озабоченность.
неделю пытаемся отговорить этого головореза от столь опрометчивого поступка,
указывая на возможные необратимые последствия, но он ничего не желает
слушать.
прогностическим мышлением,- отвечал Пфлюген. - А потом...
безобидных кирпичиках или досочках,- сообщил Тапкин. - Мы говорим:
представь, что это аббат Крюшон и сделай ему, что хочешь, любезный вышибала
Синь Синь.
кощунственного и пагубного намерения. Но, увы, - скривился Пфлюген,- этот
молодчик только укрепляется в нем.
прошибал ударом ноги два слоя досок, то теперь три, а то и четыре.
барон. - Да еще орет как бугай!
потрошителя! Вам надо бежать, аббат! Немедленно!
от радости, что вы, мои дражайшие чада, так прониклись евангельским
человеколюбием... Благодарю, что вы вовремя известили меня - я сегодня же
доложу обо всем императору. Что же до вашей епитимьи, то, раз вы так с ней
свыклись, ее надлежит соблюдать еще месяц. О, не благодарите меня, дети мои!
- остановил Крюшон Тапкина, раскрывшего рот, чтобы что-то возразить. - Я
только исполняю свой долг пастыря печься о своем стаде.
Во-первых, Синь Синь все отрицал:
отпирался вышибала на все расспросы и показания.
со звонким смехом убежала в будуар. А вскоре к трону вышел Ахмед, положил
руку на плечо Синь Синя и громко произнес:
аббат, нам твои яйца во как дороги - как свои. Ты как был у нас первый
иезуит, так и всегда будешь. Хочешь, я тебе один адресок дам?
величество... Ах, святой граф Артуа!..
Пфлюген переглянулись с гнусной ухмылкой.
вылитый лорд Тапкин - аббат сурово отверг легкомысленное предложение де
Перастини.
одолеть вон тот склон!
издеваться?!.
вылез из шарабана. - Знаете что, голубчик,- сказал он,- я, пожалуй,
прогуляюсь пешком - это очень полезно. А вы можете езжать куда хотите.
христианина идти пешком рядом с рикшей твоим... Да, да, я понимаю...
неизвестно кого. - Голубчик,- обратился он к рикше, похожему на Тапкина,-
езжай куда хочешь к себе домой, мы с моим знакомым доберемся пешком.
землю. Не говоря ни слова он побежал прочь, оставив шарабанку прямо на
улице.
что среди рикш есть тот, который во всем подражает внешностью мне?
совсем по-некитайски,- ринулся прочь мимо остолбеневшего де Перастини.
Итальянец попытался было припустить вдогонку, но куда! Ведь аббату Крюшону ,
как и графу Артуа, пребывание в роли рикши всегда сообщало необыкновенный
прилив сил и ощущение божественного всемогущества и блаженства. Доковыляв до
дому аббата, де Перастини обнаружил брошенную у крыльца шарабанку и крепко
запертые двери. Стонов в этот раз ниоткуда не неслось. Тут де Перастини
вспомнил, что он, как-никак, член цеха живодеров и в голове новоиспеченного
шкурника созрел один план...
ошалевшего от будуарного макрайства водовоза Синь Синя.
точно докопается!
говорили - он императора на тебя натравит, и пожалуйста!
Тапкин. - Это аббат подстроил, можешь не сомневаться!
ногах держишься, а что дальше будет? А тебе еще воду возить днем да пьянчуг
вечером вышибать из кабака!
сговорено!
с мужчиной,- выдал наставление Тапкин.
откликнулся барон.
боку на бок, не в силах заснуть. Какие-то приглушенные возгласы на улице
привлекли его внимание. Аббат прислушался:
какие-то три тени мелькнули внизу и скрылись с другой стороны дома. Ужас
обуял Крюшона. Не чуя под собой ног он метнулся к двери, открыл ее - и вдруг
- у него едва не остановилось сердце: в дверях кто-то клацнул зубами у
самого его носа. В тусклом свете луны аббату показалось, что перед ним
вставший на задние лапы крокодил.
треснул наглого беса промеж глаз и, не тратя ни мгновения, ринулся к окну и
отважно выпрыгнул из него.
это делает, аббат Крюшон быстро впрягся в нее и помчался по улицам
некитайской столицы, сверкая пятками.
запертым, вернулись к окну аббата с лестницей.
Синь Синь!
и вдруг испустил крик, от которого у жителей столицы заледенела кровь в
жилах:
сунулась крокодилья морда и вперилась в его глаза немигающим взором, причем,
один глаз крокодила закрывала черная повязка - очевидно, и среди крокодилов
(если, конечно, это был крокодил) тоже попадаются гегельянцы.
прочь. Он хромал и крыл обоих послов самыми черными словами и орал от ужаса.
Тапкин и Пфлюген глянули вверх, на выступающую из окна крокодилью пасть, и
ошеломленно уставились друг на друга - такого поворота друзья-европейцы
никак не ожидали.
оба посла решили было, что аббат раскрыл их замысел и подготовил, так
сказать, свой контрподкоп.
оторопевших послов промчался с невообразимой скоростью аббат Крюшон,
запряженный в коляску. Он как сумасшедший вопил:
могли понять. А Крюшон меж тем совершенно ополоумел от страха и сам ничего
не соображал. Он несся в одну сторону, в другую, орал благим матом, будя всю
столицу - и наконец, к аббату вернулась столь свойственная ему выдержка,
ясность ума и благоразумие. Надо срочно линять! - осознал аббат. -
Немедленно! Но куда? Как куда? - тотчас сообразил он. - Конечно, к пруду во
дворце, где намечалось торжество онанирующего перехода границы! Надо будет
переплыть в лодке на ту сторону, а после исчезнуть подобно святому графу
Артуа. - Конечно! - осенило аббата. - Ведь это же просто знамение - он