как нам пришлось познакомиться с теми нашими многочисленными соседями,
которые знали мистера Джарндиса. А как нам с Адой казалось, его знали все,
кто устраивал какие-нибудь дела на чужие деньги. Принявшись разбирать его
письма и отвечать за него на некоторые из них, что мы иногда делали по утрам
в Брюзжальне, мы с удивлением поняли, что почти все его корреспонденты видят
цель своей жизни в том, чтобы объединяться в комитеты для добывания и
расходования денег. И тут леди действовали не менее, а пожалуй, даже еще
более рьяно, чем джентльмены. Они с величайшей страстностью не вступали, но
прямо-таки врывались в комитеты и с необычайным рвением собирали деньги по
подписке. Нам казалось, что некоторые из них всю свою жизнь только и делают,
что рассылают подписные карточки по всем адресам, напечатанным в Почтовом
адрес-календаре, - карточки на шиллинг, карточки на полкроны, карточки на
полсоверена, карточки на пенни. Эти дамы, требовали всего на свете. Они
требовали одежды, они требовали поношенного белья, они требовали денег, они
требовали угля, они требовали супа, они требовали поддержки, они требовали
автографов, они требовали фланели, они требовали всего, что имел мистер
Джарндис... и чего он не имел. Их стремления были так же разнообразны, как
их просьбы. Они стремились строить новые здания, они стремились выкупать
закладные на старые здания, они стремились разместить в живописном здании
(гравюра будущего западного фасада прилагалась) Общину сестер Марии,
созданную по образцу средневековых братств; они стремились преподнести адрес
миссис Джеллиби; они стремились заказать портрет своего секретаря и подарить
его секретарской теще, чья глубокая преданность зятю пользовалась широкой
известностью; они явно стремились добыть все на свете, начиная с пятисот
тысяч брошюр и кончая ежегодной рентой, начиная с мраморного памятника и
кончая серебряным чайником. Они присваивали себе множество титулов. Среди
них были и Женщины Англии, и Дочери Британии, и Сестры всех главнейших
добродетелей, каждой в отдельности, и Жены Америки, и Дамы всевозможных
наименований. Они то и дело волновались по поводу разных избирательных
кампаний и выборов. Нам, бедным глупышкам, казалось - впрочем, это
явствовало из их собственных отчетов, - что эти дамы вечно подсчитывают
голоса целыми десятками тысяч, но кандидаты их никогда не получают
большинства. Прямо в голове мутилось при одной мысли о том, какую
лихорадочную жизнь они, должно быть, ведут.
благотворительности (если можно так выразиться), оказалась некая миссис
Пардигл, которая, судя по количеству ее писем к мистеру Джарндису, была
одержима почти столь же мощным влечением к переписке, как сама миссис
Джеллиби. Мы заметили, что едва разговор заходил о миссис Пардигл, ветер
обязательно менял свое направление, мешая говорить мистеру Джарндису,
который неизменно умолкал, сказав, что люди, занимающиеся
благотворительностью, делятся на два разряда: одни ничего не делают, но
поднимают большой шум, а другие делают большое дело, но без всякого шума.
Подозревая, что миссис Пардигл принадлежит к первым, мы заинтересовались ею
и обрадовались, когда она как-то раз приехала к нам вместе со своими
пятерыми сынками. Эта дама грозной наружности, в очках на огромном носу и с
громовым голосом, видимо, требовала большого простора. Так оно и оказалось -
она опрокинула своими накрахмаленными юбками несколько стульев, хотя они
стояли не так уж близко от нее. Мы с Адою были одни дома и приняли ее не без
робости - нам почудилось, будто она ворвалась к нам, как врывается вьюга, и
если у шедших за нею маленьких Пардиглов лица казались застывшими до синевы,
то в этом была виновата их матушка.
затараторила миссис Пардигл после первых приветствий. - Возможно, вы видели
их имена (и, пожалуй, не раз) на печатных подписных листах, присланных
нашему уважаемому другу мистеру Джарндису. Эгберт, мой старший сын
(двенадцати лет) - это тот самый мальчик, который послал свои карманные
деньги в сумме пяти шиллингов и трех пенсов индейцам Токехупо. Освальд,
второй сын (десяти с половиной лет) - тот ребенок, который пожертвовал два
шиллинга и девять пенсов на Памятник Великим Точильщикам нации. Фрэнсис, мой
третий сын (девяти лет), дал шиллинг и шесть с половиной пенсов, а Феликс,
четвертый сын (семи лет) - восемь пенсов на Перезрелых вдов; Альфред же,
самый младший (пяти лет), добровольно записался в "Союз ликующих малюток" и
дал зарок никогда в жизни не употреблять табака.
изможденные и сморщенные - так что казались маленькими старичками, - но
недовольство их доходило до яростного озлобления. Услышав про индейцев
Токехупо, Эр6ерт впился в меня такими дикими и хмурыми глазами, что я легко
могла бы принять его за одного из самых свирепых представителей этого
племени. Надо сказать, что все пятеро детей злобно мрачнели, как только
миссис Пардигл упоминала о их пожертвованиях, но Эгберт был самым
ожесточенным. Впрочем, слова мои не относятся к маленькому члену "Союза
ликующих малюток", - этот все время выглядел одинаково тупым и несчастным.
миссис Джеллиби? Мы ответили, что переночевали у нее.
таким навязчиво выразительным, громким, резким голосом, что мне почудилось,
будто голос ее тоже в очках (кстати сказать, очки отнюдь не красили миссис
Пардигл, и особенно потому, что глаза у нее, по выражению Ады, "лезли на
лоб", то есть были сильно навыкате), - миссис Джеллиби - благодетельница
общества и достойна того, чтобы ей протянули руку помощи. Мои мальчики
внесли свою лепту на африканский проект: Эгберт - один шиллинг и шесть
пенсов, то есть все свои карманные деньги за девять недель целиком; Освальд
- один шиллинг и полтора пенса, тоже все свои карманные деньги полностью;
остальные - в соответствии с их скромными доходами. Однако не все в миссис
Джеллиби мне нравится. Мне не нравится, как она воспитывает своих отпрысков.
В обществе это заметили. Известно, что ее отпрыски не принимают участия в
той деятельности, которой она себя посвятила. Возможно, она права, возможно,
не права, но права она или не права, я не так воспитываю своих отпрысков. Я
всюду беру их с собой.
мальчик чуть было не издал пронзительного вопля. Мальчик удержался - только
зевнул, - хотя первым его побуждением было завопить.
половине седьмого утра, круглый год, включая, конечно, и самые холодные
зимние месяцы, - трещала миссис Пардигл, - и целый день состоят при мне, в
то время как я выполняю свои ежедневные обязанности. Я - леди-попечительница
школ, я - леди-посетительница бедных, я - леди-чтица назидательных книг, я -
леди-распределительница пособий; я - член местного Комитета бельевых
пожертвований и член многих общенациональных комитетов; одна лишь моя работа
по подготовке избирательных кампаний просто не поддается учету - вероятно,
никто так много не работает в этой области. И меня всюду сопровождают мои
отпрыски, приобретая тем самым то знание бедноты, ту способность к
благотворительности вообще, словом, ту склонность к такого рода
деятельности, которая в будущем поможет им приносить пользу ближним и
достигнуть довольства собой. Мои отпрыски не легкомысленны: под моим
руководством они тратят все свои карманные деньги на подписки и перебывали
на стольких собраниях, прослушали столько лекций, речей и прений, сколько
обычно выпадает на долю лишь очень немногим взрослым людям. Альфред (пяти
лет), - как я уже говорила, он по собственному почину вступил в "Союз
ликующих малюток", - Альфред был одним из тех очень немногих малышей,
которые, придя на митинг, устроенный по этому случаю, не впали в забытье
после пламенной двухчасовой речи председателя.
не сможет и не захочет забыть пытки, которой его подвергли в тот вечер.
- что на некоторых подписных листах, которые, как я уже говорила, присланы
нашему уважаемому другу мистеру Джарндису, после имен моих отпрысков стоит
имя О. А. Пардигла, члена Королевского общества *, подписавшегося на один
фунт. Это - их отец. Мы обычно действуем одним и тем же порядком. Сначала я
вношу свою лепту, потом мои отпрыски делают пожертвования в соответствии со
своим возрастом и своими скромными доходами, и, наконец, мистер Пардигл
замыкает шествие. Мистер Пардигл счастлив вносить свои скромные дары под
моим руководством, и, таким образом, все это не только доставляет
удовольствие нам, но, смеем думать, подает хороший пример другим.
Джеллиби, и предположим, что после обеда мистер Джеллиби излил бы свою душу
мистеру Пардиглу; спрашивается: а не пожелал бы мистер Пардигл в обмен на
это сделать мистеру Джеллиби какое-нибудь конфиденциальное признание? Я
смутилась, поймав себя на таких мыслях, но они почему-то пришли мне в
голову.
внимание на красоты открывшегося перед нами вида, но я заметила, что миссис
Пардигл таращит на них свои очки с каким-то странным равнодушием.
ним.
Пардигл. - Какой это пылкий, страстный оратор... сколько в нем огня! Случись
ему стоять в фургоне, вот хоть на этой лужайке - ведь она по своему
местоположению самой природой приспособлена для митинга, - он мог бы целыми
часами ораторствовать на любую тему! А теперь, молодые леди, - продолжала
миссис Пардигл, возвращаясь к своему креслу и, словно невидимой силой,
опрокидывая на довольно большом от себя расстоянии круглый столик с моей
рабочей корзинкой, - а теперь вы, надеюсь, меня раскусили?
замешательстве. А о том, как была нечиста моя совесть после всего, что я
передумала о нашей гостье, говорил цвет моих щек.
Доставалов Александр
Грабб Джеф
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Куликов Роман
Шилова Юлия