ошибкой,
политической близорукостью?..
лестничную площадку, спустился вниз, отдал мордастому и очень вежливому
охраннику свой разовый пропуск и вышел на улицу.
мелкий снежок, проезжали машины с включенными фарами, дворники посыпали
тротуары крупной серой солью.
слегка оглушен всем, что я сегодня услышал, но мне почему-то не было ни
обидно, ни грустно - скорее противно!
притерпеться. Я высидел сотни часов на сотнях прокуренных до сизости
заседаний - где говорились высокие слова и обделывались мелкие делишки.
выворачивания мелкой своей душонки, которое продемонстрировала Соколова, -
мне до сих пор не приходилось еще ни видеть, ни слышать.
вопросе - говорила, в сущности, та самая знаменитая кухарка, которая,
уроках пения песню с такими восхитительными строчками:
товарищей и пересказывай их нижестоящим товарищам. Нечто подобное происходит
на всех этажах, на всех ступенях огромной пирамиды, называемой "партией и
правительством"!
существовал. Меня не было. Я не значился. Так чего же ей, Соколовой, которая
так отменно научилась управлять государством, чего же ей было меня
стесняться?!
месть за брошенное мною на репетиции словцо "дура", и подлинная дурость, и
злорадное торжество имущего власть над никакой власти не имущим.
пьеса не могла быть поставлена, не должна, не имела права быть поставленной
- Соколова мне в тот день не сказала.
еще выразить его в слове, но она уже чувствовала его - тем особым,