так считаю.
перегородками был разделен; мысль не текла свободно, ее надо
было подталкивать, затрачивая немалые усилия.
оборонительных сооружений старой границы. Ее демонтаж начали
еще год назад, Тимофей это знал; выходит, не везде успели
демонтировать. Этот дот не демонтировали или еще не полностью
демонтировали, иначе незачем было его охранять.
пост. Их было двое. Они должны были дождаться прибытия
гарнизона дота и возвратиться в часть. Гарнизон так и не
появился. А утром на шоссе уже были немцы.
Ведь у них приказ.
всегда и горят порядочные люди.
Тимофей. - Постоянный НЗ. И тогда нам ни к чему лесничество.
Здесь дождемся своих.
боком. Хвашистские машины як скажени ревуть.
Он на посту. Поставьте себя на его место. Вы бы пустили в
охраняемый объект приблудную шпану вроде нас?
пропасть. Он один раз нарушил устав? Значит, и второй раз на
это пойдет. Второй раз легче. И на этом он погорит.
отделился, ушел выше по течению - у него была особая задача.
опирался на плечи товарищей; когда истощались силы - честно
объявлял остановки. Он добился главного: не было носилок, Не
было самого факта беспомощности, который унижал Тимофея
безмерно. Он шел сам! Не без помощи товарищей, но зато он
знал, что так им легче, что больше на его месте для них
сделать невозможно.
легко, однако сам холм вышел из Тимофея десятью потами. Не
будь раны - какой разговор! - он и не заметил бы этого
подъема, хотя холм оказался значительно круче, чем они
предполагали, глядя на него со склона горы. На каждом шагу -
из травы, из кустов, выпирая буграми из-под мохового ковра, -
напоминала о себе скала. Вот почему шоссе идет вокруг,
догадался Тимофей, пробиться сквозь эту крепь было бы куда до-
роже.
ромный заросший валун.
Пограничники отвыкли от эдакой благодати; все-таки двое суток
над головой были только сумрачные ели и горы, горы со всех
сторон.
например, Залогину, которому казалось, что мир раскрывается,
как перчатка, выворачиваемая наизнанку - все границы, стены,
препоны опрокидывались и медленно валились вниз. Тимофей был
задавлен усталостью и болью, кровь застилала ему глаза, он
задыхался; вся воля его сфокусировалась на преодолении
собственной слабости - и так снова и снова, в каждое
бесконечно текучее мгновение; он был втиснут в маленький
мирок, ограниченный ничтожными на первый взгляд желаниями и
поступками: "Сделать еще шаг... еще... держать ноги прямо...
нет - не больно, не больно... вот этот камень обойду, и... еще
шаг..." - а потом вдруг лопнула скорлупа, под которой все было
бесцветным, маленьким и тесным, мир взорвался, как вулкан,
стены упали, и вокруг открылась головокружительная голубизна.
трава была еще молодая, мягкая; пальцы зарывались в нее, как в
ковер, и нежились в каком-то своеобразном, едва уловимом паре,
в июньском тепле, которое таилось возле корневищ. Возможно,
тепло сообщалось самим камнем, но Тимофею было приятней
думать, что это дышит трава.
дальнейший маршрут. Дот был у них за спиной, кусты закрывали
его почти полностью, но можно было не сомневаться: часовой
где-то здесь, в укрытии, он следит за ними, пожалуй, еще с
того момента, как они перешли реку.
меньше трех километров, - причудливую старицу, гармоникой
подбиравшуюся к подножию холма, болотистый луг между старицей
и рекой, а сам думал об этом парне, о часовом. Тимофей думал о
нем с досадой, поскольку был совершенно уверен, что парень не
выдержит и заговорит с ними, и эту провинность ему нельзя
будет спустить; что заработал, то и получай полной мерой, и в
то же время его было жалко. Все-таки что ни говорите, а парень
угодил в ситуацию не приведи господь. Он не знал, на каком он
свете и что с ним будет завтра. Ему еще повезло, потому что
немцы могли обнаружить дот в первый же день, и тогда был бы
сразу конец. Его выручила стремительность немцев, их спешка.
Но стоит им остановиться и осмотреться по сторонам - и дот
будет обнаружен. Это может произойти в любую минуту, во всяком
случае, со дня на день произойдет, тут уж сомневаться не
приходится. Бедный парень, думал Тимофей, представляю, какая
ночь у него на душе. Ведь он один! Даже нам - бездомным,
усталым, гонимым - лучше. Как же он может устоять перед
искушением и не заговорить с нами, когда мы здесь, совсем
рядом, его соотечественники и товарищи по оружию; мы
остановились на минуту, сейчас поднимемся и пойдем дальше, а
он опять останется здесь один, чтобы потом - завтра или через
несколько дней - все так же в одиночестве и всеми забытому
встретить свою смерть. Его уже помотало на качелях надежд и
отчаяний. Он уже не сомневается в исходе. Потому что нет для
него других вариантов. Плен? - но пограничники не сдаются.
Бежать? попытаться в одиночку (или вместе с этими случайными
товарищами) пробраться к своим? - но он на посту...
поведением они показывали, что его недоверие их оскорбляет. Не
впускаешь? - и не надо, не больно хотелось... Но уже одно их
присутствие само по себе было величайшим искусом.
он.
признак силы; по крайней мере - твердого духа. Ему так не
хотелось показывать свою слабость, но голос был напряжен, едва
не сорвался. Это была жалкая попытка обратить на себя
внимание.
чит все еще в доте, говорит через какую-нибудь смотровую щель.
ты в будке спрятался, так можно над сержантом потешаться?
заколебался, но отступать не хотел. - А если даже и сержант,
так уж и пошутить нельзя? Вон как вырядился!
Залогин и отвернулся.
водилось. Но как тут не позавидуешь? - мало того, что сказал
красиво, еще и с ходу это получилось, без подготовки; раз - и
пожалте. Что значит - человек образование имеет...
что он молчал несколько минут. Потом предложил:
всякой медицины. Может, что надо - так я кину...
на месте.