оказалось достаточно для того, чтобы опять решающим в его поведении
оказалась справедливость.
обозначая извинительный поклон. Соседка неопределенно хмыкнула.
себя чувствовал без этой блиц-победы, свершившейся на глазах у очень мирной
публики, частью которой являюсь. Видно, и мужичка, при всем его уважении к
справедливости, мало устраивала роль поверженного. Поэтому он старается
зайти с другого фланга, наверняка, с намерением представить дело так, что
это и есть тот фронт, окончательная победа на котором компенсирует временные
неудачи. Наконец, он был с дамами, которые, впрочем, вполголоса
переговариваясь, старательно делали вид, что все, что происходит с их
мужчиной, к ним не имеет ни какого отношения.
Правильно? - Здесь он обвел зал победным взором, призывая народ в судьи: -
Трудно не согласиться. Ведь проиграли? А сколько людей за них болели!.. Я,
как дурак, полтора часа на них потратил... - Он опять посмотрел на меня
снизу вверх, при этом прищурился и склонил голову набок: - Ну?
момент. Я ответил, вспоминая выражение лица и голос нашего министра
иностранных дел. Ответил, на мой взгляд, примирительно, хотя, возможно,
несколько многословно (скрывал небольшое волнение):
русские, - про них тоже вполне можно сказать "позорные", когда проигрывают.
Я сам слышал. На стадионе.
хохлы - вдвойне.
другими мужчинами, пассивными наблюдателями, рассмеялся.
проиграли!
украинцы, и татары, и азербайджанцы.
они, наклонившись к нему, что-то возбужденно шепчут на оба уха, видимо,
пристыживают.
кабины, - вы там со своей любимой маменькой лучше разберитесь, без меня,
кстати. А я с футболистами как-нибудь сам разберусь! Без вас!
как раз в эту минуту в помещение обратно вплыл Майкл и, не дожидаясь
команды, равнодушно развалился посреди зала.
бестолкового воспитанника, но совладал с собой. - Позорник ты, Майкл, и,
главное, меня позоришь перед... - его лицо вдруг просветлело, как от удачной
находки, голос возвысился, фразы зазвучали отчетливее, весомее: - Надо было
тебя хохлом назвать. Совести у тебя не-е-т. Кормишь тебя, кормишь!.. А от
тебя... одна аллергия, говорят. - Следующие слова уже совершенно явно
предназначались не для Майкла: - Все мы вот здесь, - он описал перед собой
окружность, - газ наш природный качаем туда за здорово живешь. Уренгой,
понимаешь, Помары-Ужгород. Но, Майкл, запомни, сколько хохла не корми, - он
все в НАТО смотрит!
случайно, - решительным шагом, выбрасывая ноги впереди туловища, покинул зал
ожидания. Пес солидарно, правда, несколько понуро, пошел следом.
завершившуюся сцену. Вышли из кабины женщины с пунцовыми лицами, уходя, они
уже были похожи друг на друга как близняшки.
кивая на дверь, как бы глуша неуютное эхо, нехарактерное для данного
помещения:
выиграли. Что бы он тогда тут говорил? Да радовался бы и говорил: ай да
хохлы, сукины дети, надо же - выиграли! Знай наших, англичане позорные!.. -
или как их там.
вспомнить нельзя. Сейчас глаза были широко раскрыты, губы в табачных
крошках. В голосе неподдельная тревога:
азербайджанцы, побросав телефонные трубки, выскакивают из кабинок. Остальные
льнут к окну: интересно. Потом все быстро возвращаются, качая головами, но
даже не ругаясь. Все нормально, такая шутка. Мужик, воспользовавшись
сотворенной суматохой, исчез и больше не появлялся. Впрочем, кто его знает:
мне дали мой город, я быстро поговорил и ушел.
МИССИС СМАЙЛ
журнальных картинок и взглядываю на нее. В этом - моя непреодолимая
подчиненность чему-то внешнему. А может быть, внутреннему. Поэтому я "делаю
вид": пытаясь обмануться, заставляю себя смотреть на объект моего притяжения
с интересом, будто мне действительно необходимо это созерцание. (Но тайком -
иначе, я знаю, ей мое внимание будет обидно.)
труднообъяснимым страхом. Чтобы внушить себе: я - хозяйка, смотрю куда хочу
и сколько хочу.
деле это выглядит иначе: не люблю, потому что страдаю от всякой, даже малой,
зависимости. Я слабая.
минуту принявшему сходство с амбразурой, с пещерным зевом, и объяснила, что
хочу на несколько дней стать посетителем библиотеки. Я, можно сказать,
проездом в этом городе, в командировке, нужно как-то скоротать время. Заодно
надеюсь поближе познакомиться с вашей тихой и, оказывается, чудесной
провинцией - поэтому меня устроила бы литература по краеведению и вообще
книги местных авторов, если они есть...
преувеличенно радостно. Не как пролетную читательницу-однодневку, а словно
завсегдатая, личную знакомую. Это приятно: улыбчивый сервис - еще не стойкое
явление на наших просторах. Я говорила, глаза блуждали по стеллажам за
спиной женщины, выдающей книги. И вдруг я наткнулась на этот взгляд - и едва
не отшатнулась...
мгновение достигла висков, запульсировала в затылке - обычный страх перед
неизведанным, умноженный внезапностью. Наверное, мои губы поползли с лица,
безобразно размазались по щекам, брови сложились в беспомощной пирамидке - я
выдала себя. Ибо все то, что являлось лицом женщины, стало еще ужаснее. Это
был зловещий оскал уставшего улыбаться - злость, уходящая корнями в боль.
Эти глаза, колючие от сухости, были конечным пунктом плача: соленая,
печальная, горючая влага не успевала стать слезами, - она выкипала на
подходе к роговице.
от потрясения, торопливо нарекла улыбающуюся женщину: "миссис Смайл". Даже
губы задвигались в шепотливом причитании: "Миссис Смайл, миссис Смайл..." В
переводе это звучит не так, как есть на самом деле. Звучит бедно. Так надо.
Причина этой необходимости в поиске лингвистической маскировки: английский
"смайл" не равняется русской улыбке. Это вообще. А в данном случае "Смайл" -
сжатое, зашифрованное, закодированное нечто, что в подстрочном переводе
значит улыбка. Можно сказать и конкретнее: "Миссис Смайл" - это надпись на
плотной шторке, прикрывающей замочную скважину. Заглянуть - содрогнуться от
жалости и страха. Я не могу потрафить профессиональной журналистской жажде -
отодвинуть шторку, попытаться расшифровать. Не хватит сил, потому что я уже,
задолго до посещения библиотеки, на пределе. "Миссис Смайл!..."
восклицательными знаками. Для того, чтобы понять, что это за улыбка, нужно
представить ситуацию, когда человек - вдруг! - встретил безнадежно
утерянного милейшего друга детства. Или (пример для меркантила) невероятно,
по крупному, выиграл в лотерею - после этого великолепным образом решатся
все материальные проблемы. Словом, ее улыбка - это движения лицевых мышц,
предназначенные для неожиданной великой радости.
длительная судорога лицевых мышц.
лица. Вместе с кожей, несмотря на физическую боль. Если бы это помогло,
думаю, она бы так и сделала. Периоды, когда лицо успокаивается, - секунды.
На самом деле это не успокоение, это нервы собираются в мускулистый узел,
змеиную банду, для следующей атаки на миссис Смайл, чтобы который раз с
непреодолимой силой, победно выплеснуть судорожную гримасу на всеобщее
обозрение.
себя. Ее глаза, стреляющие голубым свинцом из амбразурного зева, ужасны. Они
полны космической ненависти. Это ненависть безнадежно больного человека - ко
всему. К тому, что произвело его на свет для муки. К тому, что удерживает
его на этом же свете для продолжения мук. К тому, кто за этой мукой вольно
или невольно наблюдает.
моей душе. Пожалуй, потому, что в этом зримом рассогласовании внутреннего и
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Рыбаков Вячеслав