Чтение 26–й страницы книги ~Ритуал после брачной ночи~

Это был рискованный ход. Неизвестно, с чем связаны проблемы Олева Киви.
Возможно, с карточным долгом. Возможно, с поставкой крупной партии
наркотиков. И Сергей Синенко не так уж не прав, когда подозревает
человечество во всех смертных грехах: каждому есть что скрывать. Но поджарый
олух Рейно вовсе не похож на вышибалу. И на мафиози тоже. Никаких смазанных
гелем волос, никакой разбойной небритости, никакого дутого золота на
мизинце.

- Он ничего не говорил мне о вас, - все еще колебался Рейно.

- Я же объяснила вам: непредвиденные обстоятельства.

- Хорошо. Я позвоню ему. Сейчас.

Час от часу не легче! Стоит ему набрать номер мобильника Киви, как у
противоположного конца трубки сразу же выстроится очередь из
высокопоставленных ментов, к тому же совсем не говорящих по-эстонски. И
прежде чем я успела возразить (хотя какие у меня были основания возражать?),
Рейно вытащил свой собственный мобильник и пробежался пальцами по кнопкам. Я
присела на краешек кресла, но...

Ничего не произошло.

- Черт... Никто не отвечает, - он застыл в нерешительности.

Я понимала его. Я бы тоже колебалась. Никому не известная женщина
врывается в номер, где ждут совершенно определенного мужчину. Лепечет о
непредвиденных обстоятельствах и требует чего-то от норвежского гонца.
Эстонский, конечно, вещь хорошая, он сближает собеседников быстрее любой
качественной водки. Но одного эстонского недостаточно....

И тут меня осенило.

Я уже больше не была бедной родственницей, сидящей на краешке кресла. Я
свободно раскинулась в нем и проникновенно посмотрела в глаза Рейно. Теперь
он совсем не пугал меня и эта стыдливая ямочка на подбородке - она может
принадлежать только курьеру для разовых поручений. Такой не станет тыкать
пистолетом в зубы. У него и пистолета-то нет!

...Только бы я не переложила его в баул, к проклятому ножу! Только бы не
оставила его на Канонерском у Сергуни!.. По-прежнему не сводя глаз с Рейно и
лучезарно ему улыбаясь, я щелкнула замком, запустила руку в сумочку и
нащупала перстень. Тот самый, который дал мне Стас. Тот самый, Который так
взволновал виолончелиста. Может быть, и теперь мне повезет. И перстень
послужит пропуском в тайный мир Олева Киви.

- Вы хорошо знаете Олева? - спросила я.

- Достаточно...

- Тогда вам должна быть знакома эта вещь. Я извлекла перстень из сумки и
повертела им перед недоверчивым носом Рейно.

- Узнаете?

Он смягчился. Он знал Олева Киви достаточно хорошо.

- Теперь вы верите мне?

- Ну, ладно.

Рейно подошел к чемодану, сунул в него руку, расстегнул потайное
отделение на днище и вынул оттуда конверт. Но отдавать его мне не спешил.

- Мои комиссионные, - мягко сказал он. - Если уж вы решаете его проблемы.

Куррат! Ну, почему всегда и за все должна платить женщина? Почему
преуспевающий музыкант не догадался профинансировать сделку изначально?!

- Я запамятовала... О какой сумме вы договаривались? - широко улыбнулась
я.

- Две тысячи, - еще шире улыбнулся он. - Долларов.

- Отлично.

Сейчас мне сунут кота в мешке, желтенький тощий конверт, и я заплачу за
дряблую почтовую бумажонку свои кровные денежки! И останусь без гроша, даже
на маршрутное такси не хватит. Неужели ты пойдешь на это, Варвара?!.

- Возьмите, - я достала из сумки всю свою наличность и с беспечным видом
протянула ее Рейно. И ни один мускул не дрогнул на моем лице.

Эстонец благосклонно принял от меня ворох "зеленых" и так же благосклонно
принялся их пересчитывать.

- Все в порядке? - Видеть, как в чужих загребущих руках исчезает мой
капитал, было невыносимо.

- Все правильно.

Он бросил деньги в чемодан, а взамен вытащил линялые джинсы. И,
повернувшись ко мне спиной, скинул халат и остался в плавках. Задница у
Рейно была отменная я успела оценить это прежде, чем она скрылась под
светло-голубой материей. Давая понять, что аудиенция закончена, он нисколько
меня не стеснялся, этот неотесанный болван. Да я и сама не чувствовала
никакого стеснения: мы были всего лишь посредниками, передаточными звеньями.
Встретились и разошлись. Сейчас я выйду из каюты и забуду Рейно, как
какой-нибудь сюжет из жизни эстонского хутора...

- Передайте Олеву, что я больше не возьмусь за его дела.

- Вас не устраивают комиссионные?

- Меня не устраивает, когда меня используют вслепую.

Не тебя одного, Рейно.

Рейно натянул футболку и выжидающе посмотрел на меня: я получила свой
конверт и теперь могу проваливать из номера.

- Всего доброго, Рейно. - Я поднялась с кресла, в котором и без того
засиделась.

- Я провожу вас.

...Это была последняя фраза, которую я услышала от него. Рейно
действительно проводил меня - но лишь до конца коридора. После этого он
коротко кивнул тяжелым, как ботинок водолаза, подбородком и исчез в недрах
верхней палубы.

Я укрылась в маленьком холле и, дрожа от нетерпения, вскрыла конверт. Я
заплатила за него две тысячи долларов, и мне было глубоко начхать на тайну
переписки.

Из конверта выпали три фотографии. Обыкновенные, снятые самой дешевой
"мыльницей" фотографии настолько обыкновенные, что я почувствовала жгучее
желание вернуться к Рейно и настучать ему по куполу. Неужели это дерьмо
стоит две тысячи долларов?!

Я заплакала.

Слезы упали на физиономию какого-то лысоватого типа с порочным
вегетарианским лицом. Я сразу воспылала ненавистью к вегетарианцу (сильно
подозревая, что эта ненависть прямо пропорциональна сумме, которую я
затратила на фотографии).

Нет, у меня хватило ума не разорвать снимки в клочки. Я сделала несколько
глубоких вдохов, подергала себя за ухо и снова углубилась в изучение
содержимого конверта. Наверняка в нем есть то, за что не грех и заплатить
такую сумму.

На первой фотографии вегетарианец был один - он старательно заклеивал
конверт, и его партнером по снимку выступало какое-то почтовое отделение.

Второй снимок был гораздо более выразительным: главного персонажа
щелкнули в университетской мантии. Он стоял на импровизированной трибуне и о
чем-то вещал группе каких-то дебилов с почтительно отвисшими челюстями.

Самым же густонаселенным оказался третий по счету фотографический шедевр:
то ли прием, то ли пати, то ли вечеринка по поводу. Я даже не стала ее
рассматривать. Я перевернула фотографии - в тайной надежде, что хоть одна из
них будет подписана.

Дудки.

Девственно-чистая поверхность с издевательски бледным логотипом "Кодак".
Неужели это все? Эстонская сволочь Рейно сработал не хуже наперсточника, он
надул меня самым беззастенчивым образом!

Я снова глубоко задышала и попыталась взять себя в руки. В конце концов,
эти снимки предназначались не мне, а Олеву Киви - и могли не нуждаться в
комментариях. То, что было для меня филькиной грамотой, могло оказаться
крайне важным для него. Но Киви вышел из игры и ничего уже не скажет. Ни
мне, ни кому-либо другому.

Вот только на что я теперь буду жить? Не на куцую же зарплату Сергуни
Синенко?..

Воспоминание о репортере подстегнуло меня. Пора возвращаться. На
Канонерский, в единственное место, где мне гарантирована относительная
безопасность.

***

Я добралась до Канонерского только поздним вечером. Сергуня ожидал меня
возле подъезда, сидя на вкопанной в землю автомобильной шине. Рядом
меланхолически жевал траву преданный Идисюда. Репортер мрачно подпихивал
кота под ребра и смотрел на остов какого-то административного корпуса на
противоположной стороне канала. Я пристроилась рядом и тоже принялась
смотреть на безжизненный дом. Должно быть, именно такой - разбитой,
никчемной и заброшенной - будет моя последующая жизнь. Если я не сумею
защитить себя, если дам себя заарканить.

- Поздновато возвращаешься, - сказал Сергуня, все еще глядя в
пространство.

- Дела, - я не стала вдаваться в подробности визита на "Королеву
Реджину".

- Замочила еще кого-нибудь? - спросил он с тайной надеждой в голосе.

- Обошлось.

Некоторое время мы просидели молча.

- Я достал то, что ты просила. Полный гостевой список плюс обслуживающий
персонал.

- Отлично. Как продвигается дело?

- Тебя объявили в федеральный розыск.

Я едва не упала с камеры. Меня, скромную труженицу, которая в своей жизни
и мухи не обидела, которая хлопалась в обморок даже при первом намеке на
месячные, - меня считают преступницей!.. Я попыталась зарыдать, но,
очевидно, лимит на слезы был исчерпан. Я погладила тершегося о ноги Идисюда
(сентиментальность, как это, должно быть, характерно для хрестоматийного
убийцы!) и безучастным голосом спросила: