своим естественным каналам, однако же это абсолютный вздор! На земле нет ни
единого существа, которое не черпало бы в природе всех своих сил и
способностей; нет ни одного, которое любым своим поступком, каким бы
значительным он ни был, каким бы противоестественным ни казался, могло бы
поколебать замыслы природы и нарушить порядок во вселенной. Деяния любого
злодея - это дело рук природы, что-то вроде цепи неразрывных событий, и
каким бы принципом он ни руководствовался, именно по этой причине следует
считать, что природа заранее одобряет их. Ни одна из сил, движущих нами, не
в состоянии причинить ущерб нашей праматери, потому что и абсурдно и
невозможно, чтобы она дала нам больше способностей, чем нужно для служения
ей, стало быть, повредить ей мы никак не можем. Когда умрет человек,
которого я разложил на элементы, они займут предназначенное им место во
вселенной и принесут такую же пользу в гигантском круговороте, какую
приносили, составляя уничтоженное мною существо. От того, будет тот человек
жив или мертв, в мире ничего не изменится и ничто в нем не убавится. Поэтому
было бы верхом нелепости полагать, будто такое ничтожное создание, как я,
способно каким-то образом нарушить мировой порядок или отобрать у природы ее
правду: думать так, значит допускать наличие в нем могущества, которого он
не имеет и иметь не может. Человек одинок в этом мире, поражающий его
клинок, материально задевает только этого человека, и тот, кто этот клинок
направляет, не подрывает устои общества, с которым жертва поддерживала лишь
духовную связь. Даже допустив на минуту обязанность творить добро, мы должны
признать, что и здесь должны быть какие-то пределы: добро, которое приносит
обществу тот, кого мне захотелось лишить жизни, никак не сравнится со злом,
которое принесет мне продление его жизни, так зачем я должен колебаться,
если она очень мало значит для других и так тягостна для меня? Пойдем еще
дальше: если убийство есть зло, оно должно быть таковым во всех случаях, при
всех допущениях, тогда короли и целые нации, которые насылают на людей
смерть ради своих страстей или интересов, и те, кто держит в руке
смертоносное оружие, являются в равной мере либо преступниками, либо
невиновными. Если они преступники, значит я тоже буду считаться таковым,
потому что совокупность страстей и интересов нации - это сумма отдельных
интересов и страстей, и любой нации позволено жертвовать чем-нибудь ради
своих интересов или страстей лишь в той мере, в какой люди, составляющие ее,
будут делать то же самое. Рассмотрим теперь вторую часть этой гипотезы, то
есть допустим, что упомянутые мною деяния не являются преступлениями. Чем
рискую я в таком случае, если всякий раз, когда того потребует мое
удовольствие или мой интерес, буду совершать подобные поступки? И как должен
я относиться к тому, кто найдет их преступными?
потревожили бы ее промысел. Можно ли представить себе, чтобы слабый имел
возможность обидеть сильного? И что мы такое в сравнении с материей? Может
ли она, создавая нас, дать своим детям силы повредить ей? Разве согласуется-
это идиотское предположение с той торжественностью и уверенностью, с какими
она творит свой промысел? А если бы убийство не служило наилучшим образом ее
намерениям, неужели она допустила бы его? Неужели следовать примеру природы
- значит вредить ей? Оскорбит ли ее, если человек будет делать то, чем она
занимается каждодневно? Коль скоро доказано, что воспроизводство немыслимо
без уничтожения, разве уничтожать - не значит действовать по ее плану? Разве
не угодны ей люди, помогающие ей? Спрошу наконец, не служит ли ей лучше всех
человек, который охотнее и чаще всего пятнает себя убийством, который
активно исполняет ее намерения, проявляемые на каждом шагу? Самое первое и
самое изумительное свойство природы - движение, которое происходят
безостановочно, но движение это есть беспрерывная череда преступлений,
поскольку только таким образом она его поддерживает: она живет, она
существует, она продолжается лишь благодаря уничтожению. Тот будет ей
полезнее всего, кто совершит больше злодеяний, кто, как говорят, наполнит
ими мир, кто без страха и колебания бросит в жертву своим страстям или
интересам все, что ему встретится на пути. Между тем как создание пассивное
или робкое, то есть добродетельное создание, разумеется, будет в глазах
природы самым никчемным, потому что оно порождает апатию я покой, которые
погрузят все сущее в хаос, если его чаша перевесит. Вселенная держится
равновесием, а оно невозможно без злодейств. Злодеяния служат природе, но
если они ей служат, если они потребны и желательны, могут ли они повредить
ей?
рассмотрим убийство под этим углом зрения.
- это единственный мотив, подталкивающий женщину к половому акту, поэтому я
хочу спросить, откуда появится признательность в сердце плода этого
эгоистического акта? О ком думала моя мать, предаваясь наслаждениям: о себе
или о своем будущем ребенке? По-моему, даже излишне спрашивать об этом.
Далее, ребенок появляется на свет, мать кормит его. Может быть на этой
второй стадии мы обнаружим причину для сыновней признательности? Отнюдь.
Если мать оказывает своему ребенку такую услугу, не надо обманываться: она
делает это из естественного чувства, которое заставляет ее освободиться от
секреции, а иначе она окажется в опасности; точно также поступают самки
животных, когда их железы распирает молоко и грозит их убить. И они не могут
от него избавиться иным способом, кроме как дать отсосать его детенышу,
который инстинктивно тянется к соску. Итак, мать вовсе не оказывает милости
ребенку, когда кормит его: напротив, это он помогает матери, которая без
этого вынуждена прибегать к искусственным средствам, приближающим ее к
могиле. Ну ладно, вот ребенка родили и выкормили, причем ни то, ни другое не
предполагает, что он должен испытывать благодарность к женщине, которая это
сделала. Перейдем теперь к заботам, которыми окружают детей, когда они
немного подрастут. И здесь я не вижу иных мотивов, кроме материнского
тщеславия. И здесь молчаливая природа внушает ей не больше, чем самкам
животных. Помимо забот, необходимых для жизни ребенка и здоровья матери, то
есть механизма, который так же естественен, как породнение виноградной лозы
с молодым вязом, - да, Жюстина, помимо этих забот, природа ничего не диктует
матери и со спокойной совестью может бросить свое дитя. Он растет и крепнет
самостоятельно без ее помощи, ее заботы совершенно излишни: разве страдают
детеныши животных, брошенных матерями? Только по привычке или из тщеславия
женщины продолжают заботиться о детях, но вместо того, чтобы принести им
пользу, они ослабляют их инстинкт, развращают, лишают их энергии, и в
последствие этого те уже не могут обойтись без няньки. Теперь я спрошу вас,
неужели из-за того, что мать не оставляет забот, без которых ребенок может
обойтись и которые выгодны ей одной, он должен связать себя чувством
признательности? Вздор! Согласитесь, что это было бы весьма глупо. Но вот
ребенок достиг возраста зрелости, а мы так и не заметили в нем хотя бы
намека на благодарность к матери; он начинает мыслить, рассуждать, и какие
же у него возникают чувства? Прошу конечно прощения, но... никаких, кроме
отчуждения и ненависти к той, что дала ему жизнь, ибо она передала ему свои
физические недостатки, дурные свойства своей крови, свои пороки... Наконец,
унылое существование в горе и несчастии. Осмелюсь спросить, Жюстина, есть ли
здесь веские причины для признательности, и нет ли скорее мотива для самой
сильной антипатии? Итак, очевидно, что во всех обстоятельствах, когда
ребенок получает возможность распорядиться жизнью своей матери, он должен
сделать это без малейших колебаний; он не должен раздумывать, так как он
может лишь ненавидеть такую женщину, так как месть - плод ненависти, а
убийство - средство мести. Пусть же он безжалостно уничтожит это существо, с
которым его якобы связывает чувство долга; пусть разорвет на куски грудь,
вскормившую его: ведь зла в этом будет не больше, чем если бы он сделал это
с другим человеком, и даже меньше, если у него нет причин его ненавидеть
так, как он ненавидит мать. Разве животные церемонятся со своими родителями?
Они пользуются ими, убивают их, и природа не протестует. Взвесьте остальные
ложные обязанности человека, сверьте их с моими словами и затем вынесите
приговор этим неестественным чувствам по отношению к отцу, матери, мужу,
детям и т.д. и т.п. Вот тогда, проникнувшись этой философией, вы увидите,
что вы одиноки во вселенной, что все иллюзорные узы, придуманные вами, -
дело рук людей, которые, будучи слабыми от природы, стараются сделать их
более прочными. Сын думает, что нуждается в отце, отец, в свою очередь,
считает, что нуждается в сыне - вот что скрепляет эти нелепые узы, эти якобы
священные обязанности, но я категорически заявляю, что в природе их не
существует. Оставь же, милая Жюстина, свои предрассудки, иди служить мне, и
твое будущее обеспечено.
равнодушие, которым вы наделяете природу, - это лишь плод ваших софизмов.
Лучше послушайте свое сердце и вы поймете, что оно осуждает все эти ложные
аргументы порока и распутства; ведь сердце, к суду которого я вас отсылаю,
является святилищем, где природа, оскорбляемая вами, ожидает уважения. Если
она запечатлела в нем жуткий ужас перед злодейством, которое вы замышляете,
согласитесь, что оно. ей неугодно. Я знаю, что сейчас вас ослепляют ваши
страсти, но как только они замолчат, угрызения совести сделают вас самым
несчастным человеком. Чем чувствительнее ваша душа, тем сильнее будет мучить
ее совесть. Ах сударь, прошу вас, продлите жизнь этого нежного и бесценного
создания, не бросайте его в жертву своим жестоким капризам, иначе вы
погибнете от отчаяния. Каждый день, каждую минуту она будет стоять перед
вашими глазами - ваша дорогая матушка, которую швырнул в могилу ваш слепой
гнев, вы будете слышать, как она жалобным голосом произносит те сладостные
имена, которые делали радостным ваше детство; она будет будить вас ночью и
терзать вашу душу во сне, она вскроет своими окровавленными пальцами раны,
которые вы ей нанесли. Свет солнца померкнет для вас на земле, все ваши
удовольствия будут нести на себе печать страдания, ваши мысли будут путаться
у вас в голове; небесная рука, которую вы отрицаете напрочь, отомстит вам за
уничтоженную жизнь и отравит ваши оставшиеся дни, и вы, так и не
воспользовавшись этим злодеянием, умрете от горького сожаления о том, что
посмели его совершить.
коленях перед своим жестоким господином, который слушал ее со смешанным
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Ильин Андрей
Пехов Алексей