презрение. К этим рассуждениям я присовокупил еще много других в том же
роде, рассчитанных на исправление ее характера. Прочитав своей госпоже
такую мораль, я испугался, что навлеку на себя ее гнев и нарвусь на
неприятные возражения; но она не возмутилась моими упреками, а
удовольствовалась тем, что вовсе не приняла их во внимание, равно как и
те, которые я имел глупость высказать ей в следующие дни. Наконец, мне
наскучило без толку напоминать ей об ее недостатках и, предоставив
Мерхелину самой себе, я перестал заботиться об ее неукротимом характере.
Между тем - поверите ли? - вот уже два месяца, как это свирепое существо,
эта надменная женщина совершенно изменилась. Она обходительна со всеми, у
нее появились приятные манеры. Это уже не та Мерхелина, которая дерзила
мужчинам, обращавшимся к ней с учтивыми речами; она стала чувствительна к
похвалам, которые ей расточают, и любит, когда говорят об ее красоте или о
том, что ни один мужчина не может взглянуть на нее безнаказанно; ей
нравится лесть, и вообще она стала теперь похожа на всех прочих женщин.
Эта перемена едва постижима; но вы еще больше удивитесь, когда я вам
скажу, что вы являетесь творцом этого великого чуда. Да, дорогой Диего, -
добавил Маркос, - это вы так преобразили донью Мерхелину; вы превратили
тигрицу в агнца, словом, она к вам неравнодушна. Мне это уже несколько раз
бросалось в глаза, и либо я не знаю женщин, либо она питает к вам безумную
страсть. Вот, сын мой, какую печальную весть я вам принес и в каком
неприятном положении мы очутились.
беды для себя в том, что меня любит красивая сеньора.
приманку и не замечаете крючка; вам бы только наслаждаться, а я предвижу
все неприятности, которые из этого воспоследуют. В конце концов все тайное
становится явным: если вы будете по-прежнему ходить к нам и петь у
крыльца, то усилите страсть Мерхелины и, возможно, что, потеряв всякую
сдержанность, она случайно выдаст мужу, доктору Олоросо, свое увлечение; и
этот муж, который, не имея поводов к ревности, относится к ней теперь так
снисходительно, тогда рассвирепеет и отомстит ей; да и нам с вами может
здорово достаться.
Укажите, какого поведения мне держаться, чтоб предотвратить всякие
напасти.
показывайтесь на глаза моей госпоже; не видя вас, она снова обретет
спокойствие. Сидите у своего хозяина, а я буду заходить в цирюльню, где мы
можем играть на гитаре без всякой опаски.
доме.
на будущее время в цирюльне, раз уж я оказался человеком, столь опасным
для женских взоров. Между тем спустя несколько дней мой добрый Маркос,
невзирая на свою хваленую осторожность, принужден был убедиться, что
придуманное им средство погасить любовное пламя доньи Мерхелины возымело
как раз обратное действие. Эта сеньора, не слыша нашего пения, спросила
его на второй же вечер, отчего мы прекратили свои концерты и по какой
причине я больше не показываюсь. Он отвечал, что я очень занят и не имею
ни одной свободной минуты для развлечений. Она как будто удовлетворилась
этим объяснением и три дня сряду довольно спокойно переносила мое
отсутствие; но на четвертые сутки моя принцесса потеряла терпение и
сказала стремянному:
Здесь кроется какая-то тайна, которую я хочу выяснить. Говорите! Я вам
приказываю! Не скрывайте от меня ничего.
знать правду, то скажу вам, что после наших концертов ему нередко
приходилось возвращаться домой, когда уже было убрано со стола; он не
хочет больше подвергать себя этому риску и ложиться в постель без ужина.
раньше не сказали? Ложиться в постель без ужина? Ах, бедное дитя! Ступайте
к нему сейчас же и скажите, чтоб он пришел сегодня вечером; ему больше не
придется уходить домой не евши: для него всегда будет приготовлено
какое-нибудь блюдо.
какая перемена! Вы ли говорите это, сеньора? С каких пор вы стали такой
сердобольной и чувствительной.
или, вернее, с тех пор, как вы осудили мое надменное обхождение и
попытались смягчить мой суровый характер. Но, увы! - воскликнула она,
расчувствовавшись, - я от одной крайности перешла к другой: из спесивой и
бессердечной я сделалась теперь слишком нежной и чувствительной; я люблю
вашего молодого друга Диего и не могу побороть в себе этой страсти. Его
отсутствие не только не ослабило моей любви, но, по-видимому, еще придало
ей большую силу.
отличающийся красотой, да и собой невидный, мог стать предметом столь
пылкой страсти? Я простил бы еще ваши чувства, если б они были внушены
каким-нибудь кавалером, обладающим блестящими достоинствами, но...
особ моего пола, или же, несмотря на свой многолетний опыт, вы худо их
знаете, если думаете, что они при выборе возлюбленного руководствуются его
достоинствами. Насколько могу судить по себе, женщины отдают свое сердце
не размышляя. Любовь - это некое безрассудство, влекущее нас к
какому-нибудь предмету и приковывающее к нему против нашей воли; это -
болезнь, которая нападает на нас, как бешенство на животных. А потому
перестаньте уверять меня, что Диего не достоин моей нежности. Я люблю его
и этого достаточно, чтоб я находила в нем тысячи прекрасных свойств,
которые от вас ускользают и которыми он, быть может, вовсе не обладает. Не
трудитесь убеждать меня в том, что лицо его и фигура недостойны ни
малейшего внимания, ибо мне он представляется восхитительно стройным и
прекрасным, как день. К тому же в голосе его есть какая-то нежность,
которая меня трогает, а на гитаре он играет с исключительной приятностью.
Диего. Его простое звание...
знатной госпожой, то не обратила бы на это никакого внимания.
свою госпожу и перестал бороться с ее упорством, как искусный кормчий,
уступающий буре, которая отгоняет его корабль от той гавани, куда он
направлялся. Он пошел даже дальше: чтобы удовлетворить донью Мерхелину,
старик отправился в цирюльню и, отведя меня в сторону, сообщил мне все,
что произошло между ними.
концерты у крыльца доньи Мерхелины. Вам необходимо, друг мой, свидеться с
этой сеньорой, а не то она способна выкинуть какой-нибудь такой
безрассудный поступок, который пуще всего повредит ее репутации.
к нему под вечер с гитарой и что он может отнести эту приятную весть своей
госпоже. Старик не преминул этого исполнить, и моя пылкая возлюбленная
была в полном восторге, узнав, что вечером будет иметь удовольствие видеть
меня и послушать мое пение.
этой надежды. Мне удалось выйти из цирюльни только с наступлением ночи,
которая, видимо за грехи мои, оказалась очень темной. Я ощупью продвигался
по улице и был уже, пожалуй, на полпути, когда из одного окна меня окатили
чем-то таким, что отнюдь не ласкало обоняния. Могу даже сказать, что я не
упустил ни одной капли из этой порции, так ловко меня отделали. В этом
положении я не знал, на что мне решиться. Вернуться назад? Но какое
зрелище для моих товарищей! Это значило бы подвергнуться самым невыносимым
насмешкам. Явиться же к донье Мерхелине в таком прекрасном виде было мне
весьма неприятно. Тем не менее я предпочел последнее и отправился к дому
этой сеньоры. У ворот я застал поджидавшего меня Маркоса. Он сообщил мне,
что доктор Олоросо только что лег почивать и что мы можем забавляться без
всякой помехи. Я отвечал, что мне прежде всего необходимо почистить
платье, и тут же поведал ему о своем несчастье. Он посочувствовал мне и
повел в покой, где находилась его госпожа. Как только эта сеньора услыхала
про мое приключение и увидела меня в таком состоянии, она принялась
сожалеть обо мне, точно со мной стряслось величайшее несчастье в мире;
затем, обрушившись на людей, которые меня так изукрасили, она осыпала их
всяческими проклятьями.
- чистейшая случайность. Зачем так близко принимать его к сердцу?
обиду, нанесенную этому агнцу, этому незлобивому голубку, который даже не
жалуется на причиненное ему оскорбление? - воскликнула она в сердцах. -
Ах, как мне сейчас жаль, что я не мужчина! Я отомстила бы за него.
которая проявилась также и в ее поступках. А именно, пока Маркос обтирал
меня полотенцем, донья Мерхелина сбегала в свою горницу и принесла, ларец,
наполненный всевозможными благовониями. Она зажгла монашки и окурила все
мое платье, а затем щедро опрыскала его духами. Покончив с окуриванием и
опрыскиванием, эта милосердная особа отправилась сама на кухню за хлебом,
вином и несколькими кусками жареной баранины, которые припасла для меня.
Затем она заставила меня приняться за еду и, по-видимому, находила
удовольствие в том, чтоб мне прислуживать, так как то разрезала жаркое, то
подливала мне в стакан вина, хотя я и Маркос всячески ее от этого
удерживали. После того как я покончил с ужином, господа концертмейстеры