белом под деревом, каждый листок которого обведен золотом; изображение
епископальной церкви Святого Иоанна - кирпичик за кирпичиком педантично
выписан пером, - датированное 1927 годом и подписанное крупными буквами:
"Милдред Л.Крамер". Над маленьким столиком висит художественная
фотография: какой-то старикан с седым пушком над ушами и с пасторским
воротником смотрит мимо тебя как бы в самое сердце вселенной; в ту же
рамку воткнут вырезанный из газеты пожелтевший снимок того же старого
джентльмена с сигарой - он хохочет, как сумасшедший, вместе с тремя
другими типами в церковном облачении. Он немного похож на Джека, только
толще и крепче. Сигара зажата в кулаке. Дальше красуется цветная
репродукция - сцена в мастерской, где плотник работает при свете,
излучаемом головою его подмастерья [имеется в виду "плотников сын" Иисус
(Мф. 13:55)]; стекло, в которое она вставлена, отражает и голову самого
Кролика. В прихожей стоит какой-то острый запах. Пятновыводителя? свежего
лака? нафталина? старых обоев? - гадает он, он, "тот, который исчез".
"_Сексуальный антагонизм возникает практически со дня рождения_". Ну и
сука. Однако в ней горит приятный огонек, как свет, направленный снизу
вверх на ее ноги. Эти сверкающие белые ноги. Да, такая знает, чего хочет.
Булочка. Душистая ванильная булочка. Несмотря ни на что, она ему нравится.
Экклз на кухне уговаривает Джойс надеть свитер, спрашивает у Люси,
безнадежно ли сгорел пирог, и, не зная, что уши Кролика совсем рядом,
говорит:
который принадлежит только тебе и находится под твоей защитой_.
полицию!_
том, что если позвонит такой-то... где новые мячи для гольфа? Джойс, ты
брала печенье десять минут назад, и, наконец, слишком спокойным голосом,
словно царапины их спора давно затянулись, произносит "до свиданья".
Кролик возвращается в другой конец коридора и останавливается,
прислонившись к радиатору, когда Экклз, похожий на совенка, неловкий и
недовольный, выскакивает из кухни.
приобретает тропический восковой отлив. Экклз закуривает сигарету, они
едут вниз, пересекают дорогу 422, выезжают на равнину и направляются к
полю для гольфа. Сделав несколько глубоких затяжек, Экклз объявляет:
закрывается, обращенные вовнутрь зубы ждут, а брови тем временем
выжидательно поднимаются и опускаются.
свою кокетливую пещеру. - Потом вы еще говорили, будто знаете, что у вас
внутри. Я весь уик-энд думал, что это такое. Вы не могли бы мне объяснить?
больше теряет. Под прикрытием своей кожи он в полной безопасности и не
хочет из нее вылезать. Вся хитрость этого типа сводится к тому, чтобы
выманить его наружу, где с ним можно будет поступать по своему усмотрению.
Однако неумолимый закон вежливости разжимает ему губы.
тоже так думаете?
в себе.
Ваша жена гуляла во дворе с сыном и, как я понял, со своей старой
подругой, миссис - не то Фостер, не то Фоглмен.
очень широкими дужками.
Фоснахта.
немецкая.
Fastnacht - масленица, карнавал]
что дедушка умер в тысяча девятьсот сороковом году, - он всегда ждал
наверху, пока я сойду вниз, чтобы я не стал "Фоснахтом". Он тогда жил с
нами. - Кролику приходит в голову, что он уже много лет не думал и не
говорил о своем дедушке.
вниз последним, и все меня дразнили, мне это не понравилось, я обиделся и,
кажется, даже заплакал. Во всяком случае, именно поэтому старик и выжидал
наверху.
приезжал к нам в Коннектикут и ужасно ссорился с отцом. Мой дед был
епископом в Провиденсе и так старался, чтобы его церковь не превратилась в
униатскую, что сам чуть не стал униатом. Он называл себя
деистом-дарвинистом. Отец, наверное из чувства противоречия, стал страшно
ортодоксальным, чуть ли не приверженцем англо-католической церкви. Он
любил Беллока и Честертона. Он всегда читал нам те самые стихи, против
которых, как вы слышали, возражает моя жена.
одобряет. Он подсмеивается над детьми, и она никак не может ему этого
простить. Это все из-за ее увлечения психологией. Психология рассматривает
детей как некую святыню. О чем я говорил? Несмотря на свои весьма
расплывчатые теологические теории, в религиозной практике дед сохранял
определенную оригинальность и даже ригоризм, который мой отец начисто
растерял. Дедушка считал папу крайне нерадивым, потому что он не устраивал
каждый вечер семейных богослужений. Отец, бывало, отвечал, что не хочет
надоедать детям мыслями о Боге так, как надоедали ему, да и вообще, какой
смысл молиться богу джунглей в гостиной? "Значит, ты не веришь, что
Господь обитает в лесах? Ты думаешь, что он только за витражами?" -
говорил, бывало, дедушка. И так далее. Мы с братьями просто дрожали от
страха, потому что споры с дедом в конце концов вызывали у отца жуткую
депрессию. Вы же знаете, как это бывает с отцами, - никогда не можешь
избавиться от мысли: а вдруг они все-таки правы? Маленький сухой старичок,
по выговору типичный янки, в общем-то ужасно милый. Помню, за едой он,
бывало, схватит кого-нибудь из нас за коленку своей костлявой коричневой
ручкой и проквакает: "Неужели он заставил тебя поверить в существование
ада?"
удается.
оголтелый атеист не понимает, что значит настоящее отлучение. Тьма вовне.
А то, в чем мы живем, можно назвать скорее тьмой внутри, - со смехом
говорит он, глядя на Гарри.
внести что-то свое в разделяющее их пространство. Возбужденный чувством
дружбы, соревнования, он поднимает руки, размахивает ими, словно мысли -
баскетбольные мячи, и в конце концов заявляет:
всем этим, - он обводит рукою вокруг; они как раз проезжают через жилой
район по эту сторону поля для гольфа - домики в полтора этажа, наполовину
дерево, наполовину кирпич; укатанные бульдозерами плоские дворики с
трехколесными велосипедами и чахлыми трехлетними деревцами - самый что ни
на есть убогий пейзаж на свете, - где-то за всем этим находится нечто
такое, что именно мне предстоит отыскать.
значительного. По крайней мере вначале.
как попытался поделиться с этим типом чем-то своим. Священникам, наверно,
только того и надо - подстричь всех и каждого под одну жалкую гребенку.
пятнами.
жениться, - заявляет священник.
Корнев Павел
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Пехов Алексей