что ни она, ни все окружающие не могли знать, чувствовать, понимать, но
ничего не объяснил, лишь посмотрел на нее, горько, умоляюще задрожали
веки.
отошла. Некоторое время с закрытыми глазами, не шевелясь, стояла спиной к
Лягалову возле снарядного ящика, чувствовала, что он осмысленно ждет,
потом неуверенно вынула чайную ложечку из сумки. То, что она делала,
преодолевая сопротивление в себе, не было жестоким обманом ни его, ни
себя. Это было последнее, что она могла сделать для него.
было женщин на войне, - почему-то подумала она, отвинчивая пробку фляжки.
- Да, это он сказал тогда ночью".
ласково чужим голосом, садясь у изголовья Лягалова, и налила в ложечку
воды. - Сейчас не будет жечь, пройдет... Все пройдет...
ребенок, и она, тихо гладя его покрывшийся испариной лоб, с ужасом думала,
что эти ложечки вливали в него глотки смерти. Но все же наполнила
последнюю ложечку, зная, что жажда при ранении в живот страшна, люди,
мучаясь мыслью о воде, умирают тяжело и медленно.
сама чувствовала, как горячи, трепетны стали пальцы. И она сняла руку.
Лягалов застонал, глаза закрыты, словно тени неясных мыслей бродили по его
прозрачному лицу.
обессиленно пошевелил пальцами. - Здесь вот... В сердце было...
слез. - Вернулся я... После войны... Ребятишки вокруг. А жена отвернулась,
поцеловать... не захотела... А я ведь души не чаял. Красивая... а за меня,
урода, пошла... И ребятишки, четверо. Как же это, а? Разве я виноват, что
меня... убило? Разве виноват?..
все его тело, и он, замычав, отвернулся к стене, как-то стыдливо замолк,
будто захлебнулся внутренними слезами, шепча:
мне бы Порохонько еще увидеть... Я ведь любил его... уважал...
Сапрыкин.
когда же донеслись звуки, похожие на сдавленные стоны, опустил
перебинтованное свое тело на солому, проговорил успокоительно:
добрый он человек. - И хмуро покосился в сторону Гусева. - Вон и Гусев
чего-то заговариваться стал. Плохо, что ль, ему, Елена? Лопочет чегой-то
мальчонка.
лицо его заострилось, моталось из стороны в сторону. Он бормотал,
задыхаясь:
одни убитые... Снарядов пять штук... А мне постели на диване, мама... В
шкафу простыни-то... в шкафу...
шинели, корябавший Гусеву подбородок, некоторое время стояла, задумчиво
смотрела то на Гусева, то на этого пожилого, спокойного, все понимающего
Сапрыкина. Сапрыкин глядел на нее устало, сочувственно, и что-то
догадливое замечала она в глазах его. Было тихо. Давящее безмолвие висело
над блиндажом. И сквозь это безмолвие вполз в блиндаж громкий шепот от
входа:
столе, сказала:
сюда, под руку мне. - И заговорил, хмурясь на огни плошек: - Я свое пожил.
И в ту войну Советскую власть защищал, и в эту пошел. Два сына взрослые у
меня, оболтусы здоровые. - Усмехнулся одними глазами. - Недаром прожил.
Так вот что... - Он передохнул, глянул на дверь - из тишины от орудия
вторично и громче донесся голос Горбачева:
потрогала пистолет, внезапно вспомнила недавние слова Овчинникова: "Убить
из него нельзя, а так, поранить можно", - и, быстро застегнув ремень,
чувствуя неудобное прикосновение кобуры к бедру, она качнулась к
Сапрыкину, поторопила его взглядом: "Говорите, я слушаю".
дыханием подымал всю в бинтах грудь; густая седина светилась в его
волосах.
их, - проговорил твердо Сапрыкин и кивнул в сторону Гусева и Лягалова, -
на себя возьму. Мои солдаты, мне и отвечать. На том свете разберемся...
Живьем не отдам - не-ет! Только когда невтерпеж станет там, наверху, ты
сообщи: мол, давай, Сапрыкин, мол, последний звоночек с того света... Ну,
иди, иди!.. Да больше о себе помни да о Горбачеве, вам жить да жить. А
война-то вон к концу... Детей еще народишь...
заблестело немолодое грубоватое лицо, неожиданно улыбнулся, обнажая
щербинку в передних зубах. Никогда не видела Лена, как улыбался он, и
никогда не замечала эту щербинку у сержанта.
Только не перечь мне, ради бога... Иди!..
чувствовал то, о чем порой в эти часы ожидания и затишья думала она. В
разведке она давно привыкла к тому, что тяжелораненые на нейтральной
полосе почти никогда не попадают в плен. За два года она и себя приучила к
этому. Но ни Сапрыкин, ни Лягалов, ни Гусев не были разведчиками. И,
поднимаясь по земляным ступеням из блиндажа, Лена все же повернулась около
двери, ища в себе ту надежду, которая должна была быть в ней, сестре
милосердия, и которая еще тлела в ослабевшем от страданий Сапрыкине,
сказала не то, что хотела сказать:
ручным пулеметом, он глядел вперед, наблюдая за чем-то. Не поворачивая
головы, позвал шепотом:
освобождая место. - Ложись, не стесняйся...
Горбачева, в упор освещенное месяцем.
смело положила ладонь на его руку, охватившую спусковую скобу.
утомленно, дружелюбно, лицо было неестественно зеленым, щеки втянулись,
черные волосы упали на черные с блеском глаза, из широко расстегнутого
ворота виднелась сильная ключица. Прошептал полушутливо:
вашего брата, за эти пальчики жизнь бы отдал, а сними их. Чуешь - обалдел?
В глазах кровавые танки мерещатся. Зрение у тебя хорошее? Слух?
тона его.
танки. Видишь что-нибудь? Поближе ложись, так виднее...
руки Горбачева, маленькая чужая кобура сползла по ремню, жестко впилась в
бок. И это беспокоило ее, как и огненный зрачок месяца над высотами
Карпат, светивший навстречу, в глаза. Вокруг синел лунный сумрак. Поле
вокруг огневой было полно черных кривых силуэтов сожженных танков.
Тошнотворно пахло горелой броней. Метрах в пятидесяти впереди мутно
серебрились редкие кустики, справа широкими застывшими пятнами
обрисовывались два тяжелых танка. Косые тени густо падали перед ними. А
между этими тенями сквозил, лежал на траве светло-лиловый коридор лунного
света. И что-то еле заметно, осторожно передвигалось там, заслоняя светлый
коридор. Одинокий зовущий крик птицы отделился от танков, прозвучал в
зыбком воздухе, смолк. И вскоре другой крик прерывисто, громко отозвался с
минного поля, правее танков, и тоже умолк. Неясно различимое движение в
светлой полосе возникло отчетливее. Двое людей отделились от земли, ясно
проступили темные фигуры, тени на траве, перебежали, низко пригибаясь,
несколько метров по скату и растаяли в сумраке котловины.
крики - сигнал. Я знаю по разведке. Что ж вы, Горбачев, смотрите? Патронов
нет? - спросила она быстро. - Они же идут по проходу в минном поле. Нашли