то и дело устремляемые на него томные взгляды. При этом он не мог не
заметить также, что бюст мадам Крюшо, колыхаясь при каждом вздохе столь
бурно, что ее массивный подбородок едва не исчезал между пышных грудей,
придвигается к нему все ближе и ближе. Вопреки обыкновению, она на этот
раз не прикасалась к еде и жеманно положила себе на тарелку только
крылышко цыпленка, однако уже вторично наполнила шампанским свой бокал. Ее
круглые глазки поблескивали, как хорошо отполированный мрамор. Она едва
удерживалась, чтобы не коснуться руки Стефена, ее неодолимо влекло к нему.
Неужто он все еще не догадывается, какие изысканно тонкие наслаждения
сулит ему ее благосклонность? Но его простодушие лишь усиливало ее тягу к
нему.
чем была моя жизнь здесь, в Нетье, эти последние пятнадцать лет?
и учтиво, улыбнулся Стефен.
И все же это вы открыли мне всю пустоту моего существования.
это было так.
Да, это вы, мой друг, открыли мне глаза на новые горизонты, о которых
прежде я не смела и мечтать. О, только не поймите меня превратно! Мсье
Крюшо хоть и не слишком нежен и деликатен, но вполне достойный человек. И,
конечно, я порядочная женщина. Но бывают минуты, когда сердце сжимается от
одиночества и чувствуешь потребность довериться кому-то. Ах, мой друг,
когда говорит сердце, - тут мадам Крюшо глубоко вздохнула, - должны ли мы
ему противиться? Что дурного в том, чтобы послушаться веления сердца...
соблюдая, конечно, осторожность?
промелькнула у него в мозгу, но он тотчас отогнал прочь эту дикую мысль.
Однако он чувствовал, что нужно немедля приниматься за работу, раз уж это
неизбежно, и по возможности сократить сеанс. Он отодвинул от себя тарелку.
думается, лучше сделать сперва предварительный набросок. Где вы хотели бы
расположиться? В гостиной?
стола, направилась к двери. - Я сейчас приготовлюсь. Допивайте ваше вино,
а потом подымайтесь наверх.
минут пять, он направился наверх. Лестница, застланная тонкой ковровой
дорожкой, была тускло освещена, ступеньки скрипели у него под ногой. Пахло
сырами, которые вылеживались, должно быть, в стенном шкафу. Дверь,
выходившая на площадку лестницы, была приотворена. Стефен решил, что это
дверь в гостиную, и уже хотел было постучать, но услышал голос мадам
Крюшо:
него, как бы ища одобрения. Она уже успела сменить платье на пеньюар и
стояла в вызывающей позе, уперев руку в бедро и придерживая одну полу
пеньюара, так чтобы видны были шелковые полосатые панталоны с пышной
кружевной оборкой, ниспадавшей на массивные колени, и нарядная розовая
сорочка, на которой еще остались влажные пятна от духов и складки от
только что снятого тугого корсета.
безвкусной, пышной и неряшливой комнате до боли отчетливо врезалась ему в
память: пестрый ковер и тяжелые драпри, замызганный комод, ночной горшок
под кроватью и даже пижама мсье Крюшо, сунутая впопыхах под подушку.
Стефен побелел. Неправильно истолковав остановившийся взгляд его широко
раскрытых глаз, мадам Крюшо стыдливо наклонила голову, притворно
вздрогнула и с неуклюжим кокетством шагнула к нему. Это было уж слишком.
Стефен попятился. Непреодолимое отвращение отразилось на его лице. Он был
страшно зол на себя за то, что попал в такое идиотское положение, - в этом
фарсе было что-то глубоко унизительное. Он молча повернулся и опрометью
выбежал из комнаты.
хлопнула парадная дверь и на лестнице раздались тяжелые шаги. Мсье Крюшо,
не постучавшись, влетел в комнату. Бакалейщик даже не успел сменить
дорожного костюма и находился в состоянии наигранного бешенства.
ступил за порог! Имейте в виду, я могу сейчас же обратиться в полицию! Я
всегда подозревал, что вы - подлый змееныш. Но чтобы ужалить руку, которая
вас кормила!.. Женщину с таким чистым сердцем!.. Мать двоих детей!.. Нет,
какова наглость, каково бесстыдство! Мы вас рассчитали, разумеется. Чтоб я
не видел больше вашей гнусной физиономии в моем магазине! Но сначала вы
должны возместить мне... возместить нанесенный вами ущерб... хотя бы
картиной...
разыграна по наущению мадам - сейчас муж был орудием разъяренной жены. И,
не слушая Крюшо, который продолжал изрыгать угрозы, Стефен с презрительной
и горькой усмешкой вырвал лист из блокнота, лежавшего на столе, и молча
протянул его бакалейщику. Это был набросок, который он только что сделал
по памяти: мадам Крюшо, толстая, полураздетая, бесстыдно улыбаясь, стояла
возле своей двуспальной кровати.
лицо его позеленело. Он уже хотел было разорвать набросок, но врожденная
сметка укротила порыв. Он тщательно свернул бумагу в трубочку и аккуратно
положил на дно шляпы. Затем, воровато отведя глаза, повернулся и вышел из
комнаты.
5
кладь, ушел из Нетье пешком. Он решил отправиться в Фужер, до которого
было километров тридцать, и к вечеру, изнемогая от усталости и жары после
такого изрядного перехода под палящим солнцем, достиг города,
раскинувшегося по склонам небольшого холма и рассеченного надвое шоссе,
ведущим в Париж. Здесь он отыскал дешевый ресторанчик, куда, как ему
казалось, должны заглядывать проезжие шоферы. Официант, к содействию
которого он решил прибегнуть, выразил уверенность, что попутная машина
несомненно подвернется, и в самом деле, часов около девяти грузовик с
прицепом остановился перед гостиницей и двое мужчин в комбинезонах вылезли
из машины и вошли в ресторан. Через несколько минут официант поманил
Стефена, последовал обмен приветствиями и рукопожатиями, несколько слов
было брошено как бы вскользь и подхвачено на лету, и вопрос был улажен.
Вещи Стефена сунули под сидение, и машина тронулась.
деревни, опустевшие, словно вымершие, города, где лишь изредка мерцали в
окнах огоньки, проехали Вир, Аржантан, Дре. Теплый воздух свистел в ушах,
колеса громыхали по булыжным мостовым. Луна Меланхолично опускалась за
призрачно-серые вершины тополей. Наконец в туманной дымке забрезжил робкий
рассвет, и, перебравшись через Сену у Нейи, они въехали в Париж через
заставу Майо и остановились у Центрального рынка. Здесь Стефен,
поблагодарив своих новых приятелей, распростился с ними.
по Новому мосту, с наслаждением вдыхал влажный воздух. Он снова был в
Париже, он чувствовал себя окрепшим после жизни в Нетье, а главное - был
исполнен твердой решимости явить миру свой талант.
входа. Он заложил свои часы с цепочкой - подарок отца ко дню рождения,
когда ему исполнился двадцать один год, - и получил за них сто восемьдесят
франков. Затем, после довольно продолжительных поисков и отчаянного торга
с хозяйкой, он нашел себе пристанище в переулке неподалеку от площади
Сен-Северин, в районе, издавна служившем последним прибежищем всем
представителям богемы. Это был очень бедный квартал и совсем нищенская
мансарда, почти без всякой обстановки и ужасающе грязная, но она
находилась под самой крышей, была хорошо освещена и стоила недорого -
всего десять франков в неделю. Стефен сразу принялся за работу: попросил
швабру и ведро и начал скрести пол. Он вымыл даже стены, так что они стали
выглядеть почти сносно, хотя следы от давленых клопов кое-где все же
остались.
и торопливо зашагал по набережной в лавку Наполеона Кампо. Торговец
красками сидел, как всегда, на ящике за конторкой, свесив короткие ноги,
скрестив руки на груди. На нем была синяя суконная куртка и желтая вязаная
шапочка, из-под которой торчали большие, неправильной формы уши. Багровые
щеки его заросли щетиной. Он дружески кивнул Стефену, словно они виделись
только вчера.
торговец кинул их в потертый кожаный кошелек.
два метра на восемьдесят сантиметров.
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Маккэфри Энн
Пехов Алексей
Шилова Юлия