на втором десятке.
Вскоре я вообще потерял способность считать. Мне чудилось, что в голове у меня
все спеклось. Я почти лежал на шее у гарпии и наблюдал, как в раскаленном
воздухе проплывают караваны, и тощие погонщики в полосатых халатах мерно
покачиваются между верблюжих горбов. Изредка караваны сменялись то высохшим
руслом ручья, то распятым саксаулом, замершим на песке. Потом мне стали
мерещиться пластилиновые человечки, бегущие впереди и хихикающие тоненькими
голосками. В толпе пластилиновых человечков я узнал Настю и Ягге.
"А вы здесь зачем? Не ходите с ними, они вас заманивают!" - хотел крикнуть я,
но они уже скрылись. При этом обнаружилось, что у Ягге и Насти такие же
пластилиновые мягкие лица, как у человечков. На деревянной ноге быстро спешил
куда-то дедушка Вурдик. Черный оскаленный череп проскакал по коридору, не сводя
с меня взгляда своих пустых глазниц. Дальше началась полная абракодабра, вроде
хора из стеклянных куколок, которым управляла старуха с лимонным носом -
Зеркалица. Миражей было столько, что когда внизу в знойном мареве показалась
чудовищная, сложенная из выщербленных камней пирамида, я тоже поначалу решил,
что это мираж.
Гарпия снизилась и, особенно не церемонясь, сбросила меня на песок. Я пополз
по песку, пытаясь подняться, но это удалось мне лишь со второй или третьей
попытки.
Трупп презрительно наблюдала за мной.
- И этот полутруп хочет воевать с Фараоном! - сказала она. - Посмотри на
пирамиду, мальчишка! Когда двенадцать тысяч лет назад я вылупилась из яйца,
Безумная Пирамида уже была такой же старой. О Фараоне ходили скверные слухи.
Настолько скверные, что даже мне порой становилось не по себе. А тут еще это
нелепое родовое заклятие, вынудившее нас подчиняться тому, кто владеет ключом.
Но, думаю, это ненадолго. Фараон уничтожит тебя, заберет ключ и нам с сестрой не
придется выполнять твои нелепые прихоти.
Гарпия взмахнула крыльями и тяжело взлетела.
- Прощай, человечек! Перед тем, как отправляться к Фараону, я бы советовала
тебе напиться. Колодец здесь недалеко, - крикнула она, кивнув в направлении
группы засохших деревьев.
Проводив взглядом гарпию, я побрел к колодцу. Ноги вязли в песке. Мне хотелось
только одного - пить, а потом упасть и лежать неподвижно. Настя, Ягге, пальцы
Красной Руки, фараон в склепе, даже человеческий мир, куда я так мечтал
вернуться, стали вдруг неважны.
- Рожденный ползать - летать не может. Все мосты сожжены. Верблюды щедро
делятся с людьми шерстью и мясом, - бормотал талисман, изредка принимаясь
хихикать.
Ему было весело, мне - нет.
2.
Трупп не соврала. Колодец находился там, где она указывала. Причем удивительно
глубокий. Прозрачная прохладная вода в мраморном бассейне плескала почти у самых
краев. Я наклонился, чтобы окунуть в нее голову, но случилось так, что талисман,
висевший у меня на шее, оказался в воде раньше. Послышалось шипение -
раскалившийся полумесяц остывал.
- Вытащи меня отсюда! Скорее! Не вздумай пить! - завопил он.
- С каких пор ты раскомандывался? - возмутился я, облизывая потрескавшиеся
губы.
- Взгляни на деревья, осел! Тебя не удивляет, что они сухие, хотя растут почти
у воды? А теперь посмотри на меня!
Капли, стекающие с полумесяца, были грязно-ржавого цвета, совсем не такие, как
вода в колодце.
- Но гарпия сказала...
- И давно ты веришь гарпиям? Древняя мудрость гласит: прислушайся к совету
гарпии и сделай наоборот.
- И что будет, если я выпью? Козленочком стану? - не сдавался я.
- Зачем же козленочком? Самым натуральным мертвецом, - хихикнул талисман. -
Если хочешь напиться, поищи родник. Интуиция подсказывает мне, что он должен
быть у южного ската пирамиды.
Дотащившись до южного ската пирамиды, я действительно обнаружил следы родника.
Правда, прежде чем напиться, его пришлось долго откапывать, а вода в нем была
теплой и грязной. Однако выбирать не приходилось. Когда наконец я оторвался, на
зубах у меня скрипел песок.
- Вижу, ты свеж и полон сил? - насмешливо поинтересовался талисман. - Тогда ты
вполне созрел для последней глупости в своей жизни - сунуться в Безумную
Пирамиду.
- Ты знаешь, почему она называется "безумной"? - поинтересовался я.
- Так ее стали называть в последнее время. Раньше ее называли проще - Пирамида
чокнутых. Очень верное название, если учитывать, что никто в своем уме туда не
полезет. Вот взять хотя бы тебя - Кирилла Петрова. Разве у кого-нибудь
повернется язык назвать тебя нормальным? Вначале загремел в Потусторонний Мир, а
теперь, как жалкая нелепка, тщишься выбраться из него.
Подбадриваемый язвительными комментариями полумесяца, я обошел пирамиду, но
при всем старании не обнаружил ничего похожего на вход. Громадные обтесанные
камни громоздились сплошной стеной, заставляя всякого находившегося рядом с ними
ощущать себя блохой.
- Бедная малюточка! - издевался талисман. - Бедную малюточку надули! Не
проделали ей входика! И теперь бедная малюточка бродит как неприкаянный дух и
жалобно стонет!
- Не раздражай меня! И без тебя тошно, - огрызнулся я.
- Ути-пути! Какие мы раздражительные! Я только пытался сказать, что если
бедная малюточка поднимет голову и повнимательнее вглядится, то она обнаружит,
что сверху свисает веревка.
Вглядевшись в рябую, обветренную сотней веков стену, я обнаружил канат,
сплетенный из множества обрывков льняных холстов и ручейком сбегавший по камням.
Конец каната свисал метрах в трех от основания пирамиды.
Цепляясь за неровности камня, я полез наверх и ухватился за толстый со
множеством узлов канат.
- Ты любишь статистику? - поинтересовался талисман. - Если любишь, то вот тебе
кое-какие цифры: за последние девятьсот лет, что я веду наблюдения, по этому
канату поднималось триста двенадцать человек. А теперь спроси у меня, сколько из
них спустилось вниз.
- Отстань, зануда! - буркнул я.
- Правильно, ни одного, - сказал полумесяц. - Но не подумай, пожалуйста, что я
тебя пугаю. Это так, для статистики. В порядке, так сказать, общего развития.
3.
Вход в пирамиду больше всего напоминал небольшую лазейку, в которую можно было
протиснуться лишь на четвереньках. Вначале коридор шел наверх, а потом начинал
под наклоном спускаться вниз. Зато теперь он слегка расширился, и я смог идти,
слегка пригнувшись. Ключ от саркофага светился, разливая зеленые лучи. Я нес его
в руке, как факел.
- Ну и бестолковые же строители эти египтяне! Снаружи у них все грандиозно, а
внутри какие-то тараканьи дыры. Если хочешь знать мое мнение, мне здесь совсем
не нравится. Я категорически отказываюсь работать в таких условиях, - ворчал
талисман.
Неожиданно я остановился. Путь мне перегораживала ветхая паутина. Под ногами
шуршали черепки и рассыпавшиеся в прах деревянные лари. Кажется, я оказался,
если не в сокровищнице, то во всяком случае в каком-то бывшем хранилище.
- Настя! Настя! - окликнул я на всякий случай.
Никто не отозвался, лишь паутина натянулась и сразу в нескольких местах в ней
появились надрывы. Немного погодя откуда-то из дальних закоулков лабиринта
долетел не то хохот, не то стон, не то мое же отраженное эхо.
- Орать в пирамидах - дурной тон. И потом, если уж на то пошло, довольно
опасно, - назидательно заметил талисман.
- Почему опасно?
- Потому что услышать тебя могут совсем не те, кем бы ты хотел быть
услышанным, - загадочно ответил полумесяц, но от более подробных объяснений
воздержался.
Решительно порвав паутину, я шагнул вперед. Справа и слева в небольших нишах
стояло около десятка глиняных сосудов.
Я пнул один из них ногой. Сосуд рассыпался, и из него вылетел сиреневый
призрак. Страшно захохотав, он сгустился и принял вид мрачного египетского
воина, вооруженного зазубренным копьем.
- Чужак! - зашипел он. - Здесь чужак! Осквернитель пирамид!
- Я не осквернитель! - попытался возразить я.
- Молчи, осквернитель! Ты умрешь!
Соседние сосуды покрылись сетью трещин, рассыпались, и передо мной выросло еще
с десяток могучих воинов. Наконечники их грозных копий смотрели мне точно в
грудь. Глаза светились желтым негаснущим светом.
- Не обращай на них внимания. Это призраки. Они не могут причинить вреда, -
презрительно сказал талисман.
Воин-призрак сделал выпад копьем. Машинально я увернулся. Копье пропороло мне
свитер и зацепило плечо. Я вскрикнул.
- Кто там болтал, что они не могут причинить вреда! - крикнул я.
- Извини, приятель, ошибся. Должно быть, это потому, что ты с ними
разговаривал. С призраками нельзя разговаривать. Они от этого становятся
сильнее, - философски заметил полумесяц.
Я поспешно пригнулся. Копье просвистело у меня над головой и ударилось в
стену. Я уронил ключ, хватил это копье и стал отбиваться. Стеснившись в узком
проходе, воины-призраки бросились на меня все разом. Меня спасало лишь то, что,
окостенев от многовекового лежания, они были малость неповоротливы. Я нанес