- Примеч. автора.>. Но как ни мил этот Чикенмен, весело переходящий от
одной нелепой ситуации к другой, в компании со своей еврейской мамой, с ее
бесценными советами и куриным бульоном с шариками мацы, он всегда как-то
размыт, всегда словно не в фокусе.., за исключением, может быть, того
бесценного момента, когда он стоит перед шофером автобуса, зажав шляпу между
ног. Я улыбаюсь, слушая приключения Чикенмена; иногда даже смеюсь, но все же
таких потрясающе смешных моментов, как с Фиббером Макги <Персонаж
популярного радиошоу "Фиббер Макги и Молли">, который подходит к своему
шкафу, неудержимым, как само время, или с Честером Ф. Райли, погруженным в
долгий и тревожный разговор с соседом, гробовщиком по имени Диггер О'Делл
("Он думает, что он большая шишка"), еще не встречал.
безусловно, относилась к танцу смерти - "Саспенс", и она тоже передавалась
радиосетью Си-би-эс.
Хомером) слушали радио вместе. В восемьдесят два года дед был здоров и
силен, но его речь понять было невозможно из-за густой бороды и отсутствия
зубов. Он говорил - и очень много, - но только моя мать была способна
разобрать его бормотание. "Гиззен-группен фазззава-групп?" - спрашивал он
меня, когда мы вместе слушали старый настольный радиоприемник "Филко"
<Товарный знак американской компании "Филко-Форд", производящей бытовую
радиоэлектронику>. "Конечно, дедушка", - отвечал я, не имея ни малейшего
представления о том, с чем согласился. Тем не менее радио нас объединяло.
которая служила одновременно гостиной и спальней, самой большой комнате
маленького новоанглийского дома. Дедушка ходил - с трудом, но бабушка уже
ослепла, была прикована к постели и ужасно тучна; она страдала гипертонией.
Иногда сознание ее прояснялось, и тогда она разражалась длинными тирадами,
требуя, чтобы мы накормили лошадь, погасили свет или помогли ей встать,
чтобы она могла испечь на ужин пирог. Временами она разговаривала с Флосси,
одной из моих теток по материнской линии. Флосси умерла от менингита сорок
лет назад. Итак, ситуация в комнате была такой: дед сохраняет ясный ум, но
понять его невозможно; бабушка вполне понятна, но впала в маразм.
закуривал одну из своих большущих сигар. Звучал гонг, возвещающий начало
"Саспенса", или Джонни Доллар начинал еженедельный рассказ о своих расходах,
или из динамика доносился голос Билла Конрада в исполнении Мэтта Диллона,
глубокий и порой невыразимо вульгарный: "Это делает человека бдительным.., и
немного одиноким". Для меня запах крепкой сигары в маленькой комнате до сих
пор связан с воспоминанием, как я воскресным вечером вместе с дедом слушаю
радио. Скрип двери, звон шпор.., или вопль в конце классической серии
"Саспенса": "Вчера ночью ты умер".
радиопрограммы. Первой ушла в небытие "Пороховой дым" (Gunsmoke). Сейчас у
телезрителей лицо Мэтта Диллона, которое в прошлые годы можно было только
воображать, ассоциируется с Джеймсом Арнессом, лицо Аманды Блейк - с Китти,
Милбурна Стоуна - с Доком, а лицо Денниса Уивера, разумеется, с Честером. Их
лица и голоса затмили голоса, приходящие по радио. И даже сейчас, двадцать
лет спустя, энергичный, слегка подвывающий голос Уивера у меня связывается с
Честером Гудом (или, как он именовался в радиопередачах, Честером
Праудфутом); я вижу, как он торопливо идет по тротуару Додж-Сити и кричит:
"Мистер Диллон! Мистер Диллон! Там, на Лонг-бренч, что-то случилось!"
"Джонни Доллар" продержался еще с год или чуть дольше; он закрыл последнее
дело и исчез в том аду, куда попадают все ушедшие в отставку следователи
страховых компаний.
"Джимми Доллар", - 30 сентября 1962 года. К тому времени телевидение
продемонстрировало свои способности производить ужасы; как и "Пороховой
дым", "Внутреннее святилище" перепрыгнуло с радио на видео, и мы наконец
смогли увидеть скрипучую дверь. Она была поистине ужасна - слегка
покосившаяся, покрытая паутиной, и тем не менее в этом было какое-то
облегчение. Ничего нет ужаснее, чем звучащая дверь. Я не собираюсь писать
длинную диссертацию на тему, почему умерло радио или почему оно по сравнению
с телевидением предъявляет повышенные требования к воображению слушателя
(хотя мы вкратце коснемся этой темы, когда будем говорить о великом Арчи
Оболере); радиодраму и без того слишком много анализировали и явно
перехваливали. Легкая ностальгия полезна для души, но, мне кажется, я уже
достаточно отдал ей дань.
об умении внушить страх. Эта мысль не принадлежит мне: я слышал, как ее
выразил в 1979 году Уильям Ф. Нолан на Всемирной конвенции фантастов. Нолан
сказал, что ничто не пугает так сильно, как то, что находится за запертой
дверью. Вы подходите к двери в старом покинутом доме и слышите, как что-то
скребется за ней. Аудитория замирает вместе с героем, когда он или она (чаще
она) подходит к запертой двери. Героиня распахивает дверь и видит насекомое
размером с автомобиль. Аудитория кричит, но в этом крике звучит странное
облегчение. "Насекомое в десять футов - это, конечно, ужасно, - думает
зритель, - но с десятифутовым насекомым я справлюсь. Я боялся, что оно будет
в сто футов ростом".
Героиня (Триш ван Девере) бежит к дому с привидениями, который снял ее новый
друг (Джордж Скотт), уверенная, что тот нуждается в ее помощи. На самом деле
Скотта в доме нет, но множество негромких вкрадчивых звуков заставляют ее
думать, что есть. Загипнотизированная публика смотрит, как Триш поднимается
на второй этаж, на третий; наконец, взбирается по узкой, затянутой паутиной
лестнице, ведущей на чердак, где восемьдесят лет назад был жестоко убит
мальчик. И когда она заходит на чердак, кресло мальчика на колесиках
неожиданно поворачивается и устремляется к ней, гонится за ней по всем трем
этажам, по коридору и отрезает путь к входной двери. Публика кричит, когда
пустое кресло преследует героиню, но самое страшное не это; самое страшное
происходит, когда камера задерживается на длинных темных лестницах и мы
пытаемся вообразить, как сами поднимаемся по этим лестницам к еще
неведомому, но уже ждущему нас ужасу.
мысль применима к любым видам искусства. То, что таится за дверью или на
верху лестницы, никогда не пугает так, как сама лестница или дверь. И
поэтому возникает парадокс: вызванный средствами искусства ужас почти всегда
разочаровывает. Можно очень долго пугать неизвестным (классический пример,
на который также указал Билл Нолан, это фильм Жака Турнюра "Проклятие
демона" (Curse of the Demon), с Даной Эндрюс), но рано или поздно вам
придется выложить карты. Придется открыть дверь и показать публике, что там,
за ней. И даже если за ней насекомое не в десять, а в сто футов ростом,
публика облегченно вздохнет и подумает: "Насекомое в сто футов - это ужасно,
но с ним я справлюсь. Я боялся, что оно будет в тысячу футов". Дело в том -
и это очень удачно для человечества, потому что позволяет справиться с
такими ужасами, как Дахау, Хиросима, крестовый поход детей <Злополучный
поход, предпринятый для освобождения Иерусалима от сарацинов в 1212 году
тысячами французских и немецких детей. Все дети либо погибли, либо попали в
рабство>, массовый голод в Камбодже и то, что произошло в Джонстауне, в
Гвиане, - итак, дело в том, что человеческое сознание способно справиться
почти со всем, чем угодно.., и перед писателем или режиссером, работающими в
жанре ужаса, возникает проблема: как изобрести психологический эквивалент
перемещения быстрее света, если есть уравнение Е = mc2.
числу), которые считают, что преодолеть это затруднение можно, вообще не
открывая дверь. Классический пример этого - там даже есть дверь - созданная
Робертом Уайзом версия романа Шерли Джексон "Призрак Хиллхауза" (The
Haunting of Hill House). По сюжету роман и фильм не очень различаются, но
мне кажется, они существенно различны в пафосе, точке зрения и конечном
эффекте. (Мы ведь говорим о радио, кажется? Что ж, рано или поздно мы к нему
вернемся.) Позже мы поговорим о превосходном романе миссис Джексон, но
сейчас давайте разберемся с фильмом. В нем некий антрополог (Ричард
Джонсон), чье хобби - поиски привидений, приглашает трех человек провести с
ним лето в пользующемся дурной славой Хиллхаузе, где в прошлом происходило
много страшных событий и где время от времени люди видят (или не видят)
привидения. В эту группу входят две женщины (Джули Харрис и Клейр Блуми), у
которых ранее уже был опыт контакта с невидимым миром, и беспечный племянник
нынешнего владельца дома (его играет Расе Тамблин, этот старый пляшущий
придурок из киноверсии "Вестсайдской истории" (West Side Story)).
"Ближе чем в городе нет ни одной живой души. Никто не придет сюда. Никто не
услышит ваш крик. Ночью. В темноте".
Все четверо переживают серию ужасных происшествий, одно страшнее другого, и
беспечный Люк заявляет в конце концов, что дом, унаследовать который он так
стремился, нужно сжечь дотла.., а почву посыпать солью.
же такое ужасное таится в Хиллхаузе. Что-то в нем есть, конечно. Что-то
ночью берет за руку испуганную Элеанор - она думает, что это Тео, но на
следующий день выясняется, что Тео к ней не приближался. Что-то бьет по
стене со звуком пушечного выстрела. А пресловутую дверь это что-то
заставляет выгибаться внутрь так, что она становится похожа на большой
пузырь - зрелище настолько необычное для взгляда, что сознание реагирует на
него с ужасом. Пользуясь выражением Нолана, что-то скребется за дверью. На
самом деле, несмотря на отличную игру актеров, отличную режиссуру и
превосходное черно-белое операторское мастерство Дэвида Болтона, в фильме
Уайза (название сокращено до "Призрака" - The Haunting) мы имеем дело, по
сути, с одним из немногих "радиоужастиков". Что-то скребется за
разукрашенной дверью, что-то ужасное.., но Уайз предпочитает так и не
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Курылев Олег
Березин Федор
Браун Дэн
Сертаков Виталий