Чтение 26–й страницы книги ~Анж Питу~

есть из последних рядов собравшейся здесь толпы.

Тут Бийо выступил вперед и, наперекор гвардейцам, толпе, даже самим
школярам, сказал:

- Он прав, дети - священный клад; пусть мужчины дерутся, пусть убивают
друг Друга, но дети должны жить; нужно, черт подери, оставить семена на
будущее.

В ответ послышался недовольный ропот.

- Кто это там недоволен?! - заорал Бийо. - Бьюсь об заклад, у него нет
детей. У меня, говорящего теперь с вами, у меня умерло вчера на руках двое
бойцов; вот их кровь на моей рубашке, смотрите!

И он показал толпе свои окровавленные куртку и рубашку таким величавым
жестом, что приковал к себе все взоры.

- Вчера, - продолжал Бийо, - я сражался в Пале-Рояле, и этот юнец
сражался рядом со мной, но у него нет ни отца, ни матери, вдобавок он уже
почти мужчина И он указал на приосанившегося Питу.

- Сегодня, - продолжал Бийо, - я буду сражаться вновь, но я не хочу,
чтобы кто-то мог сказать: у парижан недостало сил дать отпор чужестранцам, и
они призвали на помощь детей.

- Верно, верно! - закричали со всех сторон женщины и солдаты. - Он прав.
Дети, вернитесь, вернитесь назад!

- О, благодарю вас, благодарю вас, сударь, - бормотал ректор, пытаясь
сквозь решетку поймать руки Бийо.

- А вы берегите Себастьена, это самое главное, - сказал фермер.

- Беречь меня! Ну так знайте: меня уберечь не удастся! - воскликнул
юноша, побледнев от гнева и вырываясь из рук дежурных учеников, пытавшихся
его увести.

- Дайте мне войти, - сказал Бийо, - я сумею его успокоить.

Толпа раздвинулась.

Бийо, а за ним и Анж Питу вошли во двор коллежа.

У открывшихся на мгновение ворот сразу выросли три-четыре гвардейца и
дюжина часовых из штатской публики, которые внимательно следили, чтобы никто
из юных бунтовщиков не выбрался на улицу.

Бийо направился прямо к Себастьену и, взяв тонкие белые руки мальчика в
свои громадные мозолистые лапищи, Спросил:

- Себастьен, вы узнаете меня?

- Нет.

- Я папаша Бийо, фермер вашего отца.

- Я узнаю вас, сударь.

- А этого парня ты знаешь?

- Это Анж Питу.

- Да, Себастьен, да, это я, я!

И Питу, плача от радости, бросился на шею к своему молочному брату и
школьному товарищу.

- Ну, - спросил Себастьен мрачно, - и что дальше?

- Дальше... Если у тебя забрали отца, я верну его тебе, можешь не
сомневаться.

- Вы?

- Да, я! И все эти люди, которые хотят того же, чего и я. Дьявольщина,
даром, что ли, мы вчера имели дело с австрийцами и заглянули в их
патронташи?!

- В доказательство чего могу предъявить свой, - сказал Питу.

- Освободим мы его отца? - спросил Бийо у толпы.

- Да, да, - заревела толпа, - мы его освободим! Себастьен покачал
головой.

- Отец в Бастилии, - сказал он грустно.

- И что же? - крикнул Бийо.

- Что?! Бастилию не возьмешь, - отвечал мальчик.

- Что же ты в таком случае собирался делать?

- Я хотел пойти на площадь; там будут драться, и отец, быть может, увидит
меня сквозь решетку.

- Это невозможно!

- Невозможно? Отчего же? Однажды я гулял рядом с крепостью вместе с
другими учениками и увидел одного пленника. Если бы я увидел моего отца, как
видел этого несчастного, я бы крикнул ему: "Будь спокоен, отец, я люблю
тебя!"

- А если бы солдаты, охраняющие Бастилию, убили тебя?

- Ну и что! Ведь они убили бы меня на глазах у моего отца.

- Черт знает что такое! Ты скверный мальчишка, Себастьен, если
собираешься умирать на глазах у собственного отца! Чтобы он, у которого
дороже тебя нет никого в целом свете, он, который так тебя любит, изнемог от
горя в своей клетке! Решительно, Жильбер, у тебя нет сердца.

И фермер оттолкнул мальчика.

- Да, да, нет сердца! - завопил Питу, разражаясь слезами.

Себастьен ничего не ответил.

Пока он в хмуром молчании предавался размышлениям, Бийо любовался его
благородным белокожим лицом, горящими глазами, тонким ироническим ртом,
орлиным носом и волевым подбородком; черты мальчика обличали разом и
благородство души, и благородство крови.

- Так ты говоришь, что твоего отца посадили в Бастилию? - спросил наконец
фермер.

- Да.

- За что же?

- За то, что он друг Лафайета и Вашингтона, за то, что он сражался за
независимость Америки шпагой, а за независимость Франции пером, за то, что в
Старом и Новом свете он известен как ненавистник тирании, за то, что он
проклял Бастилию, где томятся несчастные узники... За все это туда заключили
его самого.

- Когда?

- Шесть дней назад.

- А где его схватили?

- В Гавре, лишь только он сошел на берег.

- Откуда тебе это известно?

- Я получил от него письмо.

- Из Гавра?

- Да.

- И схватили его тоже в Гавре?

- В Лильбонне.

- Послушай, мальчуган, не дуйся на меня и расскажи мне толком все, что
знаешь. Я клянусь тебе, что либо кости мои останутся гнить на площади
Бастилии, либо отец вернется к тебе.

Себастьен взглянул на фермера и, видя, что тот говорит совершенно
искренно, смягчился.

- Дело вот в чем, - сказал он, - в Лильбонне отец успел нацарапать
карандашом на книге несколько слов:

"Себастьен, меня схватили и везут в Бастилию. Терпи, надейся и трудись.

Лильбонн, 7 июля 1789 года.

Р. S. Меня схватили, потому что я боролся за свободу.

Мой сын учится в коллеже Людовика Великого, в Париже. Умоляю того, кто
найдет эту книгу, во имя человечности передать ее моему сыну; его зовут
Себастьен Жильбер".

- И что произошло с книгой? - спросил Бийо, задыхаясь от волнения.

- Он вложил между страниц золотую монету, перевязал книгу шнурком и
выбросил в окошко.

- И?..

- И ее нашел деревенский священник. Он выбрал самого крепкого юношу из
своей паствы и сказал ему: "Оставь двенадцать франков своей голодающей
семье, а Другие двенадцать франков возьми себе и ступай в Париж к бедному
мальчугану, у которого отца схватили из-за того, что он слишком сильно любит
народ". Юноша прибыл в Париж вчера в полдень, он отдал мне книгу отца - вот
откуда я знаю, что отец арестован.

- Ну и дела! - сказал Бийо. - Я начинаю думать, что и среди священников
попадаются неплохие люди. К несчастью, их очень мало. А где этот отважный
юноша?

- Отправился вчера вечером в обратный путь; он надеется сберечь Для своих
родных пять франков из двенадцати, которые взял на дорогу.

- Как это прекрасно, Жильбер, как это прекрасно! - сказал Бийо, плача от
радости. - О, какой добрый у нас народ, ведь правда, Себастьен?

- Теперь вы знаете все.

- Да.

- Вы обещали вернуть мне отца, если я вам все расскажу. Я рассказал;
подумайте, как сдержать слово.

- Я уже сказал, что спасу его или погибну. А теперь покажи мне книгу.

- Вот она, - отвечал мальчик, доставая из кармана "Общественный договор".

- А где письмо твоего отца?

- Вот здесь.

- Можешь не беспокоиться, - сказал Бийо, поцеловав строки, начертанные
доктором. - Я иду в Бастилию, чтобы вернуть тебе отца.

- Несчастный! - сказал ректор, беря руки Бийо в свои. - Как же вы
проникнете к государственному преступнику?

- Захватив Бастилию, тысяча чертей! Несколько гвардейцев рассмеялись. В
мгновение ока смех охватил всю толпу.

- Да что же такое эта Бастилия, скажите на милость? - взревел Бийо,
окинув толпу сверкающим от ярости взглядом.

- Камни, - сказал один солдат.

- Железо, - сказал другой.

- И огонь, - добавил третий. - Берегитесь, старина, он жжется.

- Да, да, он жжется, - повторила устрашенная толпа.

- Ах вот как, парижане, - завопил фермер, - ах вот как! У вас есть кирки,