увеличивался ненамного, даже этой малости было довольно, чтобы видеть
все озеро, и луг до замка, и луг позади него, незаметно, возле самой
кромки дальнего леса переходивший в узкую болотистую низину. Впрочем,
на грушу он позволил себе взобраться только однажды: он не любил
начальников - суетливых хлопотунов, и, поскольку в своих бойцах
предполагал сходную точку зрения, старался всегда держаться солидно.
Одно дело - произвести рекогносцировку лично, и совсем другое -
поминутно карабкаться на наблюдательный пункт или вообще не слезать с
него часами, выдавая свою неуверенность и нетерпение. Нет, у командира
другая забота - он должен думать.
словно не своя, требовались почти физические усилия, чтобы держать
мозг в напряжении. Временами капитан Сад растирал голову. Ему
казалось, что тогда загустевшая, застоявшаяся кровь проталкивается,
уступает место новой; это помогало ненадолго; свежей крови не было
совсем. Возможно, поспи он хоть час, это принесло бы облегчение, но
капитан знал, что не имеет права спать. Он должен был думать. "Думай,
думай, - говорил он себе, повторял почти механически, тут же
встряхивался и, озлившись, приказывал: - Думай!"
бездействие фон Хальдорфа.
гимнастерки, с расстегнутым на одну пуговицу воротом и, когда ему
что-то докладывали, только чуть поворачивал голову.
Мхитаряна встретил двух наших разведчиков из какого-то соседнего
хозяйства. Причем самое интересное, что их группа шла с тем же
заданием, что и группа капитана Сада. Всего в группе пятнадцать
человек, но базируются они далеко отсюда, в горах, по прямой будет
километров двадцать, если не больше.
водой.
веселей, пробормотал капитан, подтянул к себе автомат, отвел
предохранитель и вогнал в ствол патрон.
неопределенное движение рукой, - заберите у них оружие. Только
действовать мягко, без нажима. Мол, порядок у нас такой.
побежал через орешник.
Сад, но не сделал замечания, поскольку знал, что на этом уровне луг
даже с башни не просматривается.
типично рязанское лицо, у другого все потоньше, да и сам посмуглее
выдался. Южанин. Поставь их в один ряд с остальными разведчиками -
ничем не выделятся. Правда, сейчас имелось одно отличие: они были в
гимнастерках, в то время как ребята капитана Сада - все голые по пояс.
"Загорали, черти", - с завистью подумал он.
развязные манеры. "Одесса-мама, - определил капитан Сад. - Такая у
него марка. А на самом деле, может, и моря в жизни не видел и не
знает, какая она в натуре - Дерибасовская..."
ребятам, но сейчас не было ни сил, ни желания, а глазное - времени
было жаль. Он знал, что должен думать, тем более, что теперь в задачу
введено еще одно неизвестное.
улыбнулся.
так что от него теперь в самом деле можно было ждать чего угодно. - На
ково, пацан, мазу тянешь?
лягнуть.
пахнет. Одеколон.
удовлетворения, скорее даже обиду, что вот как с ним мало считаются,
ведут такую прямолинейную игру.
они знают, что нужны мне, подумал капитан Сад. Но заронить в них
сомнение не вредно. На всякий случай.
скривил губы, но улыбка вышла не убедительная: он был плохой артист. -
Как бы не так! Он с первой минуты знал, что вы обречены. Но он
пожертвовал вами, чтобы удержать меня здесь, чтобы я терял на вас
время, пока он будет раскидывать сеть,
людей, ни подходящих мест. Капитан приказал, чтоб их заперли в
часовне.
там в эфире треплются.
видимость деятельности, а мозгу между тем послабление, передышка.
Капитан понял это сразу, но приказа не отменил; он умел быть
снисходительным и к себе тоже - если только вопрос не был
принципиальным, конечно.
таких забытых богом мест. Наших вообще поймать не удалось ни разу, а
немцы болтали о какой-то ерунде: двое радистов сговаривались о поездке
в протекторат, правда, цель ее дипломатично не называлась, но можно
было догадаться, что речь идет о спекуляции, а еще один тип с каким-то
странным акцентом рассказывал приятелю анекдоты. Затем вклинился
деловой разговор, и капитан Сад понял, что 1-я Гвардейская сдвинулась
и ее ударные танковые части уже вышли на Золотую Липу. "Лихо идут, -
восхитился капитан Сад, - за полдня километров тридцать-сорок
отмахали. Если и дальше так покатится, здесь они будут на третий день.
Ну да, на третий, если у них с подвозом горючего сойдет гладко".
немецкий 24-й танковый корпус и дорог там нет приличных с востока на
запад, так что какой, к черту, подвоз. Он представил, как туго будет
развиваться наступление, и, хоть это ни в какой степени не влияло ни
на его планы вообще, ни на исход текущей операции, все же огорчился,
отдал Сашке наушники и вернулся на опушку, на облюбованное под грушей
место.
это час, а может, и меньше. Время утратило четкость и ритм и где-то
растягивалось мучительно, а где-то проваливалось кусками, и тогда
капитан с запоздалым раскаянием ломал дремоту. Между тем он ни на миг
не закрывал глаз, но это уже не имело значения. Почти все время в
работе было его внутреннее зрение, какие-то миражи проходили перед
ним, капитан наблюдал их апатично, вдруг спохватывался, что занят не
тем, и усилием воли прогонял их, выставляя взамен, как фантом, одно
слово: "Думай, капитан, думай..."
был белобрысый с рязанской физиономией. Капитану почудилось, что этот
парень идет к нему через луг, прямо к нему, к этой груше. Капитан
сообразил, что такое невозможно, потому что белобрысый заперт с
приятелем в часовне, и потер глаза. Не помогло. Капитан отвернулся в
сторону, снова посмотрел. Белобрысый был уже близко. Он был наяву.
Только шел тяжело, пошатываясь и держась одной рукой за шею.
автомат не тронул.
хотелось. Вот и пошел к ним сюда. Из концлагеря. - Он осторожно
помассировал шею, поморщился.
суке, закидоны делал. "Мишаня, - говорю, - пока горит, давай
перекинемся до наших. Когда еще раз такая лафа засветит". А он мне:
"Не, не тая у меня биография. Не подходячая для совестливых. Руки,
значит, уже ничем не отмоешь". - Он поглядел в ту сторону, где между
кустами лежали разведчики. - Мишка меня за собой тянул в бега, до
барона, значит. Но я тоже упертый. Сел на тормоза прочно. Ну он меня и
пришиб. Он у нас по этой бухгалтерии первый мастер. Должно, нарочно не
угробил до смерти - барону оставил в удовольствие.
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Контровский Владимир