Хансеном - знаете, швед, детина семи футов ростом, он спит на верхней койке,
ноги у него торчат наружу, не умещаются, и я каждое утро стукаюсь о них
головой.
славная, и мы почти не мешаем друг другу.
вспыхнуло живое, откровенное любопытство, перед которым просто невозможно
было устоять.
мысленно выругала себя за то, что едва не прибавила: "Мы просто друзья и
случайно оказались на одном пароходе". Неужели она может дойти до такой
низости? Нет, всему есть границы, и, надо думать, она еще не все их перешла.
Да и вопрос был не так уж наивен. Она внимательным, оценивающим взглядом
посмотрела на Фрейтага. Может быть, вовсе он не по наивности спросил, а
просто ляпнул сдуру и сам это понимает. Вправду ли он на миг смутился и
помрачнел, или она приписывает ему чувствительность, которой он вовсе не
страдает? Он взял ее наброски и начал перебирать, но ясно было, ничуть они
ему не интересны. Задержался на профиле Глокена, сказал не сразу: Страшно
похоже. Любопытно, как бы ему это понравилось.
рисунки и сложила в папку.
настигнут. Все ясней она понимала, на что себя обрекла, когда связалась с
Дэвидом. И вдруг нахлынули сомнения: пожалуй, она обманывалась всю жизнь - с
самого рождения что ни шаг, то новая ошибка... нет, это уже слишком! Не
допущу, чтобы эта история вконец выбила меня из колеи! Вот Эльза думает, что
она какой-то несчастный урод; знай она про меня, у нее стало бы легче на
душе. Но я хочу жить ясно и просто, говорить, что думаю, если да, значит,
да, а если нет - нет, и чтобы меня так и понимали, без дураков. Ненавижу
половинчатость, полуправду, нелепые ложные положения, надуманные чувства,
наигранную любовь, раздутую ненависть. Ненавижу самодовольных и
самовлюбленных. Я хочу, чтобы все было прямо и открыто, или уж, если все
запутано, все вкривь и вкось, я хочу это видеть так, как есть. А иначе все
мерзко, и жизнь моя мерзкая, и мне за нее стыдно. И я хожу вся в павлиньих
перьях, а ведь вовсе об этом не старалась. Даже не знаю, откуда они взялись.
говорить "Gruss Gott".
сказал Фрейтаг. - Но мне больше нравится, как индейцы говорят Adios
{Прощайте, букв.: с Богом (исп.).}. Правда, боюсь, это не в их стиле, -
прибавил он, кивая на испанских танцоров - те как раз проходили мимо.
них отскочит, как мяч от стены.
небезопасная.
стати им потакать? В сущности, надо только смотреть, чтоб они не залезли к
нам в карман. А в остальном они, по-моему, просто скучные и вся эта
живописность довольно сомнительна... А какой день хороший, веселый, правда?
- И она грустно посмотрела в ясное небо.
пятидесятый раз, более или менее узнавали в лицо. Обменялись смеющимися
взглядами, увидав, что Арне Хансен гуляет с Эльзой, а приземистые родители
рослой дочери со скромным видом деликатно следуют за ними, приотстав на
несколько шагов. Эльза совсем одеревенела от робости, на макушке у нее
торчал нелепый, чересчур маленький белый берет. Хансен шагал молча, устремив
застывший взгляд куда-то вдаль.
какие легко возникают в дороге между людьми, которые рассказывают о себе,
зная, что знакомство их едва ли продолжится, - это подобие откровенности
возникает оттого, что затем нетрудно перейти к равнодушию. Фрейтаг
рассказал, что хоть он и немец, но в нем течет также английская и
шотландская кровь и даже венгерская - бабушка его была родом из
Австро-Венгрии. Предки по той линии выбирали себе мужей и жен весьма
легкомысленно - чем неожиданней, тем лучше. А что было до бабушки, одному
Богу известно, лучше в это и не углубляться. Дженни тоже - и не без гордости
- пересказала свою довольно пеструю родословную.
евреев, ни китайцев, ни африканцев, все очень обыкновенно:
англо-шотландско-ирландско-валлийская смесь, выходцы из Голландии, из
Франции, да одна прапрабабушка с испанским именем, но все равно наполовину
ирландка... даже ни одного венгра и, главное, ни одного немца. Немецкой
крови ни капли.
тут столько смешалось национальностей и все они, в конце концов, сродни -
она что же, не любит немцев? Из-за той паршивой войны? Так ведь в войне
виноваты были все и все от нее пострадали, а немцы больше всех; если бы
американцы стали тогда на сторону Германии, будущее всего мира стало бы
другим, куда лучше! Глаза Фрейтага загорелись, он даже стал красноречив.
Дженни слегка улыбнулась: кто бы ни был виноват, а она рада, что ее страна
не была заодно с немцами. Но тут ей стало совестно, и она прибавила:
матери, и ее воспитывали главным образом бабушка с дедушкой, родители отца,
а это были люди старомодные, рационалисты в духе восемнадцатого века, прямые
потомки Дидро и Даламбера, как говаривал дед, и они полагали, что хотя бы в
малой мере осуждать кого-то или что-то по соображениям национальным или
религиозным - признак величайшей пошлости и невежества. Все это касалось
хороших манер, ибо они вытекают из нравственных норм.
Дженни, - и я ни разу не видела за нашим столом краснокожего индейца или
даже индуса, и еще самых разных людей в доме не принимали по той или иной
причине, больше потому, что они дурно воспитанные или скучные; но дедушка с
бабушкой объясняли мне - это, мол, они просто считаются с местными обычаями,
или - имеют же они право выбирать себе знакомых, и то и другое неотделимо от
хороших манер и воспитанности. Ну и воспитание же это было, прямо хоть в
музей! - сказала Дженни. - Но мне все это ужасно нравилось, я верила каждому
слову, до сих пор верю... так что я безнадежно отстала от своего поколения.
Я увязла в сетях возвышенных понятий, а применить их негде! Мои друзья из
радикалов смотрят на меня, как на молодого бронтозавра. В их устах слово
"леди" звучит точно непристойность; а один как-то сказал: "Вы только
послушайте, как она произносит "шантильи" - сразу ясно, кто она такая!"
каких мне случалось встречать, были нестриженые, с грязными ногтями и вечно
выпрашивали сигареты, а потом гасили их в чашке из-под кофе. Ваши тоже
такие?
есть очень умные, интересные люди.
тоже отстаивает радикальные взгляды?
какие взгляды у противника.
помолчали, а потом, как рано или поздно получалось у него в любом разговоре,
он заговорил о своей жене. Волосы у нее золотистые, точно спелая пшеница, и
чудесный цвет лица - истинная дева с берегов Рейна, ему все это в ней так
мило; и у нее очаровательное имя.
прежде всего влюбился в ее имя.
да так удачно, сам он не сумел бы так одеваться, сказал он, явно довольный
собой. В человеке другого склада такое самодовольство было бы отвратительно,
решила Дженни. И сказала - чтобы выбирать для мужчины галстуки, женщина
должна быть необыкновенно уверенной в себе. Вот она никогда бы на это не
осмелилась. Фрейтаг возразил - тут все зависит от мужчины.
почти во всем, - сказал он.
галстуках Дэвида. Самомнение Дэвида в другом роде, чем у Фрейтага, - и право
же, куда хуже: у этого хотя бы чувствуется душевная теплота и щедрость. А
бедняга Дэвид замкнулся в себе, словно отшельник в пещере, - даже самыми
жалкими крохами своего существа ни за что и ни с кем не поделится.
увезу их обеих в Мексику. Мы решили совсем туда переселиться.
люди пышут здоровьем или излучают таинственное обаяние красоты. И Дженни
почувствовала - это его довольство собой идет не от тщеславия, но как-то
по-особенному все у него сложилось, чем-то необыкновенным он обладает,
что-то такое нашел или получил в дар. В чем-то он счастливчик, и сам знает,
что счастливчик. И когда они дошли до носа корабля и повернули, она слегка
наклонилась к Фрейтагу: внутри все пусто и уныло, вдохнуть бы это тепло
счастья и удачи, она так по нему изголодалась.