Чтение 26–й страницы книги ~И ночи нет конца~

кухне-буфете, готовила еду.

- Кто сидел в двух передних креслах, тех, что ближе всего к буфету?

- Мисс Легард и мистер Корадзини. Вряд ли вам это поможет. Мисс Легард
вне подозрений. А что касается мистера Корадзини, то он был единственным,
кто не вставал с кресла до ужина. Это точно. Сразу после взлета он выпил
джин, выключил настенную лампу и, закрывшись газетой, уснул.

- Вы в этом уверены?

- Совершенно уверена. Я несколько раз выглядывала из кухни-буфета.

- Выходит, его следует исключить, - произнес я в раздумье. - Таким
образом, число подозреваемых сужается. Хотя он мог оказаться одним из тех,
кто бросил в урну зажигательное устройство. - Внезапно меня осенило.
Скажите, мисс Росс, кто-нибудь спрашивал у вас, когда будет ужин?

Прежде чем ответить, девушка посмотрела на меня долгим взглядом.

Несмотря на скудное освещение, я заметил, что лицо ее оживилось.

- Миссис Дансби-Грегг. Это точно.

- Такая всюду сунет свой нос. Кто еще?

- Сейчас вспомню, - деловито проговорила стюардесса. - Полковник
Гаррисон, но он не в счет. И мистер Зейгеро.

- Зейгеро? - взволнованно спросил я, наклонившись так, что едва не
касался лица девушки. - Вы уверены?

- Уверена. Помню, я еще заметила ему: "Проголодались, сэр?" А он ответил:
"Милая девушка, я всегда голоден".

- Так, так. Весьма любопытно.

- Вы думаете, мистер Зейгеро...

- Не знаю, что и подумать. Я столько раз попадал впросак. И все-таки это
уже зацепка. Такая зацепка дорогого стоит... Когда упала рация, он находился
поблизости? Скажем, сзади вас, когда вы, поднимаясь, задели стол с
приемником?

- Нет, он стоял возле выходного люка, это точно. А может...

- Нет, все было иначе. Мы с Джоссом прикинули. Кто-то успел подогнуть
одну ножку стола, а вторая оказалась в состоянии неустойчивого равновесия.

Когда вы встали, он толкнул эту самую вторую ножку. Находясь в отдалении.

Там валялась швабра с длинной ручкой, но в тот момент мы не придали этому
значения... Услышав грохот, вы обернулись. Так ведь? - Девушка молча
кивнула. - Что же вы увидели?

- Мистер Корадзини...

- Знаю. Он кинулся, чтобы подхватить рацию, - произнес я нетерпеливо. Но
кто-нибудь стоял тогда у стены?

- Действительно, там кто-то стоял, - едва слышно проговорила Маргарита.

- Нет, нет. Этого не может быть. Он сидел на полу и дремал. Когда
раздался грохот, вскочил и до смерти перепугался.

- Ради Бога! - оборвал я ее. - Кто это был?

- Солли Левин.

Взошла, затем исчезла луна, температура неуклонно понижалась. Было такое
впечатление, словно мы находимся на борту этой раскачивающейся из стороны в
сторону, грохочущей машины всю свою жизнь.

В продолжение бесконечного дня мы разрешили себе всего две остановки в
четыре часа пополудни и в восемь вечера. Сделал я это Преднамеренно. Мы с
Джоссом условились, что я попытаюсь выйти на связь с ним в часы, кратные
четырем. Мы вынесли рацию из кузова наружу, пока Джекстроу заправлял
топливный бак горючим. Десять минут кряду Корадзини крутил педали
динамо-машины, а я выстукивал ключом позывные, но даже намека на ответ не
последовало. Иного я и не ожидал. Если бы даже Джосс каким-то чудом сумел
отремонтировать рацию, из-за помех в ионосфере, обусловленных северным
сиянием, нам не удалось бы услышать друг друга. Но я обещал Джоссу наладить
связь и поэтому должен был сдержать слово.

Когда я предпринял повторную попытку выйти на связь, у всех, даже у нас с
Джекстроу, зуб на зуб не попадал из-за лютого холода. В нормальных условиях
мы не должны были ощущать его: при низких температурах мы надевали два
меховых костюма - нижний мехом внутрь и верхний мехом наружу. Но мы отдали
запасные комплекты меховой одежды Корадзини и Зейгеро. Без них в кабине
трактора, где холодно, как в морозильной камере, не обойтись. Поэтому теперь
мы страдали от стужи в такой же степени, как и все остальные.

Время от времени то один, то другой из пассажиров спрыгивал с трактора и
бежал, чтобы согреться. Но все были так измучены бессонницей, голодом,
холодом, непрестанной тряской, что спустя считанные минуты вновь забирались
в кузов. Когда же несчастные путешественники оказывались на борту вездехода,
то пот, образовавшийся на разгоряченном теле, мгновенно превращался в
ледяную влагу, отчего люди еще больше мерзли. Поэтому мне пришлось
категорически запретить подобные вылазки.

Решение, которое предстояло принять, далось мне с трудом, но иного выхода
не было. У нас не осталось сил бороться с усталостью, стужей и бессонницей,
и я приказал сделать привал.

Часы показывали десять минут первого ночи. Мы находились в пути, если не
считать кратких остановок для дозаправки горючим и сеансов связи, в течение
уже двадцати семи часов.

Глава 8

СРЕДА

С ЧЕТЫРЕХ УТРА ДО ВОСЬМИ ВЕЧЕРА

Несмотря на то что у всех слипались веки от усталости и непреодолимого
желания уснуть, не думаю, чтобы в ту ночь кто-то сомкнул глаза. Каждый
понимал: сон в лютый мороз - это смерть.

Такого холода мне еще никогда не приходилось испытывать. Хотя в тесный
кузов, рассчитанный самое большее на пятерых, нас набилась добрая дюжина, а
в камельке всю ночь пылал огонь, даже выпив по две чашки обжигающего кофе, в
ту долгую темную ночь мы испытывали адские муки. Зубы клацали, как у
эпилептиков; о тонкие деревянные борта стучали коленки и локти. То один из
нас, то другой растирал обмороженное лицо, руку или ногу, чтобы восстановить
кровообращение. Так продолжалось всю ночь. Диву даюсь, как немолодой Марии
Легард или больному старику Малеру удалось тогда остаться в живых. Не знаю,
как мы пережили ту ночь. Я взглянул на светящийся циферблат часов. Было уже
около четырех утра. Я решил, что дальше бездействовать ни к чему. Включив
плафон, при тусклом его свете я убедился, что у Марии Легард и Теодора
Малера сна ни в одном глазу. И прежде не очень яркая лампочка едва мерцала.

Это был дурной признак. Это означало, что аккумуляторы почти "сели" от
мороза. Однако и при слабом желтом свете можно было разглядеть следы
обморожения на посиневших лицах моих спутников; клубы пара, вырывавшиеся у
них изо рта; слой льда, образовавшийся на стенках кузова и потолке. Лишь
небольшой участок вокруг трубы камелька оставался свободным ото льда. Видеть
этих страдающих, несчастных людей было невыносимо.

- Не спится, док? - стуча зубами, спросил Корадзини. - Или забыли
воткнуть в розетку плед с электроподогревом?

- Просто не привык подолгу нежиться в постели, мистер Корадзини! - как
можно бодрее ответил я. - Ну что, поспал хоть кто-нибудь?

В ответ все молча замотали головами.

- Кто-то еще надеется уснуть?

И вновь качнулись из стороны в сторону головы.

- Тем лучше. - Я с трудом поднялся на ноги. - Сейчас только четыре часа.
Но если нам суждено замерзнуть, то пусть уж это случится в пути. Кроме того,
стоит нам замешкаться на час-другой, двигатель прихватит, и нам никогда не
удастся завести его. Каково ваше мнение, Джекстроу?

- Схожу за паяльными лампами, - произнес он вместо ответа и, отодвинув
полог, полез наружу. И тотчас зашелся в сухом мучительном кашле: морозный
воздух обжег ему легкие.

Следом за Джекстроу выбрались из кузова мы с Корадзини. И сразу словно
очутились в ледниковом периоде. Холод, перехватив дыхание, полоснул по
легким. Чтобы спрятать лицо от стужи, мы надели очки и снежные маски.

Поравнявшись с кабиной водителя, я направил луч фонаря на спиртовой
термометр (ртуть замерзает при -38ё). Не веря своим глазам, посмотрел на
него еще раз. Красный столбик, опустившись на дюйм ниже колбы, застыл на
отметке -68ё, обозначавшей ровно 100ё мороза. Конечно, это не температура
-85ё, о которой сообщал Вегенер, и уж тем более не -125ё, отмеченные
русскими на станции "Восток" в Антарктиде. Тем не менее более низкой
температуры мне в жизни своей не приходилось испытывать. Надо же было такому
случиться именно теперь, за две сотни миль от ближайшего жилья! Мы с
Джекстроу оказались в обществе двух убийц, старика, одной ногой стоящего в
могиле, и семерых других спутников, теряющих с каждой минутой силы от
холода, усталости и недоедания. Да еще в довершение всего на борту
допотопного трактора, готового остановиться в любую минуту.

Час спустя именно это и произошло. Я уже давно догадывался, что нам еще
предстоят неприятности. И в самом деле, после того как я включил зажигание и
нажал на кнопку звукового сигнала, послышался только жалкий писк.

Аккумуляторы настолько "сели" на холоде, что с их помощью нельзя было бы
завести и теплый двигатель. А уж о холодном и говорить нечего: в картере,
коробке передач и дифференциале смазка утратила свои свойства, превратившись
в густую, вязкую, как животный клей, массу. Вдвоем с Джекстроу мы попытались
завести мотор вручную, но не сумели провернуть коленвал и один раз.

Мы решили пустить в ход паяльные лампы, но выяснилось, что керосин,
замерзающий при -50ё и загустевающий уже при -40ё, превратился в лед.

Пришлось прибегнуть к бензиновым паяльным лампам. Поставив их на
деревянные ящики и закрыв двигатель брезентом, мы расположили две лампы под
картером, две под коробкой передач и одну под дифференциалом. Примерно через
час коленвал можно было провернуть без особого труда. Установив на место
аккумулятор, отогретый у камелька, мы снова попытались завести двигатель. Но
все было тщетно.

Никто из нас, в том числе и Корадзини, чья компания изготавливала