находящейся в самом конце, и открыла правую дверь. дверь была не заперта.
Она показала мне квартиру. Та была разделена на четыре помещения : как
зал, спальню, также кухню и ванную, и представляла из себя скромное и
приятное жилище. В ней не было ни ненужных украшений, ни особой мебели, но
и нехватки чего-то не ощущалось. Сказать обо всем этом особо было нечего,
но находясь в квартире, я точно так же, как когда Рэйко была передо мной,
смог расслабиться и вести себя непринужденно.
В зале стояли диван, столик и кресло-качалка. На кухне тоже имелся столик,
и на обоих столиках было по здоровенной пепельнице. В спальне было две
кровати, два письменных столика и стенной шкаф. У изголовья кровати стоял
небольшой журнальный столик и лампа для чтения, там же лежала раскрытая
книга. На кухне стоял набор из миниатюрной электроплитки и холодильника,
так что что-нибудь простое при желании приготовить было можно.
- Ванны нет, так что мыться можно только под душем, но в целом отлично,
правда? - сказала она. - Баня и прачечная есть общие.
- Прямо чересчур здорово. У меня в общежитии только потолок да окно.
- Да ты просто не знаешь, каково здесь зимой.
Она похлопала меня по спине и усадила на диван, потом и сама села рядом.
- Зима здесь длинная и тяжелая. Куда ни глянешь, всюду снег, снег, снег,
море снега, сырость такая, что холод до костей пробирает. Когда зима
приходит, мы целыми днями только и делаем, что снег разгребаем. В такую
пору мы натапливаем квартиры и слушаем музыку, разговариваем да вязанием
занимаемся. Поэтому если хотя бы такого пространства не будет, то просто
задыхаешься и ничего делать не можешь. Если зимой приедешь, сам поймешь.
Она вздохнула, точно вспоминая длинную зиму, и положила рук на колени.
- Разложим его, и будет тебе кровать, - сказала она и постучала по дивану,
на котором мы сидели. - Мы будем на кроватях спать, а ты тут. Пойдет?
- Да мне все равно.
- Значит, договорились. Мы, наверное, только часов в пять вернемся, так
что ты тут подожди, ладно?
- Хорошо, я пока немецкий поучу.
Когда она вышла, я лег на диван и закрыл глаза. Я некоторое время без
особых мыслей весь отдавался тишине, как вдруг вспомнил, как мы с Кидзуки
ездили куда-то далеко на мотоцикле.
Тогда ведь, кажется, тоже была осень. Сколько же лет назад была та осень?
Четыре года назад. Я вспомнил запах кожаной куртки Кидзуки, его дико
ревущий 125-кубовый мотоцикл "Ямаха" красного цвета. Мы съездили в ужасную
даль к побережью и вернулись к вечеру, совершенно измотанные.
Ничего особенного в тот раз не приключилось, но тогдашняя поездка
припомнилась мне очень живо. Осенний ветер тонко свистел в ушах, и стоило
взглянуть в небо, ухватившись руками за куртку Кидзуки, и казалось, что
тело мое взлетает в небо.
Я долго лежал в одной позе на диване, вспоминая все, что было тогда, одно
за другим. Непонятно, почему, но когда я лежал в этой комнате, в голове
моей, цепляясь друг за друга, пронеслись воспоминания о событиях и вещах,
произошедших давным-давно, о которых я давно уже толком и не вспоминал.
Некоторые были радостными, иные немного грустными.
Сколько же я так пролежал? Я настолько погрузился в неожиданный поток
воспоминаний (он был подобен течению реки, прорывающемуся сквозь щель
между скал), что даже не заметил, как Наоко вошла в комнату, тихо открыв
дверь.
Когда я открыл глаза, Наоко была там. Я открыл глаза и посмотрел в глаза
ей. она присела на спинку дивана и смотрела на меня. Поначалу ее облик
показался мне плодом моего воображения. Но сомнений не было, это была
Наоко.
- Спал? - спросила она очень тихим голосом.
- Да нет, вспоминал просто, - сказал я и поднялся. - Ну, как дела?
- Да нормально, - ответила Наоко, улыбнувшись. Улыбка ее была похожа на
какой-то далекий светлый образ. - Я на минуту. Вообще-то мне тут нельзя
находиться, но выдалась минутка, я и зашла. Так что долго не могу
оставаться. дурацкая у меня прическа, да?
- Да нет, очень красиво.
Она была пострижена простенько, как ученица начальных классов, и с одной
стороны, точно как раньше, волосы были прихвачены заколкой. Стрижка
действительно очень ей шла и как нельзя лучше ей подходила. Она выглядела,
как прекрасная дева с какой-нибудь средневековой гравюры.
- Лень было к парикмахеру идти, вот меня Рэйко и стригла несколько раз.
Правда так считаешь? Красиво?
- Правда.
- А мама сказала, отвратительно.
Наоко расстегнула заколку, собрала волосы, несколько раз проведя по ним
рукой, и снова заколола. Заколка была в виде бабочки.
- А я непременно хотела с тобой наедине увидеться, прежде чем мы будем
втроем встречаться. Не то чтобы особенное что-то сказать надо было, но все
равно хотела сперва тебя увидеть, привыкнуть немного. А то поначалу,
боялась, буду неловко себя чувствовать. Я при людях, бывает, теряюсь.
- Как ты тут, привыкла уже?
- Да, немного, - сказала она и опять поправила заколку. - Ну все, уже
времени нет. Пора мне.
Я кивнул.
- Спасибо тебе, Ватанабэ, что приехал. Я так рада. Но если тебе тут в
тягость будет, ты скажи, не стесняйся. Тут место особенное, правила тоже
особенные, некоторые люди тут совсем находиться не могут. Так что если
что-то такое почувствуешь, скажи прямо. Никаких обид из-за этого у меня не
будет. Мы тут ничего не скрываем. Все откровенно говорим.
- Хорошо, я тоже буду откровенно говорить.
Наоко села рядом со мной и прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи, она
положила голову мне на плечо и уткнулась носом мне в шею. Она сидела так,
не двигаясь, точно проверяя, нет ли у меня температуры. Я нежно обнимал
ее, и в груди у меня стало горячо.
Немного погодя, она, ни слова не говоря, встала и вышла, открыв дверь так
же тихо, как когда входила.
После того, как она ушла, я заснул, лежа на диване. Спать я не собирался,
но от ощущения близкого присутствия Наоко впервые за долгое время
погрузился в глубокий сон. На кухне была ее посуда, в ванной была ее
зубная щетка, в спальне была ее кровать. В этой квартире я погрузился в
глубокий сон, точно выжимая по капле усталость из каждого уголка каждой
клетки своего тела. Мне приснилась бабочка, порхающая в вечерних сумерках.
Когда я проснулся, часы показывали тридцать пять минут пятого. Солнце
клонилось к закату, ветер стих, облака изменили свой облик. Во сне я
вспотел, поэтому я достал из рюкзака полотенце и вытер лицо и переодел
майку. Потом пошел на кухню, выпил воды и выглянул в окно рядом с мойкой.
Было видно окно в соседнем здании. За тем окном висело на ниточках
несколько вырезанных из бумаги украшений. Это были любовно вырезанные
изображения птиц, облаков, коровок и кошек, похожие на марионеток.
Вокруг по-прежнему было ни души, и не слышно было ни звука. Вдруг
почудилось, что я один живу среди этих искусно сделанных декораций.
Люди начали возвращаться в зону "С" только в начале шестого часа. Выглянув
из окна на кухне, я увидел проходящих внизу двух или трех женщин. Все трое
были в шляпах, и возраст их определить было невозможно, но судя по голосу,
были они уже не так молоды. Спустя немного времени после того, как они
зашли за угол и исчезли из вида, с другой стороны прошли еще четверо
женщин и точно так же скрылись за углом.
Атмосфера вокруг была самая что ни на есть предзакатная. Из окна в зале
виднелись лес и цепочка гор. Полоска света горела над горами, точно
украшая их силуэты.
В пол-шестого вместе вошли Наоко и Рэйко. Мы с Наоко поприветствовали друг
друга, точно встретившись впервые после долгой разлуки. Наоко
действительно была как будто смущена. Рэйко заметила книгу, которую я
читал, и спросила, что это за книга. Я ответил, что это "Волшебная гора"
Томаса Манна.
- Зачем было ее тащить в такую даль? - пораженно сказала Рэйко, и была в
общем-то права.
Мы втроем стали пить кофе, который приготовила Рэйко. Я рассказал Наоко о
внезапном бесследном исчезновении Штурмовика. Рассказал ей также про
светлячка, которого он подарил мне, когда мы виделись с ним в последний
раз.
- Как обидно, что он исчез. Я так хотела еще про него послушать, -
расстроенно сказала Наоко.
Рэйко захотела узнать, что это за Штурмовик, и я опять рассказал про него.
Она, конечно, тоже от души посмеялась. Всегда, когда я рассказывал про
Штурмовика, мир вокруг казался полон радости и смеха.
В шесть часов мы втроем пошли в столовую в главном здании и поужинали. Я и
Наоко ели рыбный суп, овощной салат, подливку, вареный рис и соевый
бульон, а Рэйко съела только салат с макаронами и выпила кофе. И опять
закурила.
- Видите ли, с возрастом организм так меняется, что можно есть уже не так
много, - объясняла она.
В столовой сидели за столиками и ели человек двадцать, и за это время еще
несколько человек успели войти и выйти. Картина в столовой ничем не
отличалась от студгородка, за исключением разброса возрастов. Отличие было
лишь в том, что все до одного разговаривали с одной определенной
громкостью.
Никто и не болтал в полный голос, и не шептался. Не было ни громкого
смеха, ни удивленных возгласов, никто никого не звал, поднимая руку. Все
разговаривали одинаково негромко.
Они ели, заняв несколько столов. За каждым столом сидело по трое, максимум
пятеро. Если кто-то говорил, остальные слушали его, кивали и поддакивали,
а когда он заканчивал говорить, кто-нибудь другой говорил что-нибудь по
этому поводу.
Белов Вольф
Русанов Владислав
Грабб Джеф
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Курылев Олег