и не только в интересах своей protegee, но и в своих
собственных, потому что мистер Хейзлвуд-старший был человеком богатым,
властным, честолюбивым и мстительным и очень был озабочен тем, чтобы его сын
составил себе богатую и знатную партию. В конце концов, полагаясь на
проницательность и здравый смысл своей юной постоялицы, он решил при первом
удобном случае, когда они останутся наедине, рассказать ей все это как
только что услышанную новость. Он так и сделал и постарался быть с ней как
можно естественнее и проще.
повезло. Он раздобыл ученика, который платит ему по две гинеи за двенадцать
уроков греческого языка и латыни.
расточительный человек? Уж не полковник ли Мэннеринг вернулся?
мистер Чарлз Хейзлвуд. И он хочет даже брать уроки у нас в доме. Надо помочь
ему это устроить.
Хейзлвуда и так уже были из-за этого неприятности.
не понимает ее. - Ну, это всегда бывает, когда ее учат в первых классах; но
сейчас-то он ведь взялся за нее совершенно добровольно.
его возобновлять, заметив, что молодая девушка над чем-то призадумалась.
Сэмсоном. Очень мило поблагодарив его за бескорыстие и привязанность к ней и
высказав ему свою радость по поводу того, что он нашел такой выгодный урок,
она одновременно дала ему понять, что для ученика его, конечно, неудобно
каждый раз специально к нему приезжать, что Сэмсону следовало бы на все
время занятий уехать отсюда и поселиться или совместно с ним, или где-то
поблизости от него, и чем ближе, тем лучше. Сэмсон, как она и предвидела,
отказался от этого наотрез; он сказал, что не оставит ее, даже если бы ему
предложили стать наставником самого принца Уэльского.
мои трудовые деньги. Иди, может быть, я вам стал в тягость?
единственный. Видит бог, это совсем не гордость, мне не с чего было
возгордиться. Поступайте во всем остальном, как вам заблагорассудится, но
очень прошу вас, скажите мистеру Чарлзу Хейзлвуду, что у вас был со мной
разговор насчет его уроков, и я сказала, что, на мой взгляд, ему следует
отказаться от мысли брать их в этом доме; пусть он об этом и не думает.
невольно пробормотал ворчливо слова Вергилия: "Varium et mutabile".
На другой день он с еще более мрачным
лицом пришел к мисс Бертрам и протянул ей письмо.
Он постарался возместить мне потерю этих уроков деньгами. Но чем он
возместит те знания, которые он мог бы приобрести под моим руководством?
Ведь, даже чтобы написать эти несколько строк, ему пришлось потратить чуть
ли не целый час времени, испортить четыре пера и целую кипу хорошей белой
бумаги. А я бы за какие-нибудь три недели выучил его писать твердо,
аккуратно, разборчиво и красиво, я бы сделал из него настоящего каллиграфа.
Но, видно, бог судил иначе.
жестокость мисс Бертрам, которая не только отказывалась видеться с ним, но
запрещала ему даже и через третьих лиц узнавать о ее здоровье и оказывать ей
разные услуги. Но завершалось оно уверением, что, как бы строга она с ним ни
была, никакая сила не сможет поколебать его чувств к ней.
учеников, далеко не столь знатных, правда, как Чарлз Хейзлвуд, и поэтому
плативших за уроки значительно меньше. Но все же заработок у него был, и он
с большой радостью приносил его мистеру Мак-Морлану каждую неделю, оставляя
себе только самую ничтожную сумму на табак.
читатель наш, чего доброго, подумает, что мы снова расстаемся с ним на
четверть века.
Глава 16
путешествие, рассчитывая вернуться в Элленгауэн ко дню торгов. Он побывал в
Эдинбурге и других городах и ехал уже обратно, когда в маленьком городке, на
расстоянии какой-нибудь сотни миль от Кипплтрингана, куда он просил своего
друга мистера Мервина адресовать ему письма, он получил от него довольно
неприятное известие. Мы уже однажды позволили себе заглядывать a secretis
в переписку Мэннеринга; приведем же теперь отрывок и из
этого письма.
растравляя еще не зажившие раны, о которых ты писал мне в последнем письме.
Мне всегда доводилось слышать - хоть, может быть, это и неверно, - что
мистер Браун устремлял все свое внимание на мисс Мэннеринг. Но, если бы даже
это и было так, нельзя было рассчитывать, чтобы ты при твоем положении
оставил его дерзкое поведение без последствий. Умные люди говорят, что мы
уступаем обществу свое естественное право самозащиты только с тем, чтобы
законы его ограждали наши интересы. Если одна сторона нарушает это условие,
то соглашение теряет силу. Например, никто не будет считать, что у меня нет
права защищать кошелек и жизнь от разбойника с большой дороги совершенно так
же как их защищает какой-нибудь дикий индеец, не знающий ни суда, ни закона.
Вопрос о сопротивлении или покорности решается в данном случае только
обстоятельствами и средствами защиты, которыми я располагаю. Но если,
например, я вооружен и равен противнику силой, и вдруг меня оскорбили словом
или делом, вер равно кто, человек ли знатный или бедняк, и я все стерплю,
никто не подумает, что я это сделал из религиозных или нравственных
побуждений, если только я не какой-нибудь квакер.
нанесенная обида, последствия ее во всех отношениях тяжелее, чем последствия
разбойничьего нападения, и общественному правосудию гораздо труднее
удовлетворить потерпевшего, а может быть, даже и вовсе невозможно. Если
кто-нибудь решил ограбить Артура Мервина и у последнего нет сил для защиты
или нет умения защищаться, то ланкастерский или карлайлский суд защитит его,
наказав виновного. Но кто же скажет, что я должен возложить все на
правосудие и дать себя сначала ограбить, если я в силах защитить свою
собственность и хочу это сделать? А что, если мне нанесут обиду, которая, не
будучи отмщена, навсегда запятнает мою честь и последствия которой все
двенадцать судей Англии вместе с лордом-канцлером не помогут мне потом
загладить? Есть ли хоть одна статья закона, хоть один довод разума, чтобы
заставить меня отказаться защитить то, что человеку дороже всего на свете?
Насчет того, как смотрит на это религия, я ничего говорить не стану, пока не
буду убежден, что в случаях посягательства на жизнь человека и на его
имущество духовные лица действительно выступят против самозащиты. А если
такого рода самозащита позволительна, то мне кажется, по существу, нет
никакой разницы между защитой жизни или собственности и защитой чести, и то
обстоятельство, что оскорбителями моей чести могут быть люди высокого звания
и к тому же нравственные и весьма достойные, никак не может влиять на мое
право защищать эту честь. Я могу жалеть, что обстоятельства жизни вынуждают
меня вступить в борьбу с такого рода человеком, но в равной степени я жалел
бы благородного неприятеля, погибшего на войне от моего меча. Словом, пусть
этим вопросом занимаются казуисты, замечу только, что я ни в коей мере не
собираюсь защищать любителей дуэлей или зачинщиков ссор. Мне только хочется
оправдать тех, кто берется за оружие, спасая свою честь и свое доброе имя,
которое они неминуемо потеряли бы навсегда, оставив эту обиду без ответа.
и радуюсь тому, что ты будешь не так неизмеримо далеко от нас и что
как-никак это здесь, на севере. Житель Ост-Индии пришел бы в ужас при мысли
поехать из Девоншира на север, в Уэстморленд, но приехать сюда к нам из
Гэллоуэя или Дамфризшира - это все же значит чуть приблизиться к солнцу. К
тому же, если, как я подозреваю, поместье это находится рядом с таинственным
старым замком, где ты во время своего путешествия по Шотландии двадцать лет
тому назад подвизался в роли астролога, - вспоминаю, с какой комической
торжественностью ты мне столько раз об этом рассказывал в письмах, - я не
могу допустить мысли, что ты теперь откажешься от этой покупки. Надеюсь, что
словоохотливый лэрд не иссушил еще потока своего красноречия и что его
капеллан, которого ты так смешно нам описывал, все еще in rerum natura. .
что мне очень тягостно продолжать мою повесть, несмотря на то, что я все же
могу самым решительным образом заявить, что твоя дочь Джулия Мэннеринг,
которую ты доверил мне, не совершила ничего предосудительного. Но еще на
школьной скамье у меня было прозвище Правдолюб, и я хочу теперь оправдать
его.
у тебя. Как и все хорошенькие женщины, она любит, чтобы ею восхищались. К
тому же она твоя наследница - обстоятельство, ничего не значащее для тех,
кто относится к Джулии так, как я, но для искусного и хитрого негодяя это
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Белов Вольф
Березин Федор