- Да ответь ты им, ради бога.
- Наверняка не туда попали.
- Тогда я подойду, если ты не хочешь.
- Накинь халат. А то простудишься.
Но как только Сара вылезла из постели, телефон перестал звонить.
- Наверняка снова позвонят, - сказала Сара. - Помнишь, в прошлом месяце
трижды звонили в час ночи?
Но на сей раз телефон молчал.
С другого конца коридора раздался крик.
- Черт бы их подрал, - сказала Сара, - они разбудили Сэма. Кто бы они
там ни были.
- Я схожу к нему. А то ты вся дрожишь. Залезай обратно в постель.
Сэм спросил:
- Это были бандиты? А почему Буллер не залаял?
- Буллер умный. Никаких бандитов нет, Сэм. А позвонил так поздно просто
один мой приятель.
- Тот, который мистер Мюллер?
- Нет. Он не мой приятель. Спи. Телефон больше не зазвонит.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
- Он ведь звонил не один раз.
- Да.
- Но ты все равно не подошел. Откуда же ты знаешь, что звонил твой
приятель?
- Слишком много вопросов ты задаешь, Сэм.
- Это был тайный сигнал?
- А у тебя есть тайны, Сэм?
- Да. Много.
- Расскажи мне хоть одну.
- Не буду. Какая же это тайна, если я тебе расскажу.
- Ну так вот и у меня есть тайны.
Сара еще не спала.
- Теперь он в порядке, - сказал Кэсл. - Он думал, это звонили бандиты.
- Может, так оно и было. А что ты ему сказал?
- О, я сказал, что это тайный сигнал.
- Ты всегда знаешь, как его успокоить. Ты любишь его, да?
- Да.
- Как странно. Я никогда не могла этого понять. Жаль, что он на самом
деле не твой.
- А мне ничуть не жаль. И ты это знаешь.
- Я никогда не понимала почему.
- Я же говорил тебе много раз. Достаточно я вижу себя каждый день в
зеркале, когда бреюсь.
- И видишь ты в зеркале всего лишь доброго человека, милый.
- Я бы так о себе не сказал.
- Будь у меня твой ребенок, мне было бы чем жить, когда тебя не станет.
Ты же не вечен.
- Нет, слава богу, нет. - Он произнес это не подумав и пожалел, что так
сказал. Ее понимание всегда побуждало его приоткрываться чуть больше, чем
следовало, - как он ни старался сдерживаться, его так и подмывало все ей
рассказать. Иной раз он цинично сравнивал ее с умным чиновником, который,
ведя допрос, выказывает понимание и вовремя предлагает сигарету.
Сара сказала:
- Я знаю, ты чем-то встревожен. Хотелось бы мне, чтобы ты рассказал, в
чем дело... но я знаю, ты не можешь. Возможно, когда-нибудь... когда ты
станешь свободным человеком... - И с грустью добавила: - Если ты вообще
когда-либо станешь свободным, Морис.
5
Кэсл оставил велосипед на хранение у билетного контролера на
Беркхэмстедской станции и поднялся наверх, на платформу, откуда шли поезда
на Лондон. Почти всех, кто ежедневно ездил в столицу, он знал по виду - с
некоторыми даже здоровался кивком. Холодный октябрьский туман стлался по
стеклянной поверхности пруда у замка и капал сыростью с плакучих ив,
выстроившихся вдоль канала по другую сторону железнодорожной колеи. Кэсл
прошелся вдоль платформы и обратно: он вроде бы знал почти всех, кроме
одной женщины в поношенной кроличьей шубке: женщины редко ездили этим
поездом. Он увидел, в какое она вошла купе, и решил сесть там же, чтобы
понаблюдать за ней. Мужчины развернули газеты, а женщина раскрыла книгу в
бумажной обложке - роман Дениз Робинс. Кэсл же начал читать второй том
"Войны и мира". Он нарушал правила хранения тайны, даже в известной мере
бросал вызов, читая эту книгу у всех на виду, удовольствия ради. "В одном
шаге за этой гранью, похожей на грань, что отделяет живых от мертвых,
лежит неопределенность, страдание и смерть. И что там? кто там? там, за
этим полем, за этим деревом..." Кэсл посмотрел в окно и словно бы увидел
глазами описываемого Толстым солдата недвижные воды канала, проложенного к
Боксмуру. "Эта крыша, озаренная солнцем? Никто не знает, но знать хочется.
Ты боишься и, однако же, жаждешь пересечь эту грань..."
Когда поезд остановился в Уотфорде, Кэсл был единственным пассажиром из
их купе, который вышел на станции. Он задержался у доски с расписанием
поездов и дождался, пока все пассажиры до последнего не прошли через
турникет, - той женщины среди них не было. Он вышел из вокзала и стал в
очередь на автобус, снова проверяя лица. Затем взглянул на свои часы и,
нетерпеливо взмахнув рукой - для тех, кто мог за ним наблюдать, - пошел
пешком. Никто за ним не последовал - в этом он был уверен, но все равно
его немного тревожила мысль о той женщине в купе и своем глупом
пренебрежении правилами. Надо быть осторожным до мелочей. Свернув в первое
попавшееся по дороге почтовое отделение, он позвонил в свою контору и
попросил к телефону Синтию: она всегда приходила по крайней мере за
полчаса до Уотсона. Дэвиса или него.
Он сказал:
- Передайте, пожалуйста, Уотсону, что я немного задержусь, хорошо? Мне
пришлось выйти в Уотфорде, чтобы заглянуть к ветеринару. У Буллера
появилась какая-то странная сыпь. Скажите об этом и Дэвису.
Он подумал было, не следует ли для алиби в самом деле зайти к
ветеринару, а потом решил, что чрезмерная бдительность может оказаться
столь же опасной, как и недостаточная, - лучше всего держаться просто и
говорить по возможности правду, ибо правду куда легче запомнить, чем ложь.
Он зашел в третье кафе, значившееся в списке, который он держал в голове,
и стал ждать. Вслед за ним в кафе вошел высокий сухопарый мужчина в
пальто, видавшем лучшие дни, - Кэслу этот человек был незнаком. Он подошел
к столику Кэсла и спросил:
- Извините, вы не Уильям Хэтчард?
- Нет, моя фамилия Кэсл.
- Извините. Вы удивительно похожи.
Кэсл выпил две чашечки кофе и почитал "Таймс". Человек, читающий эту
газету, всегда выглядит респектабельно, и Кэсл это ценил. Он увидел, что
мужчина, подходивший к нему, прошел по улице ярдов пятьдесят, остановился
и стал завязывать шнурок, и Кэслу сразу стало спокойно на душе - вот такое
же чувство возникло у него в свое время в больнице, когда его повезли на
каталке из палаты на тяжелую операцию он снова стал как бы предметом на
ленте конвейера, которая несла его к предназначенному концу, и ни перед
кем и ни за что он уже не отвечал - даже перед своим телом. К лучшему это
или к худшему, обо всем позаботится теперь кто-то другой. Кто-то - в
большей степени профессионал, чем он. "Вот так должна приходить к человеку
смерть", - думал он радостно, не спеша шагая за незнакомцем. Он всегда
надеялся, что с таким же чувством примет смерть, - чувством избавления от
всех тревог.
Улица, по которой они сейчас шли, как он заметил, называлась Череда
вязов, хотя ни вязов, ни каких-либо деревьев вообще нигде и в помине не
было видно, да и дом, к которому его привели, был столь же безликим и
заурядным, как и его собственный. Даже цветные витражи над входной дверью
были почти такие же. Возможно, здесь тоже когда-то работал зубной врач.
Сухопарый мужчина на секунду приостановился у железной калитки, которая
вела в палисадник, величиной с бильярдный стол, и пошел дальше. У двери
было три звонка, но только возле одного из них была карточка - совсем
истертая, с надписью, в которой можно было разобрать лишь окончание:
"...ишен лимитед". Кэсл нажал на звонок и увидел, что его поводырь перешел
на другую сторону Череды вязов и зашагал назад. Поравнявшись с домом, у
которого стоял Кэсл, он вынул из рукава платок и вытер нос. По всей
вероятности, это был сигнал, означавший "все в порядке", так как Кэсл
почти тут же услышал скрип ступенек - кто-то спускался по лестнице.
Интересно, подумал он, "они" приняли меры предосторожности для его
безопасности - на случай, если кто-то идет за ним, или для собственной
безопасности - на случай возможного предательства с его стороны... или на
оба случая. Но это было ему уже безразлично - его несла лента конвейера.
Дверь открылась, и неожиданно для себя он увидел знакомое лицо -
удивительные голубые-голубые глаза, широкая приветливая улыбка и маленький
шрамик на левой щеке, оставшийся, как он знал, с той поры, когда еще
ребенком человек этот был ранен в Варшаве после того, как город попал в
руки гитлеровцев.
- Борис! - воскликнул Кэсл. - А я думал, что уже никогда больше тебя не
увижу.
- Рад тебя видеть, Морис.
Как странно, подумал Кэсл, что только Сара и Борис в целом свете зовут
его Морисом. Мать в минуты нежности называла его просто "дорогой мой", а
на работе он жил среди кличек и инициалов. Кэсл сразу почувствовал себя
Маккефри Энн
Мацумото Сэйте
Круз Андрей
Лукин Евгений
Бажанов Олег
Пехов Алексей