Чтение 26–й страницы книги ~Где ты, маленький "Птиль"~

-- Здравствуйте! -- сказал я. -- Вы -- Лата?
-- А вы -- уль Митя, с Земли. Проходите, Латора нет...
-- Простите, я ненадолго. Я по делу.
-- Говорите, я слушаю. Не стесняйтесь.
-- Попросите Латора завтра позвонить мне из Селима.
-- Не сомневайтесь, я попрошу.
-- Вот номер моего малого аппарата. Пусть позвонит обязательно. А
встреча вечером, само собой. Мики спит?
-- Да, -- она улыбнулась мне с благодарностью.
-- Как крылышко?
-- Легче. Это легкий был ушиб, хвала небу!
-- Можно, я взгляну на нее?
-- О, конечно, это такая честь!
Она провела меня в маленькую комнатку с лампочкой слабой и закрытой
тряпкой. Мики спала на животике, чтобы крылышки были свободны. Она была
хорошенькая, с огромными ресницами и смуглая. Я легонько погладил ее по
голове и на цыпочках вместе с Латой вышел в микроприхожую.
-- До свиданья, Лата, -- сказал я. -- Пусть Мики поправится.
-- Спасибо вам, -- сказала она. -- Спасибо за Оли.
-- Не за что, -- неуклюже ответил я, и Лата закрыла за мной дверь.
Пропади пропадом та криспа, которой следовало сидеть у самого дна, на
севере!
Через пять минут я был дома. Папа и Орик -- тоже.
-- Как театр? -- спросил я, ставя емкость с краской у двери на балкон.
-- Колоссально! -- сказал папа. -- Их актеры играют так темпераментно,
будто сейчас съедят друг друга.
-- А что за пьеса? А?
-- О бешеной любви высокородного политора к безродной политорке. Пьеса
что надо. Все время плакать хотелось. Орик сказал:
-- Я улетаю. Есть вопросы?
-- Интуиция? -- спросил я. -- Если Латора не отпустят на Тиллу, вы
сможете помочь? Извините, Орик.
-- Да, -- сказал он. -- Это не проблема.
Он ушел, улетел, явно озабоченный своей ситуацией.
-- Пап, сели за текст записки, да?
-- Давай, -- сказал он.
-- Сначала о наружной надписи. Вон там -- краска, Пилли достала, держит
космическую скорость. "Земля. Наш городок. Космический центр. Славину.
Вскрыть переднюю верхную часть мощным магнитом".
-- Нормально. Поправок нет.
-- Та-ак. Записка внутри: "Взяты в плен далекой высокоразвитой
цивилизацией, обратный курс не используйте -- не долететь, попытаемся
выбраться сами, возможна задержка, а вернется мама, ей приветы с планеты
"икс", мол, обнаружили ценные металлы, нам заброшены продукты, аппаратура,
работаем, вернемся через месяц-два, пусть не прилетает -- там сезон дождей,
сообщи газетчикам а двум-трем представителям высокого начальства изложи
правду, но с твердым настоянием молчать, надеемся на встречу. Рыжкины".
Я прочел это медленно вслух, папиных поправок не было.
-- Я боюсь, что вспышка здесь может произойти раньше, чем обговоренный
день отлета, -- сказал я.
-- Просить раньше вроде нет оснований. Мы же не в курсе дела. Принимают
нас хорошо, отлет в срок -- обещали... Да вроде нам и самим интересно здесь,
не так ли?
-- Мне так очень! Так бы хотелось половить рыбу, дунуть в другой город,
еще раз "попланировать", увидеть Малигата, а,Тула, да и эта машина против
геллов не идет из головы.
-- Я тоже об этом много думаю, -- сказал папа. -- Хочешь, я изложу тебе
кое-что.
-- Давай.
Поразительно, он пересказал мне мои соображения.
-- Такую игрушку квистор от себя далеко не отпустит, значит, она в
Тарнфиле. Где? Вроде бы в трех местах: лаборатория, тюрьма, сама квистория.
Лаборатория скорее всего отпадает: если внутри нее есть засекреченное место,
куда есть доступ лишь двум ученым, -- это ненадежно. Другие -- не идиоты,
могут допустить, что машина там. Тюрьма? Нет. Приходящие ученые очень
заметны. Это настораживает. Остается квистория. Но иметь засекреченный, но
видимый вход во что-то, -- тоже подозрительно хотя народ там вышколенный,
есть и другие, например, Орик. Нет, вход к машине должен быть невидим.
Значит (тут я напрягся), он в кабинете самого квистора с невидимой дверью в
него. Даже сейф, если он там есть, может быть входом.
-- Сейф не сейф, а дверь, вход -- это здорово!
-- Спать, -- зашипел папа, так что Сириус зашипел тоже.
-- А как наши лаборатории, научные институты, заводы? Вы ведь там не
были? -- Так началась встреча с молодыми учеными в технициуме. Со мной был
Орик.
-- Нет, там я еще не был и, может, не буду.
-- А причина? Вам и вашему отцу это разве не интересно?
-- Это, как говорят у нас на Земле, -- риторический вопрос.
-- Понятно.
-- По нашим планам и с согласия правительства, вашего, до нашего отлета
осталось несколько дней. Увидеть можно не так уж и много, объем информации
был бы минимальным. И еще: нам никто ничего подобного не предлагал.
-- Почему, как вы думаете?
-- И дней мало, и, главное, существует мысль, что, возможно, наши
цивилизации могут скрывать агрессивные намерения -- тогда нам по
лабораториям разгуливать нечего.
-- А как убедиться в неагрессивности?
-- Не знаю, допустим, все же запустить нас в недра вашей науки: это
было бы проявлением и вашей силы, и уверенности в себе. И доверия.
-- Так за чем дело стало? На ваш взгляд.
-- Не знаю. Это мы у вас в гостях, а не наоборот. По общему
впечатлению, вы сильнее нас и бояться вам нечего.
-- Почему вы так решили?
-- Ну... хотя бы потому, отвернись я сейчас от вас, я могу получить
выстрел в спину (шепот, волнами), не буквально, конечно. А дайте мне
автомат, отвернитесь вы и -- вы все видите! Третий глаз! -- Хохот в зале,
маленькая буря. -- Как считает мой отец (а он ученый), беглые встречи,
прогулки по городу, поход в театр, "планирование", охота в море -- это и
есть нормальный первый контакт, доверие, или недоверие рождается на этом
простом уровне. Лаборатории -- дело десятое.
-- Вы разумно рассуждаете, а ведь вы очень молоды. Откуда это?
-- Насобачился.
-- То есть? Поясните, пожалуйста. На-со-ба-чил-ся.
И только тут, балда, я вспомнил, что ведь у политоров нет собак, мы же
не видели, а были бы -- тоже не просто объяснить, -- это же не прямое
выражение. Кое-как я объяснил им, что такое собака, но само свое выражение
объяснить не смог и заменил его словом "натренировался".
-- Простите! Мы ученые, но с нами беседует не ваш отец, а вы -- совсем
еще мальчик... Надеюсь, вы не обижены?..
-- Нет, конечно. Мой отец беседовал с уже учеными, а вы -- только
будущие. Я -- тоже будущий ученый. Через три года я буду работать в
сложнейших лабораториях Земли.
-- Мы этого не знали. Как это получилось?
-- Дело было сложное. Оно касалось нового межпланетника суперкласса, он
был сосчитан весь, кроме одной детали двигателя, -- и я предложил наиболее
правильное решение. Мой папа поначалу был моим подчиненным...
Мама миа! Как они хохотали.
-- Я стал известной фигурой на Земле, много выступал, вот и...
насобачился.
-- Вы философ? По склонностям.
-- Нет, я ученик, школьник, Митя. Зовите меня просто Митя, уль -- меня
смущает.
Они улыбались. Я быстро подошел к доске, взял мелок и быстро нарисовал
мой корабль в разрезе.
-- Вот он, тот корабль. -- Значительная пауза. -- Понятен он вам?
Я быстро стер рисунок. Несколько перекрещивающихся реплик, восклицания,
потом один политор сказал, а легкий гул согласия обозначил, что это не
только его впечатление:
-- Разумеется, неясно ваше топливо, ясно по некоторым узлам, почему он
способен летать, но вообще досконально конструкция не ясна.
-- Превосходный корабль, -- сказал я. -- Но не может долететь до вас
пока. Вопрос о нашей агрессии отпадает.
-- А мы до вас долететь можем?
-- Не скажу, -- сказал я, и все заржали.
-- В общем, -- сказал я, -- мы вам собак доставить на Политорию не
сумеем. Вернувшись на Землю, мы можем вычислить, где установить между нами
маленькую плакетку-переходник, тогда я обещаю вам несколько собак.
Пользуйтесь, существа отличные!
-- Это было бы прекрасно! Митя, судя по тому, что тот ваш корабль вышел
в космос, вы -- настоящий ученый, но вам не кажется, что вы -- прежде всего
-- психолог, философ и политик?
-- Ну, если я политик, то по случайности, жизнь заставила, а если
философ и психолог, то вы тоже философы и психологи, если вы, конечно,
ученые. Кстати, разговор о чем попало гораздо ценнее, в нем больше
рациональных зерен. Это -- ощущение. А как ваше? -- Многие закивали. --
Задавайте мне любые вопросы, но лучше не из сферы науки.
-- У нас много общего. Кино, театр, цирк... Спорт у вас есть?
-- Да, -- сказал я. -- Все есть. Это тем более поразительно, что вы
произошли от птиц, а мы, как моро, от обезьян, которых у вас нет, и вы не
видели их никогда.