Чтение 26–й страницы книги ~Маникюр для покойника~

- Здесь один черный, другой коричневый!

- Не знаю, я их не надевала.

- А куда подевались перчатки?

- Валяются под стулом.

- Не дом, а бардак!

- Сам виноват, бросаешь все куда попало.

- А куда надо?

- Ну не знаю, на полочку, наверное, очень уж ты неаккуратный.

- Сама хозяйка фигова, на полы погляди, кругом пыль, грязь и собачья
щетина!

- Во-первых, у собак не щетина, а волосы, - отрезала Юля, - а во-вторых,
возьми пылесос и убери, мне некогда, вернусь около одиннадцати ночи, дежурю
по номеру.

- А у меня фестиваль рекламы, вообще к полуночи прибуду. Кстати, уборка -
женское дело.

- Между прочим, я не оканчивала курсы поломоек и работаю побольше твоего,
- понеслась на лихом коне Юлечка, - что, по-твоему, мужское дело?

- Деньги надо зарабатывать!

- Ха, - крикнула в полный голос супруга, - побольше твоего приношу, тебе
полы и мыть!

- Чего вы так орете, - заныл Кирюшка, - спать не дали.

- Вот что, - сообщил старший брат, - ты выздоровел, изволь полы вымыть.

- Голова болит, ручки-ножки трясутся от слабости, - застонал мальчишка, -
и потом, какой смысл, все равно испачкается заново.

- Где шарф? - завел заново Сережка.

- Отвяжись, - заявила Юля, - мое все в одном месте лежит. . - Раз так,
езжай на работу городским транспортом, - велел супруг, - не хочешь мне
помогать, а я тебя - вези!

- Подумаешь, - фыркнула Юля, - Катины "Жигули" возьму.

Послышался звон, шорох, звук захлопывающейся двери, и незамедлительно со
двора раздался вопль:

- Эй, сбросьте ключи, на зеркале забыл.

- И мне, - вторила Юлечка, - они на крючке у барометра!

Я вышвырнула в форточку связки и рассмеялась. Оба хороши, абсолютно
безголовые личности, а друг друга упрекают. Впрочем, в одном они,
безусловно, правы. В квартире царит жуткий погром, возле плинтусов ровным
слоем лежит пыль, ковер в Кирюшкиной комнате непонятного цвета, в ванной вся
стеклянная полочка и зеркало заляпаны зубной пастой и засохшей мыльной
пеной, а грязное белье просто вываливается из корзины... На кухне невозможно
ничего найти, о состоянии унитаза лучше умолчать, а в прихожей возвышается
Эльбрус из грязных ботинок и тапочек. Похоже, и впрямь следует заняться
уборкой. Только сначала дело, а потом домашнее хозяйство. Впрочем...

Я быстрым шагом влетела в детскую и спросила:

- Кирюха, хочешь сто рублей?

- Кто ж откажется? - резонно заметил ребенок.

- Убираешь квартиру и получаешь бумажку.

- Маловато будет, - заныла "3олушка", - вон сколько комнат!

- Не жадничай, а то вообще ничего не обломится.

- Эксплуатация детского труда запрещена!

- Ладно, сто рублей и чипсы "Принглс"!

- А за туалет еще детективчик!

- Ладушки, - обрадовалась я, - моешь, как мама.

- Она плохо убирает, - хихикнул Кирка, - всю грязь пропускает. Но я не
сдавалась:

- Времени тебе до пяти. Я вернусь к семнадцати тридцати, сделаю обед и
постираю.

- Идет, - откликнулся Кирюшка, вылезая из кровати, - только прихвати
тогда стаканчик семечек.

- Никогда, - отрезала я, натягивая сапоги, - семечки только через мой
труп.

- Почему? - изумился мальчишка. - Вкусно же.

Я на секунду замерла со щеткой в руках. А действительно, почему? Просто
не задумываясь, на автопилоте, ответила Кирюшке так, как отвечала мне на
подобную просьбу маменька. Ну что плохого в семечках? Неужели превращаюсь в
копию своей мамули?

- Тебе тыквенные или черные? - со вздохом спросила я. "Мамочку" следует
душить в зародыше.

Глава 14

Покачиваясь в вагоне, я закрыла глаза, вытянула ноги и еще раз
"просмотрела" план. Документы скорее всего у матери или у Яны. Позвонив в
больницу, я узнала, что девушке лучше и что меня могут к ней пустить.
Значит, сначала встреча с Михайловой, а потом в театр. Наверное, в личном
деле хранится папка с анкетой, где указаны родственники... Еще меня страшно
волновала судьба Нины, но у нее никто не снимал трубку, а на работе
недовольный голос буркнул, что Нинина смена после трех, и я отложила визит в
парикмахерскую на последнюю очередь - заскочу по дороге домой...

- Ишь развалилась, - донесся до слуха недовольный голос, - копыта
подбери, лошадь недоеная, людям пройтить нельзя!

Я открыла глаза и увидела омерзительную толстую женщину в грязном платке,
из-под которого во все стороны торчали "химические" патлы.

- Чего глядишь, - злобилась "красавица", - привыкла небось в машине
костыли раскладывать...

И она довольно больно пнула меня "дутым" сапогом примерно сорокового
размера. От милой дамы волной исходила агрессия, она, казалось, и из дома
вышла с утра пораньше, чтобы полаяться с кем-нибудь. На секунду во мне
проснулась робкая, неуверенная Фросенька, и язык чуть было не забормотал:
"Извините, пожалуйста..."

Но тут очнулась Евлампия, и я поманила милашку пальцем:

- Глянь сюда.

Не ожидавшая подобного поведения баба-яга невольно бросила взгляд внутрь
приоткрытой сумочки. Там тускло поблескивал черный игрушечный пистолет,
страшно похожий на настоящий. Кирюшка попросил купить к нему шарики-пульки,
а чтобы я не перепутала калибр, запихнул "ствол" в сумочку.

- Ой, - сказала тетка.

- Имей в виду, - размеренно сообщила я, - можешь нарваться и окажешься с
лишней дыркой в голове. Тебе не понравится, ветер задувать станет, а язык
замолчит. Впрочем, если хочешь...

И я сунула руку в сумочку. Бабищу унесло в противоположный конец вагона.
Ноги я все-таки подобрала - и впрямь нехорошо мешать людям.

Яна лежала уже не в реанимации, а в обычной палате. Вокруг железной
кровати толпились штативы с капельницами, у изголовья моргали лампочками и
гудели какие-то приборы. Я подошла к железному ящику с окошком, где мерно
порхал зеленый "зайчик", и позвала:

- Яна Сергеевна!

Выглядела больная отвратительно. Маленькое, с кулачок, личико, желтоватая
кожа, запавшие внутрь черепа глаза, бледно-синие губы... Волос на голове не
видно, накручено из бинта подобие шапочки, к носу тянется прозрачная трубка,
а из-под одеяла свисают какие-то шланги и бутылки...

- Яна Сергеевна, вы слышите меня, я из милиции.

Женщина открыла глаза, и я невольно вздрогнула. Правый белок красный,
даже коричневый, левый, правда, нормальный. Тонкие бескровные губы дрогнули,
но наружу не вырвалось ни звука.

- Если слышите меня, моргните один раз. Сморщенные веки медленно
закрылись и снова распахнулись.

Я возликовала - контакт налажен.

- Кто вас так избил?

Внезапно глаза лежащей наполнились слезами.

- Вы его знаете? - догадалась я. Веки подтвердили мои слова.

- Имя назвать можете? Яна лежала неподвижно.

- Ладно, слушайте, если скажу нужное, сразу мигайте. Саша, Леша, Миша,
Олег, Андрей, Петя, Павел, Слава...

Глаза пришли в движение.

- Слава? Утвердительное моргание.

- Попробуйте собраться и сказать, где он живет.

Михайлова с усилием разлепила губы и зашептала:

- Мама, сходи, мама, Нечаевский, 15, квартира сто семь, мама.

В ту же секунду голова ее откинулась на шее, и смертельная бледность,
даже синева стала разливаться ото лба к шее. Тревожно загудел прибор у
изголовья, а электрический "зайчик" заметался по экрану.

- Эй, - закричала я, - кто-нибудь!

Влетела вертлявая медсестра в высоченном крахмальном колпаке, потом
принеслась довольно полная женщина-врач. Появились ампулы, шприцы, меня
вытолкали в коридор.

Спустя примерно четверть часа толстуха, отдуда вышла из палаты и грозно
произнесла:

- Ох уж эти родственники... Говоришь, объясняешь, нет, все равно придут и
доведут больного до обморока.

- Извините, но я ничего не сделала!

- Небось рыдали да жалели, - окрысилась докторица. - Вы ей кто?

- Подруга.

- Подруга, - фыркнула врач. - Домой ступайте, кто только в палату
впустил.

"А меня никто и не задерживал", - хотела было сказать я, но произнесла
другое:

- Она выздоровеет?

- Надеюсь, - сообщила толстуха, - к сожалению, слишком много отягощающих
факторов.

- Каких?