Чтение 26–й страницы книги ~Концерт для колобка с оркестром~

- У меня столько нет! И потом, что за это цена?

Услуга-то ерундовая!

- А вот и не правда твоя, - обозлилась взяточница, - Ромка наш сосед, он с моей мамой вечно ругается, мне не разрешают с ним общаться, но я взяла записку, не побоялась. Гони монету, или ничего не получишь.

- Пятьсот рублей, и дело с концом.

- Две с половиной тысячи.

- Семьсот.

- Две.

В результате мы сошлись на тысяче. Серо-голубая купюра перекочевала из портмоне в грязную ладошку, взамен я получила записку.

Представляете, с какими чувствами я разворачивала листок. "Л! Извини! Я выхожу из игры! Мне эта затея всегда не нравилась! Теперь совсем плохо! Ты, кстати, самая приличная из всех! Рад был познакомиться! Но лучше бы нам никогда не встречаться. Кстати, я нашел его, давно. Просто вам не говорил, но тебе хочу сказать.

Фомин Леонид Филимонович, прописан в Теплом Стане, там ли живет, не знаю, не проверял. Можешь сама съездить. Адрес смотри ниже. Кстати, Яна небось у Фомина, о нем никто же не знает!"

Дальше, после закорючки, обозначавшей подпись, шел адрес. Зажав бумажонку в кулак, я потопала к метро. Теперь надо ехать в Теплый Стан! Леонид Фомин, а шофера зовут Роман Фомин. Может, родственники? Хотя нет, скорей всего, просто однофамильцы.

Глава 26

Хрипло чихающее маршрутное такси довезло меня до того места, где огромный мегаполис по имени Москва заканчивался. За серыми, некрасивыми домами виднелась полоска леса, вдали надрывно-тревожно прокричал гудок поезда, совсем недалеко от улицы находилась железная дорога.

Пятиэтажка, куда мне предстояло войти, выглядела нежилой. Выбитые стекла в окнах, двери подъездов болтаются на петлях. Скорей всего, дом был приготовлен на снос. Но на втором этаже, около одной из квартир, была свалена гора обуви, пройдя еще один лестничный пролет, я наткнулась на помойные ведра, из которых вываливались отбросы, и поняла: тут еще остались жильцы. Двадцатая квартира оказалась на пятом этаже. Еще не так давно в бюллетенях недвижимости можно было прочитать: последний этаж не предлагать, но сейчас жилье, над которым нет сверху соседей, стало цениться очень высоко. Кое-кто добивается разрешения и присоединяет к своим апартаментам часть чердака. Но неизвестный мне Фомин Леонид Филимонович явно был нерачительным хозяином.

Дверь в его жилье смотрелась ужасно: ободранная, грязная, некогда обитая дермантином. Звонок, выдранный из стены, болтался на одном проводе.

Я попыталась нажать на кнопочку, но не услышала никакого звука. Сзади послышался грохот, растрепанная баба выставила на лестницу помойку.

- Ты к Леньке? - поинтересовалась она, распространяя запах щей, сваренных, кажется, из гнилой капусты.

- Да, - стараясь не дышать, ответила я, - ищу Леонида Филимоновича Фомина, он прописан тут.

- Из милиции, што ль? - заинтересовалась тетка. - Если кто набезобразничал, то не он.

- Вы так уверенно защищаете соседа, хорошо с ним знакомы?

Женщина закашлялась.

- Много лет рядом мучаемся. Вот скажи, кто ЛТП отменил, а? Демократы! Я теперь за них никогда голосовать не пойду. Людям жизни не стало, а эти, в Думе, орали: ущемление свободы. О нас они подумали?..

Я молча слушала сердитую бабу. ЛТП, или лечебно-трудовой профилакторий, очень хорошо известное мне место. Во дворе моего детства бабы частенько пугали сим заведением спившихся супругов. Услышав из уст жены: "Ладно, будешь пить и драться, пойду в легавку 4 и сдам тебя в ЛТП", - мужик моментально делался смирным и принимался бормотать: "Ну ладно, чего раскипятилась, я просто погулял чуток".

Но кое-кто из алкоголиков был близко знаком с учреждением, отчего-то названным профилакторием.

От лагеря ЛТП отличался немногим: бараки, охранник, рабочие цеха, плац для построения, отряды и походы строем, с песней в клуб. Нравы тут были чуть помягче, чем на зоне, воспитатели подобрее, а больница неукомплектованной. К пребыванию в данном месте приговаривали по суду, и кое-кто, выйдя на свободу, "завязывал" с возлияниями, но таких было мало.

Основная масса выпивох, проведя пару лет в вынужденной трезвости, оказавшись на свободе, мгновенно принималась за старое.

В вечно пьяном дворе моего детства простые русские женщины, считавшие терпение наивысшей доблестью, а мужа-алкоголика само собой разумеющимся явлением, прибегали к помощи ЛТП только в крайнем случае. Валя Роткина отправила мужа шить брезентовые рукавицы после того, как тот избил своего двухлетнего сына почти до смерти, а Галя Чепина побежала в милицию, найдя у себя дома целую роту непонятно откуда взявшихся алкашей, которые во главе с супругом крушили мебель.

Зачем же было сажать отцов семейства в ЛТП, если там все равно не излечивали пьяниц? Милые мои, вы просто никогда не существовали рядом с алкоголиком в квартире общей площадью в пару квадратных метров. Уж поверьте мне, хуже наказания просто нет.

Деть "сокровище" некуда, оно постоянно здесь прописано и находится в доме на законных основаниях.

Вернее, алкаш там пьет, буянит, сжирает детскую кашу, выносит все, что можно обменять на бутылку, бьет вас, детей, кошку, храпит на полу, а избавиться от такого муженька можно лишь одним способом: сдав его на перевоспитание. Бедные тетки, решавшиеся на этот шаг, очень хорошо понимали: их мужей от бутылки не отвернет ничто, но на какое-то время семья избавлялась от издевательств, получала хоть маленькую передышку. А ведь, кроме жен, у алкоголиков имеются родители, соседи, они страдают от безумного, невменяемого существа не меньше. И если супруга с матерью хоть как-то пытаются примириться с неуправляемым пьяницей, то с какой стати мучиться остальным? В общем, в нашей стране ЛТП был жестокой, но подчас необходимой мерой.

Дождь демократии смыл пыль советского строя, причем вместе с водой утекла не только грязь, но и младенец. Все-таки имелось в коммунистическом режиме и что-то хорошее. Ну, допустим, массовый вывоз детей летом в пионерские лагеря или поголовная медицинская диспансеризация населения. Все эти обязательные флюорографии и смотровые кабинеты, куда нас тащили буквально на веревке, но ведь кому-то такие походы спасли жизнь, выявили опасное заболевание на самой ранней стадии. Но, увы, большинство детей из малоимущих семей теперь проводят лето в городе, в поликлиники никого ходить не заставляют, а от ЛТП не осталось и воспоминаний. Если избитая баба, рыдая, прибежит сейчас в отделение милиции, скорей всего, она услышит равнодушную фразу: "На семейные ссоры не выезжаем" или "Сама с мужем разбирайся!"

На отчаянный крик: "Он же меня убьет!" - последует замечательный ответ: "Вот тогда и явимся, на труп".

Правда, изредка попадаются добросердечные участковые, которые, прихватив парочку своих коллег, могут просто поколотить вашего пьяного супруга. Но действия эти производят, так сказать, в частном порядке, из чистой жалости. Помощи жене алкоголика искать негде, права пьяницы защищены законом, но как быть с правами окружающих его людей?

- Который год мучаемся, - бубнила соседка, - он один ведь живет! Курит! А ну как сгорим все?

Раньше хоть запоями квасил: месяц никакой, полгода нормальный, а теперь...

Она махнула рукой, попыталась закрыть ведро крышкой, не сумела и сердито продолжила:

- Вообще никуда не выходит! Потому и говорю: если кто набезобразничал, то не он, третью неделю сиднем дома сидит, а я воздух из вентиляции нюхаю: не несет ли гарью! А ведь нормальный был, когда сюда переехал, жену, детей имел, уж не помню сейчас, сколько их было, двое вроде... А потом супруга ушла, деток прихватила и смылась. Ну и кто ее осудит, а? Вот вы сможете?

- Я? Нет, конечно. Но если Леонид третью неделю носа на улицу не кажет, где же он бутылки берет?

Баба покачала головой:

- Хрен его знает. В последний раз девица приезжала, молодая, симпатичная, она ему два ящика водки приволокла, два! Я так же ведро выставляла, а она поллитровками звякала.

Соседка не вытерпела и воскликнула:

- Ну за каким фигом ты ему ханку прешь?

Девушка, ничего не сказав, юркнула внутрь квартиры. Очевидно, она не знала, что двери в хрущевках сделаны из прессованной бумаги и, если хочешь скрыть от любопытных цель визита, не следует кричать в прихожей. Не пожелав даже улыбнуться соседке, девица захлопнула дверь и крикнула:

- Эй, па! Выползай! Это я, Яна, пришла.

- Она назвала Леонида папой? - изумилась я.

- Точно, - кивнула соседка, - я еще удивилась, а потом вспомнила: у нашего красавца женушка была с детьми. Уж не помню, как ее звали и кто у нее родился.

А вам Ленька зачем? Небось из-за кражи явились?

- Какой? - осторожно спросила я.

- Да у Вадьки из сорок девятой машину сперли, - усмехнулась женщина, - только Ленька, хоть и сволочь пьяная, к этому делу непричастный. Где ему с рулем справиться, все умение пропил. Хотя говорил, что раньше имел авто. Да и из дома не выходит, бутылки, которые доченька разлюбезная приволокла, допивает. Хоть бы до смерти дожрался!

- Но сейчас его дома нет, - возразила я.

- Да где ж ему еще быть-то?

- Никто дверь не открывает.

- Толкните, у него не заперто, Ленька который год не закрывается, соседи упросили. Муж мой постарался, объяснил ему. "Заснешь, Лень, с сигаретой и сгоришь, пока станем дверь выламывать, а в незапертую фатеру сразу вбежим". Идите, идите, там он, дрыхнет!

Я толкнула дверь, та легко подалась, из квартиры понесло отвратительной вонью.

- Фу, - скривилась соседка, - у меня помойка и то так не пахнет, счастливо оставаться, нюхать дерьмо неохота.

С этими словами она исчезла в своей квартире.

Я же, преодолевая подступившую к горлу тошноту, втиснулась в крохотную прихожую и воскликнула:

- Леонид! Ау!

- Э-э-э, - донесся стон, похожий на мычание, - э-э-э...

Я вошла в комнату. Долгие годы мы с Томочкой жили точь-в-точь в такой же квартире, впрочем, и вам они, наверное, очень хорошо знакомы. Войдя с улицы, сначала оказываешься в узеньком коридорчике, справа, прямо у входа, дверь в совмещенный санузел: сидячая ванна, крохотная раковина и унитаз. Слева вешалка, мимо которой еле-еле вдвигаешься в еще один десятисантиметровый коридорчик. Он ведет в комнату и кухню. Здесь были еще две комнатухи, смежные, маленькие, с низкими потолками. Но мы с Томочкой были счастливы, обитая в той халупе. Поверьте, крохотная квартирка, если в ней царят любовь, дружба и хорошее настроение, будет очень уютной.

Наш быт скрашивало много милых мелочей: яркие занавески, салфеточки, вазочки, настенные панно, цветы в горшках, поэтому подруги, часто заглядывая к нам в гости, восклицали:

- Ой, как у вас здорово!

Но ни о каком уюте в этой квартире речи быть не могло. Грязные, никогда не мытые окна, пыльная рухлядь вместо мебели и некто, отдаленно напоминающий человека, лежащий на подобии дивана.

- Явилась? - прохрипел он, поднимая голову со спутанными в колтун волосами. - А ну налей отцу-то! Не гордись.

Я внимательно осматривала комнату. На колченогом столе без всяких признаков скатерти или клеенки стояла батарея бутылок.

- Открой, - хрипел Леонид, - болею сильно!

Я стала отвинчивать пробку. Если пьяницу одолевает похмелье, с ним бесполезно вести любые разговоры, взаимопонимания не достичь никогда, нужно сначала дать индивидууму выпить. Правда, тут вы сильно рискуете, потому что дальнейшие события могут развиваться двояко: либо алконавт воскреснет и обретет способность более или менее членораздельно отвечать на ваши вопросы, либо он моментально захрапит.

- Че так долго, налей скорей! - бубнил Леонид.

- Успеется.

- Трясет меня!

- Выпей чаю!

Пьяница внезапно сел.

- Че?

- Чай согреет лучше водки,. - попыталась я вразумить Леонида, - и съесть надо кусок хлеба с маслом, посмотри, ты весь высох, настоящий скелет!

- Жизнь моя горькая, - завел алкаш, раскачиваясь из стороны в сторону, - детей родил...

- Сам? - усмехнулась я.

Фомин на секунду заткнулся, потом вдруг вполне трезво удивился:

- Че сам?

- Родил деток самостоятельно или жена помогла? - уточнила я.

- Была баба, - согласился Леонид, - Тоня! Нет, Маня. Опять не то, имя такое простенькое, Таня, Кланя... ну и фиг с ней, ушла от меня! Детей увела, я ночей не спал, недоедал, все в семью нес, и вот она, благодарность... Уехали, забыли папку, погибай, Леня, в холоде...

- Май на дворе, - напомнила я, - дождь, правда, но относительно тепло, не замерзнешь, даже если в луже заснешь.

- Пока я работал, - не обращая на меня внимания, ныл Леонид, - нужен был, гонорары таскал...

- Гонорары? - изумилась я.

- Эхма, - закряхтел Фомин, - ну-кась, слазай за буфет, там пачка лежит, глянь, не вру, доченька.

Очень заинтересованная, я заглянула за то, что в годы моего детства называлось "Хельга", полированный гроб, помесь гардероба с буфетом, заветная мечта многих советских женщин.

За полуразвалившимся сервантом нашлась стопка помятых книжек. Я взяла одну. Леонид Фомин, "Планета ста звезд", научно-фантастический роман. Внезапно перед моими глазами развернулась яркая картина. Сижу, поджав под себя ноги на диване, за окном бушует яростная метель, порывы ветра сотрясают стекла окон. Я кутаюсь в большой платок, мне очень, просто очень хорошо. Раисы нет дома, проклиная снегопад, мачеха чистит двор. Обычно она сует и мне в руки скребок и с воплем: "Хватит балбесничать, ишь, над уроками расселась!" выталкивает меня на улицу и велит сгребать снег в кучу. Но на этой неделе мне повезло, я подцепила корь и теперь со спокойной душой нежусь в тепле. Более того, Раиса разжалобилась и сделала воспитаннице подарок, просто так, без повода. Получила зарплату, пришла, как всегда, навеселе, но вместо того, чтобы заставить меня стелить ей постель, сказала:

- Пойду снег сгребать, етить его в корень. На, держи!

В моих руках оказалась тряпочная сумка, с которой Раиса шаталась по магазинам, а в ней лежали мандарины, немного любительской колбасы, нарезной батон, грамм сто конфет "Мишка на Севере" и книга "Планета ста звезд".

- Читай! - рявкнула Раиса. - Сказали, интересно. Я теперь буду полы мыть в издательстве. Пришла сегодня первый раз. Люди там уважительные, пьют только много, да, с другой стороны, кто не квасит? Эту книжонку мне ихний главный редактор дал, когда узнал, что ты читать любишь. Предупредил, правда, вроде история не детская, но хорошая. Коли понравится, то продолжение получишь!

Я прочитала книжку раз пять, дала Томочке, а потом потрепанный томик начал бродить по школе. Раиса, честно сдержав слово, притащила мне еще три повести, которые мы с Томочкой проглотили в один момент.

Поверьте, это были совершенно замечательные книги.

Правда, сейчас я не сумею пересказать вам их содержание детально, помню лишь, что речь в них шла о звездолете, который много-много лет летит к неизвестной планете. Люди находятся в замкнутом пространстве, у них рождаются дети, внуки, правнуки, а корабль все движется и движется к цели, никто из простых членов экипажа не знает о конечной цели полета, она известна лишь одному капитану. Оказавшись на смертном одре, он раскрывает тайну своему преемнику. Но один молодой человек случайно узнает правду: их полет не имеет цели, много лет назад корабль запустили с Земли ради эксперимента, ученые должны знать: может ли человеческий организм долго функционировать вне родной планеты? Прошло слишком много времени, скорей всего, о подопытных людях забыли. На корабле начинается бунт, люди хотят вернуться на Землю, и в конце концов юноша, замутивший весь скандал, убивает главного пилота. С торжеством он достает из сейфа шкатулку, в которой, по преданию, хранится карта пути, но вместо нее находит в ящике ключ и письмо...

Не стану утомлять вас дальнейшим повествованием, на самом конце выясняется, что корабль никуда не улетал. Просто на Земле случилась ядерная война, спасенные люди укрылись в специальном месте, да и не звездолет это вовсе, а автономное убежище в недрах родной планеты. Автор обещал читателям, что следующие книги будут повествовать о том, как люди, приученные жить без забот и трудностей в искусственном мире, станут выживать в естественных условиях.

Но потом Раису за пьянку вышибли из издательства, книг больше она не носила. Мы с Томочкой безуспешно искали в магазинах произведения Фомина, впрочем, в советские времена интересные романы и повести всегда находились не на прилавке, а под ним, поэтому мы так никогда и не узнали продолжения истории. Ну а потом я напрочь забыла про прозаика Леонида Фомина, меня захлестнули другие, совсем не детские проблемы, в которых не осталось места для фантастических рассказов. И вот сейчас, страшно изумленная, я держу в руках любимую книгу времен своей юности.

Глава 27

- Погодите, погодите, - забормотала я, - Леонид Фомин! Это вы?!

- Точно, - кивнул алкоголик, - он самый, член Союза писателей, с... с... хрен его знает с какого года!

- Но, мне кажется, я читала некролог, - лепетала я, - в какой-то газете...

- Живой я!

- Господи, - вырвалось у меня, - до чего же человек допиться может!

- Налей, а?

Я наплескала в стакан водки.

- Держите.

Леонид со стоном выхлебал все до дна и передернулся.

- Плохо пошла, вкус поганый... Из опилок гонят, табуретовка, а не водяра. Да другой-то нет! Спасибо, хоть такую принесла.

- Вам сколько лет? - спросила я.

Леонид поскреб ногтями голову.

- Ну... э... и не помню, много, наверное! Тут дочка приходила, взрослая совсем.

- Вы бы пить бросили.

- С какой стати? Да я и не алкоголик вовсе, - закряхтел хозяин, пытаясь подняться на ноги, - пьяница, он кто? Больной человек, от водки зависит, наркоман спиртовой, а я в любой момент завязать могу! То-то!

- Отчего же не завязываете?

- Не хочу, мне и так отлично.

- Возраст свой уже не помните.

- Ну и что? Какая разница, сколько мне стукнуло? - икнул Леонид. - Все мои. Пью, между прочим, с горя.

Я щелкнула языком, сколько видела на своем веку пьянчуг, и все наливались от печали.

- Что же с вами такое приключилось?

- Жена ушла, - плаксиво протянул Леонид, - Танька или Анька, нет, Манька... Ну не помню имени, хоть убей. Только меня печатать перестали, она сразу фрр - и нету. Деток взяла! Этих, ну, мальчиков или девочек, всех, ушла-а-а! Налей еще!

Я снова наполнила емкость.

- Фу, пакость, - вздрогнул Леонид, - во дрянь, горло дерет. Девочек у нас трое... или двое? А мальчиков? Один? Вроде нет... Забыл, старый стал, устал, никто меня не жалеет, никто, ваше...

Мутная слеза потекла по небритой щеке.

- Водку-то кто привез? - спросила я.

- Дрянь, а не выпивка.

- Вы же ее не сами купили?

- Да?

- К вам приходила Яна?

- Яна, Яна... Яна! Доченька моя золотая! Вспомнила папку, воспитывал, любил ее... все она... Жена увезла маленьких.

- Сколько же детям было, когда супруга ушла?

- Э... э... год! Может, больше! Кто ж такое вспомнит! Когда было-то! Сколько лет прошло! - неожиданно трезво заявил писатель. - Наливай, плесни этой гадости.

- А где сейчас Яна?

- Не знаю, небось у мамы.

- У кого?

- У жены моей бывшей!

- Адрес супруги подскажете?

- Ну... Москва.

- Здорово, давайте дальше. Москва, улица...

- Пятого звездолета имени Косусо!

- Такой в столице нет, это в ваших книгах были подобные адреса, если память мне не изменяет.

- Да... тогда не знаю.

- Фамилию и имя жены любимой скажите.

- Таня.