Через несколько дней ее вызвали в райком, и она получила там материалы
съезда. В них много говорилось о преодолении культа личности Сталина. Анне
сказали, что с этими документами надо ознакомить всех коммунистов и даже
беспартийных, чтоб всем стало понятно, как относится партия к ошибкам и
недостаткам, тормозящим развитие советского общества, - они как огрехи при
пахоте.
Анна слышала уже о решениях съезда, но она не представляла себе, какими
серьезными, глубокими и беспощадными они окажутся.
Вернулась она в колхоз под вечер и тут же послала оповестить
коммунистов о том, что назавтра назначается партийное собрание, решив, что
сама она прочтет материалы вместе со всеми. Но прежде чем запереть их в
небольшой переносной сейф, стоявший в кабинете Поспелова, в котором
хранились чековая книжка и наличные деньги колхоза, она все-таки раскрыла
доклад и пробежала первые страницы...
Оторваться она уже не смогла. Она дочитала до половины и спохватилась.
Было поздно. Она была в конторе одна, за стеной покряхтывала да охала только
Полина Васильевна, старушка, работавшая в правлении курьером и сторожихой.
Тогда Анна решила взять доклад на ночь домой.
Она вышла из кабинета. Полина Васильевна притулилась на лежанке,
валенки валялись на полу. Она сидела, свесив босые ноги, и вязала платок.
Вязала, конечно, по чьему-нибудь заказу. Ей приносили шерсть, она и пряла ее
и вязала. Маленькая, сморщенная, она в опаской поглядела на Анну: а ну как
агрономша пошлет ее сейчас за кем-либо! Но бог милостив, агрономша объявила,
что уходит домой.
- Иди себе, деточка, иди, - напутствовала ее Полина Васильевна. - Иди,
отдыхай...
Но Анне было не до отдыха. Она торопливо дошла до дому, наскоро
поужинала молоком с хлебом и не удержалась, разбудила Алексея. Показала ему
тетрадь.
- Доклад.
- Тот самый?
Как был, в нижнем белье, Алексей подошел к столу.
- Дай-ка...
- Я сама еще не прочла, - сказала Анна. - Давай вместе. Ты ложись,
замерзнешь раздетый. А я почитаю. С самого начала...
При чтении вслух доклад показался еще значительней. Каждое
произнесенное слово становилось еще тяжелее. Все, чем жила Анна, выглядело
сейчас иным, все представления о жизни менялись...
Сталин неплохо начал свой путь. Партия высоко его оценила и высоко
подняла. Но успехи партии вскружили ему голову. Он поверил в свою
непогрешимость, стал поощрять свое возвеличивание, о себе начал думать
больше, чем о народе, и его слова стали расходиться с делами...
Анна на секунду взглянула на мужа - не заснул ли. Нет, он лежал,
подперев голову рукой, и слушал. Ему, как и ей, тоже было не до сна.
Анне вспомнились похороны Сталина. У нее тогда было такое тягостное
настроение. Слишком многое, слишком многое связывалось с именем Сталина. Он
заслонял собой партию. Известие о его смерти вызывало испуг: как же теперь
без него...
Анна опять вернулась к докладу. Но мысли уже возникали в ней
параллельно чтению. Невозможно было бесстрастно читать это откровенное и
мужественное обращение руководства партии ко всем коммунистам.
Как же мог так опуститься человек, вознесенный на такую высоту! Как это
произошло? Почему могло произойти? Кто в этом виноват? Виноват он сам,
виноваты его приспешники.
В чем же дело? В чем дело? А в том, что человек - только человек, будь
он хоть семи пядей во лбу. Нет ни богов, ни пророков. Величие человека,
поднятого обществом на историческую высоту, в том и заключается, чтобы
всегда оставаться человеком.
Анна как будто оглянулась назад. Толя, война, фронт... Сколько
советских людей, сколько солдат погибло с именем Сталина на устах Не за
Сталина же они погибали! Так и не надо им было внушать, что за Сталина они
идут в бой, - люди жертвовали собой ради Родины, ради счастья своей страны.
Анна подумала, что только очень сильные и очень справедливые люди
способны так прямо и откровенно объяснять правду народу.
Алексей вдруг встал и сел к столу. Он тоже был взволнован.
Наконец Анна дочитала. Опустила голову...
Ей вдруг вспомнился милицейский лейтенант, приезжавший в колхоз в день
похорон Сталина. Послал же кто-то его для предупреждения беспорядков...
Беспорядков! Берия и другие приспешники Сталина хотели закрутить гайки еще
круче. Но народ узнал правду. Приходит конец угодникам и восхвалителям.
Берия разоблачен. Анна помнила его мрачный голос на похоронах. Слава богу,
его уже нет...
Но беспокойство, пронизавшее ее в день похорон Сталина, все еще не
покидает ее...
Алексей встал, с шумом отодвинул стул. Выглядел он чернее ночи.
- Ты куда? - удивилась Анна.
Алексей не ответил, подошел к этажерке с книгами, потянул за корешок
"Вопросы ленинизма", снял висевший над этажеркой портрет Сталина.
- В печку, - зло сказал Алексей.
- Ты в уме? Положи обратно...
- Это после того, что ты прочла? - Алексей помедлил и положил портрет и
книгу на край стола. - Не понимаю тебя.
- Я и сама не понимаю, Алеша, - задумчиво произнесла Анна. - Но ведь
все, все было связано с его именем... Ты ведь сам плакал...
Алексей вспыхнул.
- Вот этих слез я ему и не прощу!
- А ты думай не о себе...
Анна и вправду думала не о себе. Да и что она могла думать о себе! Тут
надо размышлять надо всем. Сломаны все обычные представления. Как дальше
жить? Обо всем надо думать. Она верила только в одно. Знала. Того, что
написано пером, не вырубишь топором. После всего, что она только что узнала,
у нее сумбур в душе. Но то, что ей об этом сказали, залог того, что это
никогда уже больше не повторится.
XXVII
Странным было это собрание. Таких собраний еще не было в жизни Анны.
Происходило оно в бухгалтерии, это была самая просторная комната в конторе.
В партийной организации колхоза насчитывалось больше тридцати человек.
Рассаживались шумно, посмеивались, шутили, начали очень обычно.
Анна подошла к столу. На этот раз она даже не предложила выбрать
председателя.
- Начнем, - сказала она. - Мы получили, товарищи, материалы
Центрального Комитета. Прошу внимания. Я зачитаю их...
Она встала у стола, поднесла к глазам папку с этими материалами, так
близко поднесла к глазам, точно была близорука, точно боялась пропустить
хотя бы слово, и ровным, монотонным от внутреннего напряжения голосом
принялась читать строку за строкой.
Собрания в колхозе всегда начинались в тишине, око и сегодня началось в
обычной тишине, но едва Анна прочла первую страницу, как изменился самый
характер тишины, вежливая тишина официального собрания сменилась
сосредоточенной и напряженной, до ужаса напряженной тишиной, воцаряющейся
иногда в суде при оглашении смертного приговора.
Анна все читала и читала, и никто не пошевелился, не кашлянул, не
вздохнул, никто не поднялся выйти покурить, ни словом не перемолвился с
соседом...
- Все, - устало сказала она, перевернув последнюю страницу. - Можно,
товарищи, расходиться.
И все стали расходиться, не спеша и почти без разговоров.
Поспелов подошел к Анне.
- Домой, Анна Андреевна?
Она кивнула.
- Н-да... - с хрипотцой произнес вдруг Поспелов, и до чего же
выразительно было краткое это его словечко - в нем прозвучали и вздох, и
осуждение, и недоумение, и никаким другим словом не мог бы он выразить всю
сложную гамму чувств, заполнивших в ту минуту его душу.
Анна не сказала ему ничего. Что можно было сказать?
Ей хотелось остаться одной, множество мыслей навалилось на нее, и, что
греха таить, в голове образовалась какая-то путаница, слишком большая это
нагрузка - сразу переоценить прожитые годы.
Поспелов спросил еще раз:
- Пошли, что ли, Анна Андреевна?
- Нет, Василий Кузьмич, вы идите, а я задержусь, - отозвалась Анна. -
Отчет надо написать, позвонить в райком...
На самом деле ни отчета не надо писать, ни звонить, просто ей не
хотелось разговаривать.
Она всех переждала, помедлила, оделась и вышла наконец на крыльцо.
Досада! У перильцев кто-то стоял. Попыхивал папироской...
Выйдя со света в ночь, она не сразу распознала Жестева.
- Чего это вы, Егор Трифонович?
- Вас жду...
Ну о чем можно сейчас говорить? Ни добавить, ни убавить...
Он пошел рядом с ней неверной стариковской походкой, чуть пришаркивая
валенками, вздыхая и не торопясь.
- Такие-то, брат, дела...
Анна уважала Жестева, с ним отмалчиваться она не могла.
- Трудно, Егор Трифонович...
- А чего трудно, дочка?
Он так и сказал, просто и очень по-стариковски назвав ее дочкой, и Анна
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Зыков Виталий
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Перумов Ник