Чтение 26–й страницы книги ~Цеховики~

- Так я подъеду?

- Подъезжайте. Буду рад вас видеть.

Я положил трубку. Пашка испытующе посмотрел на меня.

- Кого это ты рад видеть?

- Ионина.

- О, возвращение правдолюбца из затворничества?

- Посмотрим.

От собранности, ершистости, агрессивного недоверия, которые были в Ионине
всего пару дней назад, не осталось и следа. В дверь вошел усталый,
осунувшийся человек, не слишком молодой, неудачливый, потрепанный судьбой.

- Вы бы хоть извинились, - вздохнул он.

- За что?

- За подозрение, что меня кто-то купил.

- Извинюсь. Если вы докажете обратное.

- Ионина невозможно подкупить. Об этом даже в школе знали.

- Вы были отличником, бичевали на октябрятских собраниях лопоухих
двоечников и отвергали заигрывания и взятки с их стороны в виде шоколадок и
яблок, - кивнул я.

- Да, примерно так, - еще глубже вздохнул Ионин. - Я же не совсем дурак.
Я понимаю, что со стороны все, чем я занимался всю жизнь, казалось сущим
безумием... Нашелся тут, все идут не в ногу, только он один правильно
чеканит шаг! Правды ему захотелось. Карась-идеалист.

- Да, - глубокомысленно протянул я, понимая, что Ионин прочно усаживается
на любимого конька. В таких случаях лучше не давить, а ждать, пока человек
выговорится.

- Чем больше тебя возят физиономией по батарее, тем больше эта физиономия
закаляется... Промолчать бы, конечно. Но... Кругом ворье. Трудовой люд ни во
что не ставят. Каждый на чем сидит, то и тащит. Профком - путевки. Работяга
- шестеренку. Финансисты - деньги. А начальник - все вместе. И ни конца ни
края этому. Ведь не успокоятся, пока всю страну не разворуют.

- Да, это есть, - глубокомысленно подтвердил я.

- Мне странно слышать, что вы так спокойно об этом говорите, - прищурился
Ионин, собираясь и сосредоточиваясь, словно для броска. Он на глазах
превращался в эдакого Торквемаду, великого инквизитора и борца за идею. - Вы
же представитель власти.

- А что от меня зависит?

- Все вы так.

- От меня зависит найти убийцу и вывести на чистую воду расхитителей. И
мне хотелось бы надеяться на вашу помощь.

- Я понимаю, - обличительный пыл у Ионина улетучился. - Все же зря вы
сказали, будто я продался... Не продавался я. Просто я... Я испугался...

Он помолчал, нервно потеребил суетливыми пальцами кожаную папку, которую
держал на коленях. Я терпеливо ждал, когда он продолжит.

- Всякое бывало. И с работы меня выгоняли. И через газеты травили.
Однажды даже избили. Но такое... Когда начал я с Новоселовым воевать, он
меня вызвал к себе в кабинет и издалека затеял разговор. Мол, чего вам не
хватает? Можем посодействовать в решении разных вопросов. Коллектив У нас,
мол, дружный, хороших специалистов ценим. Подсобим, если что... Купить меня
решил. Путевками, льготной очередью на квартиру... Нет, какой негодяй!

- Как вы поступили?

- Я сказал, что, конечно, его уважаю, но буду и впредь бороться с
недостатками. Второй раз он вызвал меня, когда я написал о нарушении ГОСТов
при выпуске продукции в цеху. Говорил со мной все так же вежливо, но я
видел, что он еле сдерживается. Видимо, моя жалоба его сильно задела.

- Именно по качеству?

- Почему-то да. Он мне сказал, что нельзя позорить коллектив, который
держит переходящее Красное знамя. Что мои наветы кидают тень на все
предприятие. Что если у меня есть какие-то претензии, нужно для начала
высказывать их руководству, а не писать во все инстанции. В общем, старая
песня. Потом сказал, что я сильно раздражаю народ своим поведением и у людей
может прорваться озлобление в самых неожиданных формах. Вежливая угроза,
дескать, костей не соберешь, если не замолчишь.

- А вы?

- А что я? Бояться этих супостатов?.. Через два дня домой возвращаюсь.
Навстречу два молодых человека. Я и оглянуться не успел, как меня чем-то
ударили, рот зажали и затащили в нежилой подъезд. Били несколько минут.
Сперва какой-то липкой штуковиной рот залепили, чтобы не кричал... Знали
свое дело. - Он вздохнул и снова затеребил пальцами уголок папки.

- Что дальше?

- Избили основательно. Я в армии двухпудовые гири тягал, но это когда
было! Да и здоровенные были ребята, профессионалы. Один держал, а другой
бил... Ну, это бы я еще вынес. Но они показали мне фотографию моих дочек.
Откуда-то со стороны снято, когда девочки из дома в школу шли. Так вот, тот,
что достал фотографию из кармана, поджег ее и сказал, что с Настюшкой и
Леночкой то же самое будет. Только сперва их по кругу пустят... В общем,
такое наговорил!

- А вы что?

- Что я?.. Для меня дороже моих девчонок ничего в жизни нет и быть не
может. Пусть мы небогато живем. Не могу я им ничего дорогого купить. Но я
всегда гордился тем, что мог сказать - ваш отец честный человек, никогда ни
перед кем спину не гнул. Он всегда хотел что-то изменить, чтобы всем жилось
лучше... Но тогда я подумал - есть такая цена, которой нельзя платить ни за
какие принципы.

- Есть, - согласился я.

- Сказали: "Отваливай с комбината. Чтобы ноги твоей не было. Если еще
хоть одну бумагу начирикаешь, мы твоих малюток отдерем и в костре подпалим.
Понял?" Конечно, я понял. На следующий день пришел на работу и положил
заявление об уходе.

- Да, досталось вам.

- Что я мог сделать? Куда мне было идти? В милицию? В прокуратуру? Вы
знаете, что такое идти в милицию. Убили кого, изнасиловали? Где труп? Когда
будет - тогда и приходите. В подвал затащили, били? Где следы? Всего один
синяк? Тогда это дело частного обвинения. Устанавливайте, кто они, и
подавайте на них в суд. Если найдете. Что, мафия угрожает? Да вы что! Здесь
не Америка. Мафия на Западе, а у нас социалистическая законность... Мало я,
что ли, с вами общался? Всегда одна и та же волынка. Правильно?

- В какой-то мере... Но не совсем, - отозвался Пашка. - Вы
преувеличиваете.

- Ничего я не преувеличиваю. Никому ни до чего нет дела. Сколько сил,
времени, здоровья убито на то, чтобы хоть немножко что-то изменить. И -
стена непонимания... "Куда суешься? Больше всех надо?"

- Вы просто не признаете за человеком права на слабость. Вам бы жить в
городе Солнца Томмазо Кампанеллы.

- Если б и был такой город, там бы тоже шкурники завелись. Человека не
переделать.

- Вот именно.

- Ему или плетка государственная нужна, или хозяин, чтобы три шкуры драл.
А так все будут только пить, гулять или воровать.

- Не такая уж плохая картина, - ухмыльнулся Пашка. И был за это удостоен
убийственным взглядом.

- Кто были те двое?

- Не знаю.

- Вы их видели когда-нибудь раньше?

- Ни разу.

- Они называли друг друга по именам?

- Один другого назвал Виталиком.

- О чем они еще говорили? Можно было понять, местные они или нет?

- Один сказал: "В ментовку не ходи - не надо. Им никогда нас не найти. Мы
на день приехали, кишки тебе выпустили - и домой. Так что смотри".

- Нездешние, - сказал я.

- Может, просто на понт брали, - предположил Пашка. - А сами живут
где-нибудь в "нахаловке" и глушат самогон с утра до вечера. Можете
хорошенько описать, как они выглядят?

- Сколько времени прошло... Крупные. Очень сильные. Атлеты... У одного
что-то бульдожье в лице, нос какой-то... будто его прищемили.

- Ноздри вывернуты?

- Точно, - Ионин приподнял пальцем свою ноздрю. - Вот так.

- Ясно. А глаза какого цвета?

- Не помню.

- Может, голубые?

- Точно. У второго глаза были голубые.

- Вот так так, - покачал головой Пашка.

Судя по описаниям, те же два барбоса были последними гостями Новоселова
(если, конечно, после них не заявился в дом еще кто-то, что маловероятйо).
Любопытная получается картина. Знать бы еще, где искать этих людей. Надо
носом землю рыть... Я резко вздохнул, как охотничий пес, учуявший запах
добычи.

Ионин прочитал протокол. Ему не нужно было объяснять, где подписываться и
что написать в конце: Ионин знал эту науку на пять баллов. Засовывая во
внутренний карман пиджака чернильную ручку, он деловито спросил:

- Кому передать жалобу?

- Какую жалобу?

- На имя прокурора. Там, где я сейчас работаю, бригадир допускает
нарушения финансовой дисциплины. Думаю, средства расхищаются и идут на
подкуп начальства...

Правдолюбец после длительного отдыха вышел на тропу войны.

КАРУСЕЛЬЩИК

- Знаешь анекдот? - осведомился Пашка. Смотря какой, - скучающе ответил