Чтение 26–й страницы книги ~Ночевала тучка золотая~

Но самый торжественный миг наступал, когда начиналась разливка джема.
Из узкой горловины, густой, душистый, маслянисто-коричневый, он изливался в
нагретые на пару стеклянные банки, и если они невзначай лопались, колонисты
подхватывали стекло, еще ошпарива-юще горячее, с густыми подтеками тоже
горячего джема, и быстро поедали его, рискуя порезаться или обжечься. Но вот
же чудо: никто никогда не порезался! И не обжегся!

Банки, заполненные джемом, закрывались сверкающими, как золото,
жестяными крышками. На подачу крышек (вот везуха) посадили Митька, того
самого, который "вшпотел от шупа". Здесь он тоже работал "вшпотевши", на
зависть другим колонистам, от своего такого особенного положения.

Весь процесс производства джема - от котла до склада - братья тщательно
проследили и знали наизусть. Это было не пустым любопытством.

Братья сообразили, что джем, особенно в закупоренных банках, может
стать хорошим подспорьем в голодную зиму. То есть о зиме они подумали позже,
а пока возникло желание стащить несколько банок для заначки. Для себя и,
конечно, Регины Петровны с ее мужичками.

На этот счет договорились и с простодушным Мить-ком. Как только в цехе
оставались он да закрывалыцик, а банки скапливались на длинном, обитом
железом столе за спиной закрывалыцика, Митек начинал громко насвистывать
мелодию песенки: "Дорогой товарищ Сталин, приезжай ты в наш
колхоз..."Кузьменыши по очереди оставляли конвейер и торопились на призывную
мелодию, как небось не поторопился бы в родной колхоз сам товарищ Сталин...

Главное во всем этом деле - успеть спрятать банки близ конвейера, пока
никто не видел из взрослых.

Евреи в счет не шли.

Они лишь усмехались, когда наталкивались взглядом на колониста,
запихивающего очередную банку в карман.

А иной раз как бы невзначай прикрывали его своим мощным торсом.

Сашка разделил операцию по джему на три этапа.

Первый - вынести из варочной и надежно заначить. Второй - пронести мимо
востроглазой тетки Зины и опять же надежно запрятать во дворе. Третий и,
может быть, основной - переправить джем за глухой забор. На волю.

Уже через несколько дней после начала операции было заханырено у
Кузьменышей, припрятано то есть, заначено, семь запечатанных банок с джемом.

В цеху, близ конвейера, находилось столько всяких труб, металлических
хитросплетений, с множеством закоулочков и отверстий, что при желании можно
было схоронить не семь, а тысячу семь банок! Ни одна ищейка во время шмона
не смогла бы их там отыскать.

На этот счет наши братья, как, впрочем, и остальные колонисты, были
непревзойденные спецы.

Чтобы протащить припрятанные банки мимо глазастой тетки Зины, которая
вроде бы и не была злой, но уж очень напуганной и поэтому вдвойне
старательной Сашка предложил брату ходить в обнимку. На машину, с машины, в
столовку, во двор...

- Жарко небось, - сказал непонятливый Колька.

- Терпи!

- А зачем? - опять спросил Колька.

- А затем! - передразнил Сашка. - Как пойдешь, так и поймешь! Места-то
сколько меж нами остается! Колька сообразил. Поинтересовался:

- А эти... Которые влюбленные: тоже носят? Они ведь всегда обнимаются.
Сам видел! Сашка подумал, сказал:

- А фиг их знает.

Теперь они ходили, взяв друг друга за плечи. Женщины из цеха, глядючи
на них, произносили: "Ишь какие дружные! Водой не разлить!"Кто мог
догадаться, что если бы их удалось разлить водой, под рубахами обнаружились
бы целых две банки: одна на другой. Отрепетировано было за колонией в
кукурузе, а проверено в стенах колонии. Когда шли обнявшись, ни при каких
условиях разглядеть банок было нельзя. Разве что прощупать, но кто бы стал
щупать?!

Правда, именно тетка Зина в тот день, когда заложили они между собой
первые банки, что-то заподозрила.

Раньше сколько мимо обнявшись ходили, и ничего. Не останавливала, не
спрашивала ни разу. А тут, вот бабье чутье-то, тетка Зина как закричит
пронзительно, на весь цех:

- Эй, ты! - на Сашку, конечно. Его она узнавала и без красной тесемки
на любом расстоянии. - Поди, говорю. Чево ты все мимо... мимо...

Подошли оба, не разжимая объятий. Банки холодили кожу, елозили гладким
стеклом по ребрам во время вдоха и выдоха. Иногда похрупывали друг о дружку.

Тетка Зина посмотрела на братьев и сказала:

- Чево склещились-то? Аль на толчок тоже по двое ходите?

Колька молчал. Его тетка Зина и не спрашивала, она его вообще не
признавала. Да и Сашка придумает быстрей, чего и как ей ответить.

И Сашка сразу же ответил миролюбиво, что ходить так по двору удобней,
потому что им посекретничать надо. От уха до уха ближе выходит.

Сашка в общем-то не врал. Секрет и правда был, только не в ушах дело.

- Ишь какие! - вздорно проговорила тетка Зина. - Шикреты! А вот узнаю я
ваши шикрегы, что тогда? - и придирчиво посмотрела им вслед. Но ничего не
заметила.

А братья, не торопясь, вышли наружу да скорей за угол.

Тут, на заднем дворе, за спиной цеха, где никогда не появлялись
работники завода, находилась свалка. Банки, ящики разные, тележки, бочки и
прочая рухлядь. Здесь-то джем надежно прикрыт.

Оставалось переправить его на волю.

Для интересу, хоть мало верилось, испытали братья проходную. Но
вохровская старуха с незаряженной винтовкой, хоть и не была догадлива, как
тетка Зина, но прикрикнула на них: мол, чево скопом лезете, ходите, как
люди, чередой, как все ходють!

"Как все - можно, - подумалось братьям. - Да вот банки тогда не
пронесешь!"Был у Сашки еще один способ: перебрасывать джем через забор.
Только забор-то каменный, глухой, метра два высоты.

Забежал однажды Колька после работы, выскочив вперед всех, а Сашка с
заднего двора кинул ему несколько пустых банок.

Из пяти штук поймал Колька только одну. Поменялись они местами, но
результат оказался не лучше. Сашка и вовсе ни одной не поймал. А больше
предложить он ничего не смог. Словно бы торможение у него с головой вышло.

Колька как бы невзначай Сашке жмень сахарного песку подсунул. Слыхал,
что от песка мозги варят быстрей. Вон как джем в котле!

Но и песок не влиял на брата. Он поскучнел, потускнел, зачах, даже
осунулся.

Бродил один по двору или подолгу разговаривал с теткой Зиной. А чего с
ней говорить, ее на это дело не уговоришь, Колька был уверен. Банки лежат, а
время идет... Вдруг их больше не повезут на завод: каждый день последним
может стать!

Однажды Сашка сказал:

- Знаешь... Они здесь тоже были.

- Кто? - спросил Колька, но уже и сам догадался. - Черти?

Так Илья звал чеченцев.

- Ага. Черти. Проскакали на лошадях, с винтовками... Стрельнули, и
скорей в горы. Тетка Зина видела. Говорит, чуть не померла со страха.

- Убили кого? - спросил Колька.

- Не знаю. А ты думаешь, Регина Петровна почему молчала?

- Почему?

- Она их видела. И заболела. Тетка Зина говорит, от страха, так бывает.

- Регина Петровна ничего не боится, - сказал Колька.

- А мужички? А взрыв? Думаешь, не страшно? Братья сидели на задней
части двора, на ящиках, близ своей заначки. У самых ног в траве протекал
через двор ручей. В него сбрасывали отходы из цеха. Ручей был
грязновато-желтого цвета и вонял.

- Ну? Ты придумал? - спросил Колька.

- Чево?

- Сам знаешь чего! Так и будем на заначке сидеть? Сашка почесался и
сказал:

- Эх, чешка вошится... - Что означало на детдомовском жаргоне "вошка
чешется". И без всякой связи:

- Давай уедем, а?

- Сейчас?

- Ну, завтра. Вон, тетка Зина говорит, она бы давно удрала, да у нее
семья... Они тут мобилизованные, их к заводу прикрепили. А нас-то никто не
прикреплял!

- Как же Регина Петровна? - спросил Колька. Сашка задумался.

- А вдруг она не вернется?

- Она вернется, - твердо пообещал Колька. - У нее мужички здесь.

- А вдруг она умерла?

- Нет, - опять сказал Колька. - Мы ее только дождемся и на дорогу банок
накопим. Нам все равно их вынести надо.

Сашка молчал, смотрел на дальние горы, размытые, едва видневшиеся в
бледновато-голубой дымке. Светило нежарко солнце. Было тихо. Лишь
всплескивал ручей да жужжали осы.

- А может, никаких чертей нет? - спросил с надеждой Колька. - Ведь их с
милицией ловят? Раньше бухали, бомбили. А теперь и бухать перестали.

Колька говорил не потому, что верил. Ему понравилось жить на Кавказе.

Еще бы! Сбылась мечта, извечная мечта голодного шакала о жратве. Где
это он еще вволю сможет объедаться сахаром, да "блаженной" икрой, да
вареньем? Тетка Зина сказала, что везли их в рай, так он и в самом деле тут
рай, на заводе.

И нечего плакаться, что к заводу прикрепили. А Колькина бы мечта, чтобы
вовсе от завода никуда колонистов не открепляли. Вырастет, попросит, пусть
его навсегда прикрепят. Вот когда сладкая жизнь для него начнется! Будет,
как евреи, сахар носить! А уж кто носит, в убытке не остается.

Сашка посмотрел на Кольку и понял, о чем он думает.