Чтение 26–й страницы книги ~Дорога скорби~

ла ваша лошадь.

Никто не замечал моего присутствия, поэтому я тихо и незаметно остал-
ся в офисе. Сержант Смит принес длинный узкий сверток, который положил на
один из столов.

-- Скажите, пожалуйста, мадам, это ваша вещь?

Манеры у него были почти враждебные и обличительные. Казалось, он
ждет, что ему ответят "да".

-- Что это? -- спросила мисс Ричардсон без следа вины.

-- Вот что, мадам, -- сказал сержант с ноткой торжества и развернул
грязную тряпку, открывая пару длинных деревянных ручек, оканчивающихся тя-
желыми металлическими лезвиями. Секатор.

Мисс Ричардсон и миссис Бетани посмотрели на них, не пошевельнувшись.
Зато Джинни Квинт побледнела и упала в обморок.

ГЛАВА 8

Так мы жили в октябре, когда желтеющие листья облетают с деревьев.

Я сидел у постели Рэчел Фернс в огромном оранжевом клоунском парике,
с красным накладным носом и веселил больных детей, будучи сам в настроении,
далеком от веселья.

-- Вы поранили руку? -- спросила Рэчел.

-- Ударился, -- сказал я. Она кивнула. Линда удивилась.

-- Когда что-то болит, -- сказала Рэчел, -- это видно По глазам.

Она слишком много знала о боли в свои девять лет.

-- Мне пора идти, чтобы не утомлять тебя, -- сказал я. Рэчел улыбну-
лась без тени сомнения. У нее, как и у других ребятишек в принесенных мной
париках, вспышки активности были очень короткими. Посещение было ограничено
максимум десятью минутами. Я снял клоунский парик и поцеловал Рэчел в лоб.

-- Пока, -- сказал я.

-- Вы вернетесь?

-- Конечно.

Она удовлетворенно вздохнула, узнав, что я вернусь. Линда вслед за
мной вышла из палаты на больничный двор.

-- Это ужасно, -- сказала она. Было холодно. Я обнял ее. Обеими рука-
ми. -- Рэчел все время спрашивает о вас. Джо обнимает ее и плачет. Она об-
нимает его и пытается утешить. Она -- любимая папина дочка. Она любит его.
Но вы... вы ее друг. Вы заставляете ее смеяться, а не плакать. Она постоян-
но спрашивает о вас -- не о Джо.

-- Я всегда буду приходить, если смогу.

Она тихо всхлипнула, уткнувшись мне в плечо, и выговорила:

-- Бедная миссис Квинт.

-- М-м.

-- Я не сказала Рэчел об Эллисе...

-- И не говорите, -- сказал я.

-- Я была груба с вами.

-- Нет, ничуть.

-- В газетах пишут о вас жуткие вещи. -- Линда вздрогнула в моих объ-
ятиях. -- Я знаю, что вы не такой... Я сказала Джо, что верю вам насчет Эл-
лиса Квинта, и Джо думает, что я дура.

-- Заботьтесь о Рэчел. Все остальное не имеет значения.

Она вернулась обратно в больницу, а я в унынии поехал в Лондон на ма-
шине "Теле-Драйв".

И хотя я добрался почти на час раньше, чем планировал, решил не заез-
жать на Пойнт-сквер, поскольку память о нападении Гордона Квинта была слиш-
ком свежа, а сразу отправился в бар на Пиккадилли, где договорился встре-
титься с Дэвисом Татумом. Улыбаясь на миллион, французская леди, команду-
ющая в этом баре, организовала мне кофе и сандвич, пока я его ждал. Бар
выглядел так, как будто был создан для встреч за ленчем. Здесь было не бо-
лее шести столиков, бармен, разносящий напитки, и спокойная обстановка.

Я сидел за столиком в углу, спиной ко входу, хотя на самом деле при-
ходили немногие -- большинство народу уходило после долгих разговоров и
ленча. Я принял ибупрофен и стал терпеливо ждать. В моей профессии иногда
приходилось часами ждать, пока хищники не покинут свои норы.

Дэвис опоздал и запыхался -- явно бежал по лестнице, вместо того что-
бы воспользоваться лифтом. Он с присвистом дышал за моей спиной, потом обо-
шел столик кругом и опустил свои телеса на стул напротив меня.

Он наклонился вперед и протянул мне руку. Я сделал слабое движение
навстречу. Дэвис вскинул брови, но ничего не сказал.

Он представлял собой тот случай, когда необыкновенно быстрый разум
заключен в совершенно неподходящем теле. У него были толстые щеки, двойной
подбородок, заплывшие глаза и маленький рот. Темные гладкие волосы не реде-
ли и не седели. Уши у него были прижаты к голове, шея -- как у грузчика,
костюм в розовую полоску обтягивал обширный живот. Я подумал, что ему зат-
руднительно обозревать некоторые части своего тела. За исключением черепной
коробки природа слепила его кое-как.

-- У меня плохие новости, -- сказал он.

-- Что еще произошло? -- вздохнул я. Хороших новостей вообще было
немного.

-- Эллис Квинт взял назад свое признание и вернулся к утверждению
"невиновен".

-- Взял назад? -- воскликнул я. -- Как можно взять назад признание?

-- Очень легко. -- Дэвис усмехнулся. -- Квинт говорит, что был вчера
потрясен смертью своей матери и что его слова о чувстве вины были неверно
истолкованы. Точнее, его адвокаты оправились от шока и передумали. Они явно
знают, что вы не смогли опровергнуть алиби Эллиса Квинта в ту ночь, когда
было совершено нападение на жеребца в Нортгемптоншире, и думают, что смогут
прекратить дело о жеребце Брэккенов, несмотря на "Лендровер" и подробные
свидетельские показания, так что они ведут дело к полному оправданию, а не
к психиатрическому лечению, и, должен вам с сожалением сказать, близки к
успеху.

Он мог не говорить мне, что моя репутация никогда не восстановится,
если Эллис выкрутится.

-- Если бы я был государственным прокурором по этому делу, то меня бы
отстранили за разговоры со свидетелем. Как вам известно, я старший адвокат
палаты, в которой работает прокурор по делу Эллиса Квинта. Я виделся с ним
и обсуждал это дело. Я могу абсолютно свободно говорить с вами, хотя, веро-
ятно, некоторые могут счесть это неосторожностью.

Я улыбнулся.

-- Ну тогда до свидания.

-- Я не могу обсуждать с вами дело, по которому мне может случиться
допрашивать вас как свидетеля. Но, конечно, я не буду вас допрашивать. Кро-
ме того, мы можем разговаривать о чем-нибудь другом. Например, о последней
партии в гольф.

-- Я не играю в гольф.

-- Не будьте бестолковым, дружище. Вы хорошо схватываете.

Его глаза блеснули из-под нависших век.

-- Я видел рапорт, который вы направили в Королевскую прокуратуру.

-- В Королевскую прокуратуру?

-- Вот именно. Я поговорил с одним своим приятелем. Я сказал, что ваш
рапорт поразил меня как своей основательностью, так и твоими выводами и
заключениями. Он сказал, что я не должен удивляться. Он сказал, что вся
верхушка Жокейского клуба прислушивается к каждому вашему слову. А примерно
год назад вы внесли ясность одновременно в два крупных дела, связанных со
скачками. Такого не забывают.

-- В мае прошлого года, -- сказал я. -- Вы это имеете в виду?

-- Полагаю, да. Он сказал, что у вас был помощник, которого больше не
видно. При вашей работе нужен помощник.

-- Чико Барнс?

Он кивнул.

-- Да. Что-то в этом роде.

-- Он женился, -- сказал я. -- Его жене не нравится то, чем я занима-
юсь, так что он ушел. Он преподает дзюдо. Я продолжаю с ним встречаться --
он дает мне уроки дзюдо, но я не могу требовать от него другой помощи.

-- Жаль.

-- Да. Он был хорош. Отличный товарищ и способный.

-- И его напугали. Вот почему он ушел.

Я был совершенно спокоен.

-- Что вы имеете в виду? -- спросил я.

-- Я слышал. -- сказал он, внимательно глядя мне в глаза, -- что его
избили чем-то вроде цепи, чтобы он не помогал вам. Чтобы он вообще не зани-
мался расследованием. И это сработало.

-- Он женился, -- сказал я.

Дэвис Татум откинулся на спинку своего стула, который скрипнул под
его тяжестью.

-- Я слышал, -- сказал он, -- что вам тоже досталось и во время док-
лада руководители Жокейского клуба попросили вас снять рубашку. Говорят,
что они никогда ничего подобного не видели. У вас все тело, все плечи были
черными от синяков, в ужасных красных полосах. И вы, пряча это все под ру-
башкой, спокойно объясняли им, как и почему на вас напали, и что один из
них, который все это и устроил, -- негодяй.

-- Кто вам все это рассказал?

-- У меня есть уши.

Мысленно я непечатно выругался. Шесть человек, которые видели меня в
тот день без рубашки, обещали никогда об этом не рассказывать. Они хотели
скрыть ту мерзость, которую я обнаружил в их стенах, и ничто меня так не
радовало, как это молчание. Тогда мне было плохо. Я не хотел, чтобы мне об
этом постоянно напоминали.

-- И где же вы это услышали? -- спросил я.

-- Не будьте ребенком, Сид. В клубах... в "Баксе", "Турфе", "Гэрри-