подействовал на нее как холодный душ. Пытаясь вспомнить платье, которое ему
нравилось, она задумалась так осмысленно и глубоко, что он перестал дышать.
Видно, ей помешало недавнее: пропажа кофты, туфель. Связав все это вместе,
она расплакалась:
одежду: девушки с пароходов берегли ее не меньше, чем свою честь.
Что же теперь делать?
Надо что-то придумать.
в большом чайнике. Раз топится печка, то должно что-то вариться или кипеть.
Получилось к делу. Он увидел, что она не решается снять при нем юбку.
нужна. Она его потом позвала сама. Он увидел, что она молодец: и помылась, и
вытерла пол, который прямо блестел. Все убрала чисто, все расставила как
надо. А постиранной юбкой завесила окно, хотя вряд ли кто их мог здесь
увидеть. Сейчас она была в его свитере, который был ей почти до колен, а
вместо юбки использовала его куртку, перевязав по талии шнурком, и, умытая,
с влажно блестевшими волосами, даже была красива. Он вынес чан с водой и с
каким-то сожалением выплеснул ее воду... Когда он еще выходил курить, то,
рыская в сенях, обнаружил еду, которой хватало. Вино он захватил из
столовой, и Маша составила ему компанию. Собутыльница из нее была не ахти:
она только чокалась и выливала вино в огонь. Он впервые услышал, как она
смеется. По-видимому, она умела только смеяться и плакать.
осыпается морской песок. Он увидел, что она хочет сесть рядом, и подвинулся
на чурбаке. Она подошла и стала, опираясь на него.
умоляюще, что он отвел глаза. - Я тебе ничего плохого не сделаю.
обняла как-то неуклюже, стыдясь. Ласки ее были неумелые, и любовь какая-то
непонятная, необъяснимая. Эта девушка, такая покорная, домашняя, никак не
вязалась с той, с лимонной кожей, распускавшейся цветами в течении.
Сравнение с Раей тоже было не в ее пользу. А желание, которое она вызывала,
тут же гасилось ее блестящими глазами, влюбленно глядевшими на него. Это
тоже было давнее противоречие, которое он так и не мог одолеть. Однако
что-то случилось сейчас, какое-то объятие. Она откинулась назад, тяжело
перевешиваясь. Дыхание в ней прервалось. Он увидел, что она теряет сознание,
и перенес ее на кровать.
и прежде, стояла без просвета, но ветер приутих, и в тишине, наступившей
после него, ощущалась беспредельная пустынность. Это темень земли сливалась
с теменью моря, не проглядывавшегося совсем, и о том, что за речным заливом
море, говорили лишь огни "Ясной погоды". Недавнее ощущение покоя опять
шевельнулось в нем, и, представляя себя здесь, он подумал, что жизнь состоит
из простых вещей, которые сам наполняешь смыслом, потому что тебе это надо,
чтоб жить. Только все это ненадолго, чтоб не мешать себе. А потом выяснится,
что со всем этим ты давно опоздал.
4
изменился поселок. Он был просто жалок под утро, этот скалистый берег с
горстью тусклых огней, освещавших убогие стены портовых развалюх, похожих на
серые лохмотья. Проходили часы, а в поселке стояла странная тишина. Странная
тем, что он не спал, давно проснулся. Но об этом можно было сказать лишь
тогда, когда на пустой дороге в закруглении деревянной набережной появлялись
грузовики, возившие уголь. Помятые, с расхлябанными бортами, но с мощным
двигателем, пропитанным незамерзающей смазкой, эти машины, отчаянно сигналя,
вскакивали на узкий длинный пирс, проезжая его до конца, пока не упирались
бампером в заградительный брус. От удара срабатывало реле, приводя в
движение поворотный круг, и машины, развернувшись, становились по очереди
под насыпной ковш, расчерпывавший лихтер с углем.
распахивались трюмы, из них вытаскивалось то, что слежалось за рейс,
просолилось, пропиталось общим запахом и кровью, закостенело от качки и,
казалось, прикипело навсегда. Однако же отдиралось, разглаживалось машиной,
расфасовывалось в бочки, которые опрятными рядами выстраивались в очищенном
трюме.
Данилыч тащил в одиночестве свой электрокабель. Механики и мотористы
переводили двигатели на береговой режим, бегая из машины в ПУМУ и обратно.
Только радист Свинкин, прогуливаясь в такую рань с Диком, был свободен от
дел. Он был немного странен среди угольщиков, шоферов в тяжелых полушубках,
странен своим насморком, тоненьким импортным пальтишком, узенькими брючками,
открывавшими красные носки, всей своей щуплой фигурой старого подростка,
затесавшегося среди здоровенных мужчин. И так же нелепо выглядел легавый Дик
среди громадных северных лаек, сбегавшихся со всего поселка, чтоб на него
посмотреть. И когда кто-нибудь из шоферов или угольщиков, забавляясь с
собакой, бросал вдоль причала палку, а Дик с заливистым лаем пускался за
ней, возвращая в зубах как дичь, на добродушных лицах поселковых собак, не
то чтоб особенно умных, но все же способных оценивать обстановку, было
написано величайшее недоумение, отчего Дик это делает.
в круглых нерусского покроя сапогах, с именным ружьем и в шляпе с загнутыми
полями. Он говорил, чтоб не возникало неясности, куда уходил:
только слова.
существование тундры воспринималось на "Кристалле" с недоверием. И все же
куда-то уходил человек!.. Смотрели, как Просеков с Диком, перейдя пирс,
поднимались по угольной дороге, где шоферы даже останавливали свои машины,
чтоб их пропустить. И то, что Просеков, недавно одолевший море, сейчас
уверенно вышагивал по земле, так действовало на остальных, что наступало
минутное оцепенение, как будто Просеков с Диком отходили в потусторонний
мпр. Лишь тогда приходили в себя, когда Дик, задержавшись возле рекламного
медведя с самоваром, приподнимал ногу и, не страшась зверя, пускал на него
длиннющую струю, которая у него не получалась в море.
шлюпку. С ним на рейд уезжал Кокорин, старший механик Микульчик и
сопровождавший его механик с бакенбардами. Этот рейс должен был выяснить,
будет ли сегодня осмотр парохода. Обычно заявок поступало мало, поскольку
аренда "Кристалла" как новейшего специализированного корабля обходилась
дорого заказчику.
душем, ожидая возвращения Величко. Трощилов, захватив пачку морских
удостоверений, бежал на почту, и, когда он возвращался, моряки бегло
проглядывали письма, откладывая детальное изучение на после, когда
выдохнется горячка из души. Конечно же так вели себя только неженатые
моряки. А из женатых в таком настроении находился один, Юрка Ильин.
Одеваясь, играя в карты, он заодно просматривал накосую десятка полтора
конвертов, выпотрошенных на одеяле: мозаику листков, почерков, слов,
спутавшихся в общей массе, от которых в каюте, казалось, начинал звучать
разноликий и разноголосый женский хор. Внимательно прочитывал письмо от жены
боцман Кутузов, придирчиво вертя его и так и этак. Одно письмо получил
Ковшеваров. Не читая, сунул его под подушку, так как был занят другим.
Выстирав белье, установив порядок в вещах, которые перетряхнуло за рейс,
Гриша теперь укладывался опять - ради простого удовольствия замереть
надолго. Все так же потерянно стоял посреди каюты Дюдькин: он не получил
письма. И тут же сидел, прочитывая письма в уголке, Леша Шаров. Ему пришла
почта, не уступавшая Ильину. Только адресатов было два: жена и дочери. Жена
Леши работала на плавбазе "Кольская земля", которая пришла с караваном и
уходила на восток. Печально было выражение его небритого лица, хотя письма
от жены были любящие, нежные. И такие же любящие письма были от двух его
приемных дочерей, которые ходили в школу и самостоятельно вели домашнее
Доставалов Александр
Шекли Роберт
Лондон Джек
Шилова Юлия
Якубенко Николай
Роллинс Джеймс