Чтение 26–й страницы книги ~Петля~

нашу сеть покрепче и понадежней.
Да, сеть наброшена на город, неприметная для постороннего глаза, но, как
видите, достаточно густая и крепкая. И убийца не уйдет. Это тот случай,
когда он не может уйти. Он известен, и он неминуемо будет схвачен. Вопрос
только во времени: через сутки или через неделю. Вот это и беспокоит
Кузьмича, беспокоит всех нас. Преступник вооружен, крайне озлоблен,
возбужден и потому чрезвычайно опасен. Невозможно укрыть, спасти всех от
него, надо схватить и изолировать его от всех. И тут дорог каждый час, ибо
каждый час может произойти трагедия, каждый час может оказаться для
кого-то последним, пока вооруженный преступник остается на свободе. Вот
сжатая до предела суть нашей работы, чертовой работы, проклятой и,
по-моему, святой тоже.
Но лично у меня сейчас задача иная. В том деле, над которым я бьюсь, я не
знаю пока имя убийцы, я даже не знаю, есть ли он вообще. Я пока иду как бы
на ощупь от человека к человеку, от факта к факту.
Сейчас, например, мне предстоит встреча с Ниной Сорокиной, очень не
простая встреча.

Нина должна приехать прямо на квартиру, где жила Вера. Помимо разговора со
мной, я надеюсь, что Нина добавит к списку украденных вещей, составленному
со слов Полины Ивановны, еще что-нибудь. Да, тяжкая потеря обрушилась на
молодую женщину, и не легким будет ее приезд на квартиру погибшей сестры.
Без страданий и слез здесь не обойдется. И я по дороге готовлю себя ко
всяким тяжелым сценам.
Первое, что я отмечаю в Нине, это ее пунктуальность. Она приезжает точно,
как обещала, к двенадцати. Второе, что бросается сразу в глаза, это то,
что она действительно очень хороша собой, особенно в этой дорогой меховой
шубке, ярко-красном кашне и кокетливой, тоже меховой шапочке. Движения ее
порывисты и решительны, видно, что она привыкла командовать, по праву всех
хорошеньких женщин, очевидно. Ярко подведенные глаза ее сейчас смотрят
грустно и строго, но вообще-то лицо у нее улыбчивое, лукавое, хотя и
несколько грубоватое.
Я помогаю Нине снять пальто, и она остается в красивом темно-зеленом
платье. На груди у нее большой, замысловатый янтарный кулон на тонкой
цепочке. На пальцах обеих рук я замечаю несколько довольно дорогих,
по-моему, колец с крупными камнями.
Нина машинально поправляет перед зеркалом в передней вьющиеся каштановые
волосы и нерешительно направляется в комнату Веры.
Остановившись на пороге, она с испугом оглядывается и всплескивает руками:
- Господи, что же это?!
Не замечая меня, Нина кидается к шкафу, распахивает его створки и гневно
оглядывает сиротливые, пустые вешалки. Потом она торопливо, один за
другим, выдвигает ящики, заглядывает в них. Губа у нее нервно закушена,
глаза сухие и сердитые.
- Все забрали! Ну, все совершенно!..
Я показываю ей список.
- Да тут половина! - горестно восклицает Нина. - И той нет. Вы пишите,
пишите! Я же ее, как куколку, одевала. Мне ничего для родной сестренки не
жалко было. Надька, соседка ее, умирала от зависти.
Она неожиданно всхлипывает.
- Что же, Вера сама одеться не могла? - осторожно спрашиваю я.
- Ах, что она могла! - Нина досадливо машет рукой. - Она у нас какая-то
блаженная была. Или, как Витя говорит, идеалистка. Это мой муженек, к
вашему сведению.
И Нина принимается диктовать мне, что еще украдено из комнаты Веры. Список
получается солидный. Нина очень подробно описывает каждую вещь. Как это
все у нее в голове умещается, я не понимаю.
- Ну вот. Теперь, кажется, все, - наконец объявляет Нина, в последний раз
обходя комнату.
Мы усаживаемся на тахту, закуриваем, и я спрашиваю:
- Что же, Вера была такая непрактичная?
- Еще какая! Вы себе просто представить не можете. Мучение с ней было. И в
смысле вещей ничего ей, видите ли, не надо! И в смысле личной жизни. Все
витала где-то в облаках и принца ждала. Нет, нет! Вы только не подумайте!
- горестно восклицает Нина. - Я Верочку не осуждаю. Папка наш ее очень
напугал, когда нас бросил. Представляете, в артистку влюбился? Разве это
любовь? Она же каждый день в театре страсть к кому-то из мужчин
переживает. А это бесследно не проходит. Вот у них и мужья, как перчатки.
Ну, и нашего папку эта артисточка бросила.
- Отец ваш сейчас жив?
- Не знаю, - Нина хмурится. - Он давно нам не отец.
- Ну, а Вера так принца и не встретила? - спрашиваю я.
- Теперь, знаете, другие принцы, - рассудительно говорит Нина. - Верочка
никак не хотела этого понять. Вот мой Витя - это принц! Он же сделает все,
что я захочу. И достанет все. Как у О'Генри я недавно читала. Помните? Она
среди зимы захотела персик. И ее возлюбленный - он гангстер был - достал.
Даже стрелял в кого-то. Вот это любовь. А она говорит: "Я же просила
апельсин". Представляете?
- Почему вы думаете, что Вера ждала какого-то принца? - интересуюсь я.
- Как - почему? Она же говорила. И вообще... Она очень чувствительная
была. Знаете, над книжкой даже иногда плакала. Это уж совсем смешно. В наш
век. Сейчас книжки пишут, чтобы горизонт расширять, а не плакать над ними.
Вы со мной согласны? Витя говорит, что нервные клетки надо беречь. Нервные
клетки не восстанавливаются. Вы про это когда-нибудь слышали?
- Да, слыхал.
- Вот, вот. Я, например, люблю книги, где большая любовь, благородная,
чистая, чтобы хоть на минуту забыться, унестись. А философия, она для
пожилых. А Верочка вот по-другому смотрела. Она говорила, есть люди
интеллигентные, образованные, а есть полуинтеллигентные, полуобразованные.
И вот эти "полу", значит, опаснее, чем совсем необразованные. Чепуха,
правда? Хорошо одеться, красиво квартиру обставить - это что, не
интеллигентность разве? В человеке все должно быть красиво - и тело, и
душа, и одежда. Это же Горький сказал. Или Чехов, я точно не помню. Но
разве теперь я Верочке что-нибудь докажу? - Нина глотает слезы. - Разве
она меня услышит?
Ох, что-то много было недосказано и недоспорено между сестрами. И это даже
сейчас гложет Нину, не дает ей покоя.
Вот ушла из жизни тихая, скромная, мечтательная, совсем непрактичная
девушка, а с каким волнением и беспокойством, что ли, вспоминают ее самые
разные люди, словно растревожила она их чем-то.
- Скажите, - снова спрашиваю я, - а были у Веры какие-нибудь неприятности
в последнее время? Или какая-нибудь беда?
- Вы знаете, - Нина поднимает на меня полные слез глаза, - она же из всего
делала трагедию, из каждого пустяка.
- Ну, например.
- Например? Вот хотя бы поухаживает за ней ее начальник, подарок
какой-нибудь сделает. Уже трагедия. И брать, конечно, не желает. А ведь он
тоже мужчина. Ему молодая и красивая женщина не безразлична. И что тут
такого, правда?
- Подарок подарку рознь, - туманно отвечаю я.
- Вот именно! - подхватывает Нина и даже всплескивает руками. - Ведь не
дом, не автомобиль дарит. Не разорится из-за нее. Только ради внимания,
пустяк какой-нибудь.
- Что же он ей, например, дарил?
- Пытался. Я же вам говорю: она ничего не принимала.
- Ну, пытался.
- Прелестную сумочку, например. Мы потом такую у одной иностранки видели,
Вера мне показала. Умереть можно, какая сумочка. Ну, что еще? Да? Шкурку
на воротник хотел подарить. Норку. Ему откуда-то привезли. Ну, всякую
мелочь еще. То помаду, то пудру заграничную. А однажды путевку хотел
подарить.
- Дорогие, однако, подарки, - замечаю я.
- Вы что думаете, у них связь была? - оскорбляется Нина.
- Ну что вы! Просто удивляюсь.
Я и в самом деле удивляюсь. С какой стати Меншутин преподносил своей
секретарше такие подарки? Пытался ухаживать? Уж не из-за этого ли... Да
нет, чепуха! Она его благополучно отшила, после чего он даже познакомил ее
с женой и разыгрывал из себя эдакого старшего друга. Ну, была минутная
слабость у человека, увлекся. А потом одумался. С кем не случается! Да,
конечно, скорей всего так и было.
- Кто еще за Верой ухаживал, вы не знаете?
- Нет, - грустно качает головой Нина и, вздохнув, снова достает сигареты.
Прикурив, она глубоко и жадно затягивается. Глаза ее по-прежнему полны
слез. Она все-таки любила сестру и тяжело переживает случившееся.
- Верочка была ужасно скрытной, - вздохнув, говорит Нина. - Она все в себе
переживала, словечка из нее не вытянешь. Мамочка наша ей всегда говорила,
когда еще детьми были: "Не молчи, расскажи, самой легче будет". А Верочка
сожмет губки, насупится, так и уходит. Она еще, знаете, очень гордая была,
- добавляет Нина таким тоном, словно сообщает о каком-то пороке или
физическом недостатке.
И тон этот напоминает мне совсем о другом.
- Кажется, Вера больна была? И путевку ей трудно было достать в этом году
летом?
- Кто это вам сказал? - снова оскорбляется Нина. - Да Витя любую путевку
ей мог достать! Куда хотите.
- Почему же она не поехала летом?
- Не хотела.
- Может быть, начальник не отпустил?
- Да вы что? Он ее просто упрашивал. Господи, мне бы такого начальника.
- А у вас какой? - улыбаюсь я.