кричу. Кто-то дышащий с хрипом, пробегая, кованым ботинком наступил мне на
руку. И с облегчением чувствую, как беспамятство наваливается на меня...
надо мной в эту ночь. Я очнулся от холода на земле. Знобило. Но рту был
железистый вкус крови. Где-то отдаленно стреляли, и красные пули цепочками
беззвучно летели к далеким звездам и гасли. Я осторожно потрогал затылок,
вспухший и мокрый,- боль обожгла глаза. Лежа на земле, я плакал от слабости,
и слезы текли по щекам, а свет звезд дробился в глазах. Потом я почувствовал
себя тверже.
голубовато блестела на торчащей вверх задней ноге. Я вспомнил, что тут
артиллерийские позиции, и сообразил, что сюда придут. Пошарил около себя на
земле пистолет. Его нигде не было. Одна граната уцелела на поясе. Встав на
четвереньки, пополз, часто останавливаясь от слабости и прислушиваясь. Две
черные тени в касках, хорошо видные на фоне неба, двигались стороной,
бесшумно. Иногда они останавливались там, где слышался стон. Красный огонь,
удар выстрела, и, постояв, они двигались дальше. И снова останавливались,
снова вспышка, выстрел - и дальше шли. Переждав, я пополз со всей
осторожностью. Ладонями по временам я чувствовал теплый пепел, земля кое-где
еще дымилась, и ветром раздувало красные угли.
знакомы, памятны, не раз укрывали от пули. Тут по ночам вылезали мы из щелей
и блиндажей - и те, кто жив сейчас, и те, кого уже нет,- ложились на траву,
дышали полной грудью, расправляли затекшие за день суставы. Сколько раз
всходил из-за леса молодой месяц, старел, наступала глухая пора темных ночей
- лучшее время для разведки, снова нарождался молодой месяц. На наших глазах
поднялась здесь кукуруза и скрыла нас от наблюдателей, потом она стала
желтеть, и это тоже было хорошо: не нужно было обновлять маскировку. И вот -
пепел. И земля эта - чужая, и я уползаю с нее один, а недалеко черными
тенями движутся немцы и достреливают раненых. И так же, как всегда, светят
над землей звезды, и уже показался из-за леса желтый рог молодого месяца, но
свет его сейчас опасен мне.
скрыться в лес. Я узнаю это место. Здесь когда-то пехотный шофер пытался
проскочить днем на "виллисе", крутанул резко и вывалил полковника.
оглядываюсь. Пепельное небо. Черные стебли кукурузы. Кто там? Наш? Немец? Но
немцу зачем прятаться? А может быть, раненый. Мне кажется, я слышу дыхание.
Или это кровь шумит в ушах? Земля подо мной начинает дрожать. Идут танки.
Два немецких танка и бронетранспортер приближаются по дороге. Если в
кукурузе немец - все! Он крикнет.
свете вспыхнувшего фонарика - пыль как дым. Лежа снимаю гранату. Не кричит.
И уже шелохнулась надежда: наш.
тускло блестящие каски, расстегнутые мундиры, засученные рукава. Некоторые
несут автоматы, положив поперек шеи, держась руками за ствол и за приклад.
Задние идут по плечи в пыли. И еще один танк, замыкающий. За рокотом и
лязганьем не слышно шагов. Мы лежим затаившись, вжимаясь в землю: я и тот в
кукурузе. Это наш, наверное, такой же, как я, раненый. Я осторожно ползу к
нему.
Неотдышавшиеся, сидим в кустах, в тумане и шепчемся, как гуси в камыше.
по щекам. Я чувствую - могу разреветься. А он жмется: неловко ему. И мне уже
неловко, и мы молчим, смотрим друг на друга и молчим, и хорошо бы закурить
сейчас. Мы только что могли пострелять друг друга.
лицом к свeту и полз дальше. Пехотинец какой-то сказaл eму, что видел, как
убило меня, и он полез сюда. Из всех людей в эту ночь он один не поверил,
что я убит, и, никому не сказал, полез за мной. Это мог бы сделать брат. Но
брат - родная кровь. А кто ты мне? Мы породнились с тобой на войне. Будем
живы - это позабудется.
сделать немцы,- это убить нас. Но это, в конце концов, не самое страшное.
Сколько уже лeт ведут они бесчеловечную войну, а люди остаются людьми.
сейчас. Я не понимал прежде, что это приятно - когда тебя ругают.
пилотку наживем, было бы на что надевать.
усилия мысли глазами. А мне расцеловать хочется его длинноносую, угрюмую,
милую морду.
лесу. Туман подымается из кустов. Пахнет близкой рекой и туманом. Он
скрывает нас. В сыроватом воздухе я чувствую от своей гимнастерки, от рук
запах гари. Лес полон немцев. Мы слышим их голоса, шаги и несколько раз,
затаившись, пережидаем, пока они пройдут.
отвечает наш. В тумане звук его глуховатый. Мы идем на этот звук.
Руки заледенели, а дыхание горячее. И мерзнет спина. Никак не могу отогреть
спину. Кутаюсь плотней в шинель, сжимаюсь, чтоб не дрожать. И оттого, что
сжимаюсь все время, болит затылок, болят все мускулы, ломит икры ног. А
глаза горячие - невозможно поднять.
свет режет глаза.
мне фляжку. Из горлышка идет, пар.
отвесно стоит над головой, а я в шинели не могу согреться. От сверкания воды
в Днестре у меня из глаз на небритые щеки текут слезы. Вытираю их плечом,
чтоб Панченко не видел. Он сидит отвернувшись, за двое суток на плацдарме он
похудел и почернел, лицо стало шершавое, скулы заострились.
шепчет, как в бреду:
пустили...
стараюсь не смотреть туда. Отдаю Панченко фляжку. Лечь, укрыться с головой и
не смотреть. Шум ссоры привлекает меня. Близко от нас в водомоине,
проточенной в песке ливнями сверху, два бойца ссорятся из-за места и уже
толкают друг друга. Один щуплый, молоденький, в накинутой на плечи шинели.
Другой - мордатый, в одной бязевой рубашке с болтающимися у горла завязками.
Он, видно, пришел сюда позже, но посильней и толкает щуплого в грудь. Тот не
защищается, только при каждом толчке подхватывает спадающую с плеч шинель.
и губы у него дрожат.
вдруг, исказившись, бьет левой, сжатой в кулак рукой в лицо. Тот зажимает
лицо ладонью, и только незащищенные глаза, полные ужаса, обиды, боли, не
отрываясь смотрят на мордатого: "За что?"
видеть. И в тот же момент: ви-и-у... бах! Оглушенный, осыпанный пeском,
отряхиваюсь. Ко мне под обрывом бежит Фроликов, заслоняя голову рукой,
кричит издали:
по-собачьи скребет себе нору, озираясь. Там, где они толкались недавно,
лежит распластанная на песке шинель. Панченко, подойдя, приподнял ее,
потрогал что-то и опять накрыл шинелью. Возвращаясь, он вытирает пальцы о
голенище сапога.
вам идти к нему.
солдатские растоптанные сапоги и худая рука с детской, вывернутой вверх
грязной ладонью. А мордатый рыл, уже по локти углубясь в песок. С минуту
стоял я над ним, сдерживая желание ударить сапогом.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Березин Федор
Куликов Роман
Шилова Юлия