беспомощно развел руками.
выжжены в ней. Он мертвец, и вместе с тем в нем чувствуешь какую-то страшную
жизненную силу.
через ад, не может быть таким, а ведь он еще мальчик.
ни о чем не расспрашивал, не высказывал своих мнений. Он мог стоять не
шевелясь - неодушевленный предмет, если не считать глаз, горевших холодным
огнем, - покуда споры о революции становились все громче и горячее. Его
глаза вонзались в лица говорящих, как раскаленные сверла, они смущали их и
тревожили.
помяните мое слово! Лучший патриот из всех нас! Я чувствую это сердцем и
головой. И все же я его совсем не знаю.
глаза не могут любить, они угрожают; они злые, как у тигра. Я знаю: измени я
делу, он убьет меня. У него нет сердца. Он беспощаден, как сталь, жесток и
холоден, как мороз. Он словно лунный свет в зимнюю ночь, когда человек
замерзает на одинокой горной вершине. Я не боюсь Диаса со всеми его
убийцами, но этого мальчика я боюсь. Я правду говорю, боюсь. Он - дыхание
смерти.
поручение Ривере. Связь между Лос-Анжелосом и Нижней Калифорнией была
прервана. Трое товарищей сами вырыли себе могилы и на краю их были
расстреляны. Двое других в Лос-Анжелосе стали узниками Соединенных Штатов.
Хуан Альварадо, командир федеральных войск, оказался негодяем. Он сумел
разрушить все их планы. Они потеряли связь как с давнишними революционерами
в Нижней Калифорнии, так и с новичками.
вернулся, связь была восстановлена, а Хуан Альварадо был мертв: его нашли в
постели, с ножом, по рукоятку ушедшим в грудь. Это превышало полномочия
Риверы, но в Хунте имелись точные сведения о всех его передвижениях. Его ни
о чем не стали расспрашивать. Он ничего не рассказывал. Товарищи
переглянулись между собой и все поняли.
опасаться этого юноши. Он неумолим. Он карающая десница.
всеми, подтверждался наглядными, чисто физическими доказательствами. Теперь
Ривера нередко приходил с рассеченной губой, распухшим ухом, с синяком на
скуле. Ясно было, что он ввязывается в драки там - во внешнем мире, где он
ест и спит, зарабатывает деньги и бродит по путям, им неведомым. Со временем
Ривера научился набирать маленький революционный листок, который Хунта
выпускала еженедельно. Случалось, однако, что он бывал не в состоянии
набирать: то большие пальцы у него были повреждены и плохо двигались, то
суставы были разбиты в кровь, то одна рука беспомощно болталась вдоль тела и
лицо искажала мучительная боль.
оплатил счет за бумагу - сто сорок долларов.
рассказывает о них.
что вы больше никогда не увидели бы меня, разве только на моих похоронах. Он
предан какой-то неистовой страсти. Между собой и этой страстью он не
позволит стать даже Богу.
приготовившаяся к нападению, ядовитая сколопендра! - сказал Ареллано.
воплощение беспощадной, неслышно разящей мести. Он ангел смерти, неусыпно
бодрствующий в ночной тиши.
нет друзей. Он всех ненавидит. Нас он терпит лишь потому, что мы - путь к
осуществлению его желаний. Он одинок, слишком одинок... - Голос ее прервался
сдавленным всхлипыванием, и глаза затуманились.
его не видели в течение недели. Однажды он отсутствовал месяц. Это неизменно
кончалось тем, что он возвращался и, не пускаясь ни в какие объяснения, клал
золотые монеты на конторку Мэй Сэтби. Потом опять отдавал Хунте все свое
время - дни, недели. И снова, через неопределенные промежутки, исчезал на
весь день, заходя в помещение Хунты только рано утром и поздно вечером.
Однажды Ареллано застал его в полночь за набором; пальцы у него были
распухшие, рассеченная губа еще кровоточила.
Хунты, а Хунта находилась в крайне стесненных обстоятельствах. Нужда в
деньгах ощущалась острее, чем когда-либо, а добывать их стало еще трудней.
рабочие - беглые мексиканские пеоны - жертвовали Хунте половину своего
скудного заработка. Но нужно было куда больше. Многолетний тяжкий труд,
подпольная подрывная работа готовы были принести плоды. Время пришло.
Революция была на чаше весов. Еще один толчок, последнее героическое усилие,
и стрелка этих весов покажет победу. Хунта знала свою Мексику. Однажды
вспыхнув, революция уже сама о себе позаботится. Вся политическая машина
Диаса рассыплется, как карточный домик. Граница готова к восстанию. Некий
янки с сотней товарищей из организации "Индустриальные рабочие мира" только
и ждет приказа перейти ее и начать битву за Нижнюю Калифорнию. Но он
нуждается в оружии. В оружии нуждались все - социалисты, анархисты,
недовольные члены профсоюзов, мексиканские изгнанники, пеоны, бежавшие от
рабства, разгромленные горняки Кер д'Ален и Колорадо, вырвавшиеся из
полицейских застенков и жаждавшие только одного - как можно яростнее
сражаться, и, наконец, просто авантюристы, солдаты фортуны, бандиты -
словом, все отщепенцы, все отбросы дьявольски сложного современного мира. И
Хунта держала с ними связь. Винтовок и патронов, патронов и винтовок! - этот
несмолкаемый, непрекращающийся вопль несся по всей стране.
- и революция вспыхнет. Таможня, северные порты Мексики будут захвачены.
Диас не сможет сопротивляться. Он не осмелится бросить свои основные силы
против них, потому что ему нужно удерживать юг. Но пламя перекинется и на
юг. Народ восстанет. Оборона городов будет сломлена. Штат за штатом начнет
переходить в их руки, и наконец победоносные армии революции со всех сторон
окружат город Мехико, последний оплот Диаса.
сумеют применить оружие. Они знали торговцев, которые продадут и доставят
его. Но долгая подготовка к революции истощила Хунту. Последний доллар был
израсходован, последний источник вычерпан до дна, последний изголодавшийся
патриот выжат до отказа, а великое дело по-прежнему колебалось на весах.
Винтовок и патронов! Нищие батальоны должны получить вооружение.
Ареллано горько сетовал на свою расточительность в юные годы. Мэй Сэтби
размышляла, как бы все сложилось, если б люди Хунты в свое время были
экономнее.
долларов! - воскликнул Паулино Вэра.
новообращенный Хосе Амарильо, обещавший дать деньги, был арестован на своей
гациенде в Чиу-ауа и расстрелян у стен собственной конюшни. Весть об этом
только что дошла до них.
обнаженных руках, залитых грязной мыльной водой.
дух. Говорить он не мог, но в этот миг в нем вспыхнула надежда.
длинная фраза, какую когда-либо от него слышали: - Время дорого. Через три
недели я принесу вам пять тысяч. Это будет хорошо. Станет теплее, и воевать
будет легче. Больше я ничего сделать не могу.
неправдоподобно. Слишком много заветных чаяний разлетелось в прах с тех пор,
как он начал революционную игру. Он верил этому обтрепанному мальчишке,
мывшему полы для революции, и в то же время не смел верить.
в конторе Келли происходило ночное совещание. Дел у Келли было выше головы;
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Лондон Джек
Шилова Юлия
Курылев Олег
Орловский Гай Юлий