зеленый гундосо. - Теряем квалификацию! Впрочем, какая ему,
обалдую, разница!
отец Григорио.
вал зеленый. - Пошел отсюда!
к трещине. И был он похож на ползущего к водопою обезножив-
шего бегемота.
нос свой поглядите.
Но все равно хмурого было жалко. Заодно Сергей языком прове-
рил дыру в десне. Дыра заростала, но половина языка в нее
вмещалась.
Через минуту все стихло.
прослюнил:
упирался, расставлял ноги. Потом упал, вцепился руками в
край. Но его словно гигантским сверхмощным пылесосом затяги-
вало в синеву.
кой помахал. - Вам теперь все равно куда...
ну скрывшись в провале.
дяные, пронизывающие насквозь струи подхватили его, опроки-
нули, понесли. А перед глазами сам по себе встал вдруг осле-
пительно белый сугроб с алым, будто только что разлившимся
поверху пятном крови.
вестность. И снова он вскочил, бросился бежать, не понимая,
куда бежит, зачем, от кого. Поскользнулся, упал, разбил лоб,
что-то выронил. Но тут же поднялся. Стужа сковывала руки и
ноги, забиралась под рубаху. А он все бежал и бежал, падая,
поднимаясь, снова падая, сбивая каких-то невидимых прохожих.
кирпичную стену. Потом еще раз. Он ничего не видел, ляпа
чувствовал, как сыпятся на него градом удары. Били жестоко и
больно. Били беспощадно! Сначала руками, потом ногами - с
озверением, с матерными приговорками и криками. Били двое.
Но он не мог разобрать, кто именно, лишь мелькали в свете
фар случайных машин по стенам подворотни две черные тени:
одна огромная, высоченная, другая совсем маленькая, карлико-
вая.
кровавом тумане, кто-то нагнулся над ним и просипел сифилис-
ным шипом:
сучару, отучим поганный нос совать куда не надо! Мы те баш-
ку-то свернем, попомни!
каш-бродяга помог ему подняться наверх, к дверям квартиры.
Но увидав на свету избитого, залитое кровью лицо, изодранную
в клочья совсем не зимнюю одежду, покрытое синяками и ссади-
нами тело, тут же убежал в ночь.
мог встать. Лишь на третий день подполз к телефону и позво-
нил на работу. Его там не узнали, голос звучал совсем непо-
хоже - наверное, подумали, что кто-то разыгрывает.
Остальные девять голодал, лишь воду пил. Может быть, это и
спасло его.
нулся. Встал свежим, бодрым, чуть покачивающимся от слабос-
ти. Лицо почти зажило, синяки сходили. Опухолей уже не было.
Лишь ссадины да царапины сияли тут и там. Но это было не
столь страшно.
лась. И все-таки он преодолел себя, зашел в магазин и купил
сухарей, ничего больше не завозили. В другом шло побоище
из-за консервов "Завтрак туриста" - их завезли с утра, а
очередь, как выяснилось, стояла еще с позавчерашней ночи,
народ и осерчал. Сергея выручила знакомая продавщица. В дру-
гой бы раз не дала. Но увидав его избитую рожу, всплеснула
руками.
ше не звонил - ну их на хрен! Все одно на заработанные день-
ги ничего не купишь. Лучше на паперть или в подземный пере-
ход с кепкой!
поставил на шкаф, там она и стояла. Шипа он не нашел, навер-
ное, обронил по дороге, может, выпал в подворотне, когда би-
ли. Сергей поглядывал на тот, верхний шип. И ему казалось,
что не было никаких двух шипов, что был лишь один. Но как он
мог оказаться тогда, еще до его визита к инквизиторам, там,
возле сугроба? Это выходило за рамки как возможного, так и
разумного. А потому Сергей и не ломал особо голову.
ло, не давала шевельнуться, Сергей лежал на диване и размыш-
лял. Нет, он не переживал в памяти всех своих злоключений,
передряги до того надоели ему, что не хотелось и вспоминать
о них. Он думал о словах зеленого, и о своей внезапной ноч-
ной теории, которая в ту ночь казалась ему снизошедшим свер-
ху Откровением, и в которой он начал сомневаться позже. Мозг
работал плохо, видно, и ему досталось крепко в подворотне. А
может, он просто устал, кто знает. Но Сергей ворочал мысля-
ми-жерновами: как Сизиф катил свой камень на вершину горы,
так и он вздымал ввысь тяжелый путанный клубок мыслей - си-
зифов камень срывался, летел в пропасть, и клубок мыслей ва-
луном катился вниз. Сергей в тысячный раз проверял себя,
отслеживал этапные точки эволюционного процесса, все сопутс-
твующее - и получалось, что прав он, а вовсе не ученые-шама-
ны, обладатели степеней и званий, не зеленый инопланетянин,
это порождение вообще неизвестно чего. Он был прав! Божест-
венное Дыхание сметало с лика Земли остатки ненужной глины,
а нужную превращала в иной материал, более пригодный для са-
мого Творения, для созидания сосуда, в который можно будет
вдохнуть Душу. И никакие там не метеориты, пролетавшие возле
Земли и якобы повлиявшие на здоровье динозавров, которые тут
же начали вымирать! И не оледенения - сколько их было, и
всегда приспосабливались к ним или уходили на юг те, кто мог
и хотел выжить. Нет! Не надо придумывать несуществующего, не
надо искать причины - ее нет! По дарвиновской теории все
застыло бы на уровне простейших, на уровне амеб. Вымерли бы
все слабенькие и неприспособленные амебы, выкристаллизова-
лись бы амебы сильные, могучие и приспособленные... И все!
Никогда бы из амебы не вывелась путем "естественного отбора"
даже самая пропащая и жалкая рыбешка. Никогда! Но что-то
вдохнуло в амебу потенцию, дало ей сил породить нечто отлич-
ное от себя. Да, жизнь развивалась скачками. В промежутках
она не развивалась, а просто совершенствовалась внутри ви-
дов, вот тогда-то и шел "естественный отбор". Но стоило по-
дуть Божественному Дыханию или, по выражению шаманов, стоило
Земле в очередной раз пройти сквозь зоны жесткого космичес-
кого излучения, и появлялись новые виды, неожиданные и неж-
данные. Так появился и человек, не пресловутый венец творе-
ния, и не развившая обезьяна, а сосуд, сотворенный из гли-
ны-биомассы, сосуд, в который вошел Дух.
хотя бы потому, что все прочее было лепетом сосунка или за-
ведомой атеистической ложью, сфабрикованной по соцзаказу. Он
верил, потому что не верил шаманам, шаманящим и просто ради
искусства шаманства и из желания выделиться, создать касту
избранных, окружить себя ореолом тайны и избранничества. Они
вырабатывали свой язык, шаманский, - что бы их не могли по-
нять. Они писали на нем трактаты. И требовали, чтобы на эти
трактаты молились, чтоб все делали только по ним. Шаманы за-
давили слабенькие ростки пробившейся в Средневековье науки,
они заменили ее наукообразием. Они убили язык живой и созда-