перед нею, стараясь сколько можно загородить ее от ветра и начавшегося
дождя.
кое-какие вопросы, касающиеся вашего отца. У него много кредиторов?
сведения другим путем) - можете ли вы сказать, кто из них наиболее
влиятельный?
приходилось слышать фамилию мистера Тита Полипа, о котором говорили как о
человеке весьма могущественном. Он был какой-то важный чиновник, член совета
по управлению или опеке над кем-то или чем-то. Жил он, помнится, на
Гровенор-сквер * или где-то поблизости, и занимал высокий, очень высокий
пост в Министерстве Волокиты. Казалось, она с юных лет была так подавлена
мыслью о могуществе этого грозного мистера Тита Полипа из Министерства
Волокиты, живущего на Гровенор-сквер или где-то поблизости, что один звук
его имени и сейчас повергал ее в трепет.
это не помешает".
времени. - Сколько людей пыталось уже освободить моего отца из тюрьмы! Увы,
это безнадежно.
бесплодных попыток поднять со дна затонувшие обломки крушения; но ее взгляд,
устремленный на него, ее кроткое лицо, хрупкая фигурка в плохоньком платье,
и ветер и дождь - все это лишь укрепило его желание помочь ей.
быть, - продолжала она, - куда бы он пошел, где и как стал бы жить? Я часто
думаю, что сейчас такая перемена в его судьбе сослужила бы ему плохую
службу. Быть может, на воле к нему относились бы хуже, чем относятся здесь.
Быть может, его не щадили бы так, как здесь щадят. Быть может, жизнь на воле
оказалась бы теперь не по нем.
которых так спорилась работа, судорожно сжались.
заработка, и Фанни тоже. Он ведь так тревожится о нас, сознавая
беспомощность своего положения. Он такой добрый, такой хороший отец!
недолго. Крошка Доррит не привыкла много думать о себе и не привыкла
беспокоить других своими печалями. Он лишь успел обежать взглядом
нагромождение крыщ и труб, над которым клубились тяжелые облака дыма, и лес
мачт на реке, и лес колоколен на берегу, чьи очертания смешивались во мгле
непогоды - и когда он вновь повернулся к ней, это была снова та тихая и
спокойная Крошка Доррит, которую он привык видеть за шитьем в комнате своей
матери.
упомянули о каком-то друге.
каменщик, поторопилась объяснить Крошка Доррит, как бы для того, чтобы Артур
не строил себе иллюзий относительно общественного положения Плорниша. Он
живет в крайнем доме Подворья Кровоточащего Сердца, там над дверью есть
дощечка с его именем.
было с ней говорить, но, расставаясь, он хотел быть уверенным, что она
готова положиться на него, и услышать от нее что-нибудь в подтверждение
этого.
провожу вас обратно - ведь вам нужно вернуться, правда?
прощанье попрошу вас считать, что отныне у вас есть еще один друг. Я не
люблю пышных фраз и больше ничего не скажу.
верю.
нищенских лавчонок, пробираясь в пестрой толпе разносчиков и торговок,
которыми всегда кишат кварталы бедноты. Не на чем было тут отдохнуть хотя бы
одному из пяти человеческих чувств. Но для Кленнэма, бережно ведшего под
руку свою легкую, тоненькую спутницу, это не было обыкновенное путешествие
под дождем, по уличной грязи и в уличном шуме. Казалась ли она ему девочкой,
а он ей - стариком; оставались ли они тайной друг для друга, идя навстречу
предначертанному переплетению своих судеб, - не в этом дело. Он думал о том,
что она родилась и выросла среди подобных жизненных картин и поныне
продолжает робко существовать в этом мире, таком привычном ей и в то же
время таком чуждом; о том, как рано ей пришлось изведать неприглядные тяготы
жизни и как она еще невинна; об ее постоянной заботливости к другим; об ее
юных годах и детском облике.
голос закричал сзади: "Маменька, маменька!" Крошка Доррит оглянулась, и в ту
же минуту какая-то странная фигура с корзиной в руке налетела на них
впопыхах (все с тем же криком "маменька"), споткнулась, упала и рассыпала в
грязь картофель из корзины.
принялась подбирать картофель, в чем ей помогли и Крошка Доррит и Артур
Кленнэм. Мэгги подобрала больше грязи, чем картофелин; но в конце концов все
было собрано и уложено в корзину. После этого Мэгги вытерла шалью свое
измазанное лицо и представила его взгляду Кленнэма в качестве образца
чистоты.
лицом, с большими руками и ногами, с большими глазами и совершенно без
волос. Глаза, светлые, почти белесые, смотрели как-то неестественно
неподвижно, как будто зрачки их были почти нечувствительны к свету.
Выражение лица казалось напряженно внимательным, как бывает у слепых; но она
не была слепа, так как один глаз у нее видел довольно сносно. Ее нельзя было
назвать безобразной, хотя спасала ее только улыбка - добродушная улыбка,
привлекательная, но в то же время жалкая, должно быть, от того, что она
никогда не сходила с лица. Отсутствие волос на голове должен был скрыть
огромный белый чепец с густой оборкой, которая так топорщилась во все
стороны, что старенькая черная шляпка не могла удержаться на голове и,
свалившись, висела у Мэгги за плечами наподобие того, как носят своих детей
цыганки. Чтобы определить, из чего состоит ее убогое одеяние, понадобился бы
консилиум старьевщиков; неопытному же глазу оно больше всего напоминало
пучок водорослей, в которых кое-где запутались огромные чайные листья. Ее
шаль особенно сильно смахивала на чайный лист, долго мокнувший в кипятке.
Артур Кленнэм посмотрел на Крошку Доррит взглядом, в котором ясно читался
вопрос: "Кто это?". Крошка Доррит, не отнимая у Мэгги своей руки, которую та
любовно гладила, ответила вслух (они в это время стояли к подворотне, куда
закатилась большая часть картофелин).
невыразимой нежностью.
местоимение и тем самым относя его к своей маленькой "маменьке".
любыми поручениями. - Мэгги засмеялась. - И надежна, как Английский банк *.
- Мэгги засмеялась. - Она сама зарабатывает себе на хлеб. Сама, сэр! -
сказала Крошка Доррит с гордостью, слегка понизив голос. - Честное слово.
руки в свои, захлопала ими в ладоши. - Джентльмен, который объехал чуть не
весь свет, интересуется твоей историей!
ко мне очень привязана. Ее бабушка не всегда была ласкова с ней - верно,
Мэгги?
пьет, и сказала: "Джин!" Потом прибила воображаемого ребенка и добавила:
"Метла и кочерга!"
сказала Крошка Доррит, следя за выражением ее лица, - и с тех пор она не
становится старше.
славно, в больнице! Вот уж где хорошо, так хорошо! Прямо как в раю.
Доррит, оглянувшись на Артура и понизив голос, - вот она и не может забыть
эту больницу.