королю Мольер, чтобы снять с себя обвинение в кровосмесительстве, но нет
никаких сомнений в том, что оправдываться и что-то представлять пришлось. И,
надо полагать, что -это были акты, в которых Арманда Бежар значилась дочерью
Марии Эрве-Бежар. Король счел доводы Мольера совершенно убедительными, и
никакого дела не разгорелось, и тут великая война между Мольером и его
врагами стала утихать.
странное состояние духа, причем только в дальнейшем догадались, что это
состояние носит в медицине очень внушительное название- ипохондрия. А на
своих плечах он вынес в вечность двух некрупных писателей: де Визе и Эдма
Бурсо. Они мечтали о славе и получили ее, благодаря Мольеру. Если бы не то
обстоятельство, что он вступил с ними в сражение, вероятно, мы очень мало бы
вспоминали об именах де Визе и Бурсо, да и о многих других именах.
Мольер вступил в 1664 год в полном расцвете славы, и слава эта, вылетев из
Франции, поднялась над Альпийским хребтом и перекинулась в другие страны.
появился на свет мальчик. В период между рождением и крещением ребенка
Мольер подготовил и поставил свою новую комедию "Вынужденный брак".
Собственно, это была одноактная пьеса, но, зная, насколько король любит
балет, Мольер ввел в нее многочисленные танцевальные номера, расширив ее до
трех актов.
Джиованни Баптист Люлли написал для "Брака" музыку, а королевский
балетмейстер Бошан поставил в нем танцы. Пьеса потребовала сложной
монтировки, денег на нее было истрачено много, но эти деньги не были брошены
зря.
ввел в комедию двух смешных философов. Старый клермонец не забыл уроков
покойного Гассенди и вывел на сцену двух ученых болванов- одного, Панкрасса,
аристотелевской школы, и другого- Марфуриуса; школы древнего скептика
Пиррона.
противоположность ему, был скуп на слова и до того скептичен, что советовал
Сганарелю сомневаться даже в том, в чем никак не может сомневаться человек,
у которого есть глаза. Так, Сганарель, придя куда-нибудь, должен был
говорить вместо "я пришел"-"мне кажется, что я пришел", что, конечно,
вызывало в здравомыслящем Сганареле справедливое изумление.
парижского философского факультета, и непонятно, почему оно не вылилось в
большой скандал, потому что, как я уже говорил раньше, смеяться над
философами аристотелевской школы было крайне небезопасно.
Париже, недавнее приключение графа Филибера де Граммона. Этот граф
пользовался таким исключительным успехом у дам, что рассказы о его
приключениях наконец утомили короля, и он приказал де Граммону на некоторое
время съездить в Англию. Но не успел граф появиться в Англии, как мгновенно
покорил сердце фрейлины, девицы Гамильтон.
женится. Однако, когда настала пора, граф собрался в родную Францию, причем,
прощаясь с девицей, не произнес ни одного слова, из которого было бы видно,
что он собирается жениться.
пристани появились двое братьев девицы Гамильтон. Первого же взгляда графу
было достаточно, чтобы убедиться в том, что братья собрались в какое-то
серьезное предприятие: из-под плащей у братьев торчали концы шпаг, как
полагается, но кроме шпаг при них были пистолеты. Братья приветствовали
Граммона реверансами, но с такой вежливостью, которая Граммону показалась
чрезмерной.
поглядел на снасти корабля, на пистолеты и подумал: "Нет никаких сомнений в
том, что, даже если мне удастся подстрелить старшего, мне немедленно
придется драться и со вторым. В порту произойдет скучнейшая возня, и хуже
всего то, что она чрезвычайно огорчит его величество. Да при всем том,
девица Гамильтон - очаровательная девица!.."
возвращаюсь в Лондон, чтобы исправить это дело.
похождений Филибера де Граммона, а из произведения знаменитого сатирика
Рабле, описавшего похождения некоего Панурга.
Лувре, с большим блеском, причем в балетной части выступал один исполнитель,
о котором с уверенностью можно сказать, что не всякий драматург может
получить такого исполнителя: в одном из балетных выходов второго акта
первого египтянина танцевал, в паре с маркизом Вильруа, король Франции. Вот
до какой степени он любил балет! Кроме короля в спектакле принял участие его
брат, игравший роль одного из поклонников жены Сганареля, и целый ряд
придворных, из которых трое изображали цыган и четверо-чертей. Решительно
все выразили ту мысль, что лучше всех в спектакле был первый египтянин. Мы
молчим, но про себя таим мысль, что лучше всех в спектакле были Сганарель в
исполнении Мольера и Панкрасс с Марфуриусом в исполнении Брекура и дю
Круази.
одноактном виде, без дорогостоящего балета, но особенного успеха не имела.
танцуя 13 февраля в другом балете, который был поставлен для него
изнывающими от ревности к Мольеру бургонцами, причем в исполнении пролога к
балету участвовали знаменитые Дезейе и Флоридор. Мольер же получил
возможность вернуться к текущему репертуару и к делам своей семьи.
все в той же церкви Сен-Жермен де л'Оксерруа 28 февраля несколько рассеял
мрак жизни находящегося в состоянии меланхолии Мольера. В этот день крестили
первенца Мольера. Все было обставлено необыкновенно пышно и парадно. У
купели стоял гвардеец с длинной алебардой, а у священника на лице был
выражен необычный восторг. Дело в том, что Мольер добился исключительной
чести: крестным отцом ребенка согласился быть король Франции. От имени
великого кума присутствовал герцог де Креки, а от высочайше поставленной
кумы Генриэтты, герцогини Орлеанской,-супруга маршала дю Плесси. Ребенка,
как совершенно понятно, назвали Людовиком.
Мольера значительно стихла. Тень короля стала всем мерещиться за плечами у
директора труппы, и многие из тех, которые любят становиться на сторону
победителя, с увлечением рассказывали о том, что будто бы Монфлёри с его
доносом и слушать не стали во дворце, а выгнали почти что взашей.
странным. Он покинул свою квартиру на улице Ришелье и перебрался с женою на
прежнее место, на угол Королевской площади и улицы Фомы Луврского, и зажил
там в одном доме с Мадленою Бежар и с госпожой Дебри. Добрые знакомые
сделали из этого вывод, что он вновь сошелся с верным своим и славным
другом-госпожой Дебри, а другие добавили к этому: "...и с Мадленой также!"
несомненно, что оставаться наедине в отдельной квартире на улице Ришелье
супруги Мольер уже больше не могли.
работать над одной большой вещью. Производил он эту работу втайне, и очень
немногие знали о ней. В числе их были: знаменитый критик и поэт
Буало-Депрео, ставший, несмотря на большую разницу лет (он был моложе
Мольера на четырнадцать лет), как я уже говорил, лучшим другом моего героя,
и одна из умнейших и интереснейших женщин во Франции, Нинон де Ланкло,
прозванная французской Аспазией, в салоне которой Мольер, без особенной
огласки, читал отрывки из новой комедии.
обольстившего его своими балетами, тот всеподданнейше сообщил, что пишет
большую комедию о ханже и- лицемере. Королю, привыкшему ожидать от директора
труппы прелестнейших затей и увеселений, это очень понравилось, и придворные
распространили слух, что якобы Мольер потихоньку какие-то сцены королю уже
прочитал и что король давал ему авторитетные советы. Но ничего этого в
действительности не было. Никаких советов король не подавал, занимаясь в
кругу своих выдающихся по уму и способностям министров государственными
делами и ожидая окончания отделки Версальского дворца.
французской сцене еще не бывало.
крестного отца и не в виде египтянина. И воистину нужно блестящее перо Жана
Расина, писавшего торжественные оды в начале своей литературной карьеры,
чтобы изобразить то, что происходило в Версале в начале мая 1664 года.
главе его верхом на коне ехал король Франции. Весенние лучи били прямо в
панцирь королю, и можно было ослепнуть, возведя на короля взор. Сбруя на
коне горела золотом, на шляпе короля сверкали алмазы. На шлемах конвоя
развевались перья, и танцевали под конвоем кровные кавалерийские лошади.