одеваться. Миссис Чамли стала скрягой и ничего мне давать не намерена;
нельзя заставлять дядю платить за все, в чем я нуждаюсь, уж этого-то вы
отрицать не будете, ведь именно таковы и ваши принципы. И вот некто услышал
(совершенно случайно, уверяю вас), как я жалуюсь миссис Чамли на стесненные
обстоятельства и на препятствия, которые мне приходится преодолевать,
приобретая разные безделушки; этот некто, вообще не скупой на подарки,
пришел в восторг от мысли, что ему разрешено преподнести мне какой-нибудь
пустячок. Посмотрели бы вы, какой у него был blanc-bec***, когда он
заговорил со мной об этом, как он волновался и краснел и прямо-таки дрожал
от страха, что ему откажут.
благодетелем оказался господин Исидор, что от него-то вы и получили parure,
он-то и подарил вам цветы и перчатки?
и отвечать. Просто я хочу сказать, что иногда предоставляю Исидору
удовольствие и честь выразить мне свою преданность небольшим подарком.
очень хорошо разбираюсь в делах такого рода, однако полагаю, вы поступаете
очень плохо - по-настоящему скверно. Быть может, вы уверены, что сможете
выйти замуж за господина Исидора? Ваши родители и дядя дали свое согласие и
вы убеждены, что искренне любите его?
намеревалась сказать что-нибудь особенно жестокое и злое.) - Je suis sa
reine, mais il n'est pas mon roi**.
кокетство. Вас не назовешь очень благородной, но, во всяком случае, вы не
унизитесь до того, чтобы воспользоваться добротой и кошельком человека, к
которому совершенно равнодушны. Вы любите господина Исидора гораздо сильнее,
чем думаете или признаетесь.
тысячу раз больше, чем Исидора. Я сама часто недоумеваю, почему я так
безразлична к Исидору, ведь все говорят, он красивый, и некоторые дамы
просто обожают его, а мне с ним скучно: что же со мной происходит?..
помочь.
кажется, вы в них запутались, как в сетях.
романтичный и преданный, а кроме того, ожидает от меня слишком многого. Он
считает меня идеальной, во всех отношениях безукоризненной, воплощением
добродетели, а я такой никогда не была и быть не собираюсь. Надо сказать,
что в его присутствии невольно стараешься оправдать его доброе мнение о
тебе, а ведь так утомительно изображать из себя паиньку и вести
рассудительные беседы - он-то думает, я и в самом деле ужасно благоразумна.
Я чувствую себя гораздо свободнее с вами, старушка, с вами, дорогая
ворчунья, потому что вы принимаете меня какая я есть - знаете, что я
кокетлива, невежественна, легкомысленна, непостоянна, неразумна, эгоистична
и обладаю множеством других подобных достоинств, которые, как мы с вами
признали, неотделимы от моей натуры.
лице серьезное и строгое выражение, которое чуть было не согнал этот поток
причудливой откровенности, - но ведь ничего все равно не меняется в вашей
злополучной истории с подарками. Джиневра, будьте хорошей и благородной
девочкой - упакуйте их и отошлите обратно.
подарки, вы даете ему понять, что в будущем воздадите ему...
получает удовольствие, видя, как я ношу эти украшения, - и хватит с него, в
конце концов, он не аристократ.
слабодушия, которое смягчало мой тон в разговоре с Джиневрой и мое отношение
к ней. Она же продолжала:
или клятвами. Когда я впервые встретилась с Исидором, я надеялась, что он
будет веселиться вместе со мною. Я думала, его будет радовать моя
миловидность и мы будем встречаться, расставаться и порхать, словно два
счастливых мотылька. Но, увы! Он то серьезен, как судья, то погружен в свои
чувства и размышления. Вот еще! Les penseurs, les hommes profonds et
passionnes ne sont pas a mon gout. Le colonel Alfred de Hamal подходит мне
гораздо больше. Va pour les beaux fats et les jolis fripons! Vive les joies
et les plaisirs! A bas les grandes passions et les severes vertus!*
Альфред де Амаль... Лучше уж красивые повесы и милые плутишки! Да
здравствуют радости и удовольствия! Долой сильные страсти и строгие
добродетели! (фр.)
слова.
rival. Je ne serai jamais femme de bourgeois, moi!*
соперника. Я никогда не стану женой буржуа! (фр.)
от ее присутствия, - и она со смехом упорхнула.
сдержанность ко всем, но мягкость - ни к кому. Далее собственные дети не
могли вывести ее из состояния уравновешенности и стоического спокойствия.
Она заботилась о своей семье, охраняла интересы детей и следила за их
здоровьем, но, по-видимому, никогда не испытывала желания посадить малышей к
себе на колени, поцеловать в розовые губки, ласково обнять или наговорить им
нежных, добрых слов.
детей, гуляющих по дальней аллее с Тринеттой, их бонной, - на лице у нее
всегда были написаны осторожность и благоразумие. Я знаю, что она часто и
напряженно размышляла о "leur avenir"*, как она выражалась, но если младшая
девочка - болезненный, хрупкий и вместе обаятельный ребенок, - заметив ее,
вырывалась от няни и, смеясь и задыхаясь, ковыляла по дорожке к матери,
чтобы ухватиться за ее юбки, мадам тут же предостерегающе выставляла вперед
руку, дабы сдержать движение ребенка, бесстрастно произносила: "Prends
garde, mon enfant!"**, разрешала девочке постоять около себя несколько
мгновений, а затем, не улыбнувшись, без поцелуя или ласкового слова,
вставала и отводила ее обратно к Тринетте.
для нее характерно. Это была злая девочка. "Quelle peste que cette Desiree!
Quel poison que cet enfant-la!"* - так говорили о ней и слуги и соученицы.
Среди прочих талантов она обладала тончайшим даром вероломства, доводившим
слуг и бонну чуть не до исступления. Она пробиралась к ним в мансарду,
открывала ящики и сундуки, рвала лучшие чепцы и пачкала нарядные шали; она
подстерегала любую возможность проникнуть в столовую к буфету, где
превращала в осколки фарфор и стекло, или - в кладовую, где воровала
варенье, пила сладкое вино, разбивала банки и бутылки, после чего ухитрялась
бросить тень подозрения на кухарку или судомойку. Мадам, удостоверившись в
этом лично или выслушав чью-нибудь жалобу, с бесподобной невозмутимостью
произносила обычно одну фразу: "Desiree a besoin d'une surveillance toute
particuliere"**. В соответствии с этим убеждением мадам нередко предпочитала
держать многообещающее чадо поближе к себе. По-моему, мать ни разу
откровенно не говорила с девочкой о ее недостатках, не объясняла, как худо
она поступает и каковы могут быть последствия. Надо только хорошенько за ней
присматривать - так, видимо, полагала мадам. Из этого, разумеется, ничего не
получалось. Поскольку Дезире в какой-то мере была отстранена от прислуги,
она донимала и обкрадывала мать. Она тащила с рабочего столика и туалета
мадам и прятала все, что попадало под руку. Мадам это видела, но
притворялась, будто ничего не замечает, ибо ей не хватало душевной честности
признать пороки своего ребенка. Когда пропадал предмет ценный, который нужно
было непременно разыскать, мадам открыто заявляла, что Дезире, вероятно,
играя, взяла его, и просила девочку его вернуть. Но Дезире невозможно было
провести таким способом, ибо она умела призывать ложь на помощь воровству и