весть. Когда он закончил разговор, я проводил его до такси, возле которого
позабытый всеми шофер, натянув кепку на уши, терпеливо прохаживался взад и
вперед.
лучше.
благодарности дрожащим от радости голосом сказал:
сердца... спасибо тебе.
ветер. Затем, услышав, что часы в холле бьют час, я, пошатываясь, побрел к
себе. В голове у меня царил такой сумбур, что не хотелось ни о чем думать.
Однако на душе, несмотря на все мои беды и огорчения, было как-то
удивительно покойно. Я почти тут же заснул, думая лишь об улыбке Сима.
9
настойчиво толкал меня в плечо. Я открыл глаза: в комнате было светло, у
постели с искаженным лицом стояла сестра Пик и истерически кричала мне в
ухо:
успел проснуться, однако, натягивая пальто и всовывая ноги в комнатные
туфли, все-таки сообразил, что только катастрофа могла заставить эту
"трепетную лань" ворваться ко мне в комнату и притом в такой час.
Казалось, она буквально потеряла голову и по пути к отделению "Б" на бегу
все твердила, точно заученный урок:
взбитых подушках, очень тихий и спокойный - только мне он показался
каким-то уж слишком неподвижным. Сбросив абажур с ночника, я вгляделся
повнимательнее и с ужасом обнаружил, что блестящая металлическая трубка не
торчит больше из его повязки, ее нет в горле. Я поспешно схватил пинцет и
вынул из раны образовавшуюся в ней гнойную пробку, затем взял безжизненные
ручонки мальчика и принялся делать ему искусственное дыхание.
прихода он был мертв, несомненно мертв. Я выпрямился, застегнул измятую
ночную рубашонку, уложил это маленькое тельце, которое столько выстрадало
и вынесло такую отчаянную борьбу, подсунул ему под головку подушку.
трахеотомическую трубку, забитую пленками. Я тупо уставился на нее, потом
повернулся к сестре Пик, которая все это время стояла, прижавшись к двери.
задыхаться и с кашлем выплюнул ее.
лица я определил, что мои догадки правильны. Внезапно еще одна мысль
пришла мне в голову. Я не торопясь прошел мимо сестры на кухню. Да,
конечно: на столе - на том самом сосновом столе, где было дано сражение за
жизнь Сима, - стоял чайник, тарелочка с бутербродами и недопитая чашка с
остывшим уже чаем. Соблазнительный легкий ужин.
подумать... он так спокойно спал... я отлучилась всего на какую-нибудь
минутку.
Я вышел из кухни и, миновав палату, очутился на улице. В небе еще догорало
несколько звезд, и первые слабые пальчики рассвета уже успели прогнать с
востока тьму. Колотя себя в лоб сжатыми кулаками, я прибежал в свою
гостиную и упал в кресло у стола. Дело было не в том, что меня лишили
моего маленького успеха. Меня жгло и мучило, отравляя душу, это нелепое
превращение победы в поражение, эта глупая, преступная утрата человеческой
жизни. Какое-то тупое оцепенение овладело мной, я был в отчаянии.
девять часов вошла в комнату накрывать на стол, я все еще был в пальто и
пижаме. Не в силах выносить ее соболезнующие взгляды, я прошел через
спальню в ванную, машинально побрился и оделся. Когда я вернулся, меня
ждал отменный завтрак - поджаренный хлеб, кофе, яичница с беконом под
металлической крышкой. Но, хотя мне необходимо было подкрепиться, есть я
не мог: меня стало тошнить даже после нескольких глотков кофе. Я подошел к
окну и выглянул на улицу. Утро было холодное, туманное, оно напоминало о
том, что скоро наступит сырая, хмурая зима.
Траджен, как всегда спокойная, только во взгляде ее сквозила
озабоченность. Она с дружелюбным видом пересекла комнату и подошла к
камину, где шипели, выбрасывая облачка дыма, несколько сырых поленьев.
серьезно и сдержанно. - Она очень расстроена.
это весьма печально. - Она помолчала. - А для меня это и вовсе
огорчительно - ведь никто не принимает интересы больницы ближе к сердцу,
чем я. Но такие вещи случаются, доктор, даже в самых превосходно
поставленных учреждениях. За свою долгую практику я поняла, что к подобным
случаям может быть только одно отношение.
следствие величайшей небрежности, за которую следует наказывать.
уволим, пойдут разговоры, скандал, у больницы появится скверная репутация,
а проку от этого все равно никому не будет.
нее ребенок умер.
этой больнице". Впрочем, тут есть еще и другие соображения, чисто
практического порядка, которые следует иметь в виду.
самое.
- Это будет ей хорошим уроком, который она, ручаюсь, не забудет. Уверяю
вас, доктор, что у сестры Пик есть немало хороших качеств, и было бы
неразумно - я бы даже сказала, несправедливо - испортить ей карьеру из-за
в общем-то единичного случая.
правилам - покровительствовала ночной сестре. И у меня возникла смутная
догадка, что Эффи Пик находится здесь в несколько привилегированном
положении. Я только хотел было сказать об этом, как в дверь тихонько
постучали и на пороге снова появилась Кейти.
собирался сказать начальнице, застыли у меня на губах. Я с минуту тупо
смотрел в пол, затем усилием воли заставил себя направиться к двери.
неподдельным беспокойством взмолилась:
стоял густой туман, но, когда я, спотыкаясь, вошел в приемную, я отчетливо
увидел Дьюти и его жену, которые улыбались мне, словно были не в силах
сдержать радость. При моем появлении Алекс встал и с сияющим лицом схватил
меня за руку.
усидеть дома. Мы чуть не пели, когда сюда ехали.
рядом с мужем; ее простое, измученное заботами лицо так и сияло. - И все
благодаря вашему опыту и умению.
была словно набита ватой, но самое страшное - мне казалось, что я вот-вот
не выдержу и расплачусь.
ночь не спал из-за нас. Ну, мы не будем тебя больше задерживать. Только
пойдем взглянем на Сима.
наконец с мучительной тревогой.
запинаясь, с расстановкой вымолвил: - Что, с нашим мальчиком опять плохо?
Алекса, лицо которого сразу осунулось, стало серым и жалким.
существовать, все казалось пустым и бессмысленным. Я только видел, что
Алиса заплакала, а Дьюти обнял ее. Когда он наконец заговорил, голос его
звучал холодно и жестко:
Контровский Владимир
Семенова Мария
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий