хочется... Петя Ханыкин бежал ночевать в поселок. Холостяка из похода
никто не ждет, и потому желания у него чисто собачьи, хочется ласки и
койки.
одеялкой, с головой одеялкой; и тепло... везде тепло... о, господи!..
Петя глотал слюни, ветер вышибал слезы...
поцелует в оба глазика... сначала в один, потом сразу в другой...
поддалась. Только сейчас он увидел объявление:
только сходить ненадолго в море - и все! Амба! Затри месяца на флоте
что-то дохнет, что-то меняется появляется новое начальство, заборы,
инструкции и бирки... зараза...
наблюдая за окнами. В пятом окне на первом этаже что-то стояло. Петя
остановился В окне стояло некое мечтающее, пятилапое, разумное в
голубом. Над голубыми трусами выпирал кругленький животик с пупочком,
похожим на пуговку; наверху животик заканчивался впадиной для солнечного
сплетения; ниже голубых трусов, в полутенях, скрывались востренькие
коленки с мохнатой голенью, в которые, по стойке "смирно", легко
вложился бы пингвиненок; грудь, выгнутая куриной дужкой, обозначалась
висячими сосками многодетной собачей матери; руки цеплялись за
занавески, взгляд - за великую даль. Разумное раскачивалось и кликушечьи
напевало, босоного пришлепывало. Разумное никак не могло выбраться из
припева "Эй, ухнем!"
чуть не выпало от неожиданности в комнату сырым мешком; оно удержалось,
посмотрело вниз, коряво слезло с подоконника, открыло окно и выглянуло.
До земли было метра три.
то спать пора.
подоконник, и в окно опустилась простыня. Пете почему-то запомнилась эта
пятка; такая человеческая и такая беззащитная...
акробат на трапецию. Тело извивалось, физиономия Пети то и дело чиркала
по бетону, ноги дергались, силы напрягались в неравной борьбе: простыня
ускользала из рук.
подоконник, помятое, покореженное железо... Нет!
пяткой, нагнулся вперед, собираясь одной рукой подхватить ускользающего
Петю.
осиротевшей комнатой, сделав в воздухе несколько велосипедных движений,
вылетел через окно подкинутым канатоходцем и приземлился рядом с Петей.
Все. Наступила колодезная тишина.
смотрит в звезды космическим взглядом.
пристально и установил, что ничего ушиблено не было.
осмотра; ему стало как-то легко, просто гора с плеч, - что так тебя
побеспокоил. Пойду ночевать на лодку, в бидон. Не получилось. Мусинги1
нужно было на твоей простыне вязать, мусинги. Ну ладно, не получилось.
Не очень-то и хотелось.
взгляд. Кореш молчал. Взгляд втыкался и не отпускал.
собака вернувшегося хозяина.
пытаясь при этом одной рукой во что бы то ни стало перехватить ему
горло, а другой рукой дотянуться до подоконника, но, как только он
выпрямлялся, откуда ни возьмись появлялась амплитуда. Амплитуда грозила
его обо что-нибудь сгоряча трахнуть, и он малодушно сползал. Разъяренный
Петя с разъяренными выражениями поставил бедолагу к стенке. Но когда
Петя влез к нему на плечи, бедняга сложился вдвое. Пока хороняка
медленно думал на четвереньках, Петя в отчаянии пытался с прыжка достать
подоконник: спина у сатэры гнулась, как сетка батута. В конце концов
энергия кончилась: они шумно дышали друг на друга, разобрав на газоне
тяжелые ноги...
городка, дикие сопки цепенели в строю. Далеко в освещенном мире маячили
две странные фигуры: они уже миновали вповалку спящее КПП. Первая была
задумчивой, как обманутый Гамлет, а у второй из-под застегнутой доверху
шинели виднелись мохнатые голые ноги, осторожно ступавшие в
раскинувшуюся весеннюю грязь, - такие беззащитные и такие
человеческие... они шли ночевать... в бидон...
время. Я имею в виду то самое славное время, когда в нашу базу вела
одна-единственная дорога и по ней не надрывались автобусы, нет, не
надрывались: по ней весело скакали самосвалы и полуторки - эти скарабеи
цивилизации. По горам и долам!
тридцать километров от того пятиэтажного шалаша, в котором у тебя жена и
чемоданы, а к маме-то хочется.
рифмуется со словом "жрать"). - Чтоб в восемь тридцать были в строю.
Хотите, пешком ходите, хотите, верхом друг на друге ездийте. Как хотите.
Можете вообще никуда не ходить, если не успеваете. Узлом завязывайте.
рекомендует узлом завязывать.
не давали им проехать мимо, ловили их, просили издалека и бросали им
вслед кирпичами. Мы - офицеры русского флота.
шипели мы замерзшими голосами и влезали в самосвалы, когда те корячились
по нашим пригоркам.
же, негде, в том смысле, что не на что. Хватаюсь за борт и, подобрав
полы шинели в промежность, чтоб не запачкать, усаживаюсь на корточки в
пустом углу. Начинает бросать, как на хвосте у мустанга. Прыгаю
вверх-вниз, как дрессированная лягушка, и вдруг на крутом вираже на меня
поехали трубы. На мне совсем лица не стало. Я сражался с трубами, как
Маугли. Остаток пути я пролежал на трубах, удерживая их взбрыкивание
своим великолепным телом.
приличных поросят. Мы - я и поросята - взаимно оторопели. Поросята
что-то хрюкнули друг другу и выжидательно подозрительно на меня
уставились.
мне известно о поведении свиней. Я не знал, как себя с ними вести.
Вспоминалась какая-то чушь о том, что свиньи едят детей.
обеих хрюшек. Ну и визг они организовали!
два лейтенанта и капдва, механик соседей), и плюхаемся через борт. То
есть мы-то плюхнулись, а механик не успел: он повис на подмышках на
борту, а машина уже ход набрала, и тогда он согнул ноги в коленях, чтоб
не стукаться ими на пригорках об асфальт, и так ехал минут десять,
Тяжело он отрывался. Почти не отрывался - рожа безмятежная, а в зубах
сигарета.
захлебываясь от восторга, вбрасываемся через борт, а последним из нас
бежал связист - толстый, старый, глупый, в истерзанном истлевшем кителе.
Он бежал, как бегемот на стометровке: животом вперед рассекая воздух,
беспорядочно работая локтями, запрокинув голову; глаза, как у бешеной
савраски, - на затылке, полные ответственности момента, раскрытые
широко. Он подбегает, ударяется всем телом о борт, отскакивает,
хватается, забрасывает одну ножку, тужится подтянуться
и он, зацепленный ногой за борт, скачет за ней на одной ноге, увеличивая
скорость, и тут его встряхивает. Мы в это время помочь ему не могли,
потому что совсем заболели и ослабели от смеха. Лежали мы в разных позах
и рыдали, а один наш козел пел ему непрерывно канкан Оффенбаха
Сертаков Виталий
Каменистый Артем
Соломатина Татьяна
Херберт Фрэнк
Беляев Александр
Шилова Юлия