Чтение 26–й страницы книги ~Тайна черной жемчужины~

зеркальце.

- Ишь, какие загогулинки, - удивился он. - Впервые такое вижу. Ника к
золотые или просто позолоченные?

- Золотые. Это подарок., - слабым голосом пояснила Брунгильда. - Я
занимаюсь музыкой. Так хотел мой отец. И зеркальце, видите, в форме
скрипичного ключа.

- Какого ключа? - переспросил сторож.

- Скрипичного, есть такой знак в музыкальной грамоте. Афанасий Егорович,
а у вас есть дети?

- Да, барышня, дочка есть, Дарья. В неразумном возрасте еще она.

- Дарья Афанасьевна, красиво звучит, - вздохнула Брунгильда, - не
сомневаюсь, из нее настоящая красавица и умница вырастет. У нее хороший
отец. Вы так добры ко мне, к бедной сироте. Но что теперь со мной будет?
Впереди столько скорбных хлопот. А у меня так болит голова!

- А не соснуть ли вам, ваше сиятельство? - Брунгильда заметила, что
сторож смотрит на нее сочувственно.

- Ой, Афанасий Егорович, я на нервной почве беспробудно спала два дня, -
пожаловалась Брунгильда, - оттого и голова разламывается. Где же взять
порошок? Не позвонить ли в аптеку? В квартире есть телефон? - Последний
вопрос она задала нарочито равнодушно.

- Здесь-то нет, а в аптеке имеется. - Афанасий Егорович беспомощно
смотрел на мучения красивой барышни.

- Быть может, вы сходите в аптеку? Я видела, она через дорогу, - почти
пропела Брунгильда нежнейшим голоском.

- Я бы сходил, мне не трудно. - Сторож в задумчивости почесал затылок. -
Да не велено мне вас без присмотра оставлять.

- Афанасий Егорович, а вы заприте меня на ключ, - ласково предложила
Брунгильда. - Аптека рядом. Минутку-другую и займет все дело. А я никому не
скажу, что вы отлучались. - Боюсь службу потерять, - признался сторож, - я
здесь по просьбе хозяйки моей, а и служу-то сторожем при ней, в той же
аптеке. Вдруг разгневается, уволит за ослушание.

- А в аптеке сейчас есть кто-нибудь?

- Почитай, без присмотру оставлена, я отсюда из окна в кухне поглядываю.

- Так никто и не узнает. Ключ-то у вас должен быть. А найти нужный
порошок вы наверняка сумеете.

- Да где какие готовые порошки лежат, знаю, - гордо ответил
приосанившийся мужичок.

- Когда все хлопоты кончатся, непременно подарю вашей Дарьюшке такое же
зеркальце. Чтобы любовалась собой да молилась за меня. Я, княжна Бельская,
не забуду вашей услуги.

Брунгильда отошла к дивану и взяла свой ридикюльчик. Достала зелененькую
купюру и протянула ее сторожу:

- Вот вам деньги, дорогой друг, за лекарство надо платить.

Сторож с восхищением смотрел на девушку, которая, казалось, стала выше
ростом: она стояла прямо, гордо приподняв головку и слегка опустив свои
длиннющие ресницы... Настоящая княжна! Голубая кровь!

Брунгильда почувствовала готовность сторожа уступить ее просьбе и, словно
спохватившись, добавила:

- Ах да, друг мой, Афанасий Егорович, не откажите еще в одной просьбе. У
меня через несколько дней концерт. Я должна выступать, а я не предупредила
моего учителя, что не смогу посещать эти дни занятия. Он беспокоится, начнет
меня разыскивать. Может отменить концерт. Вы только скажите ему, что все в
порядке. А потом, после отпевания и погребения отца, я сама ему все объясню.

Сторож с минуту еще колебался, но устоять перед искушением не смог. Он
взял трехрублевую купюру, поклонился щедрой княжне, несколько раз произнес
номер телефона, названный ему Брунгильдой, и ушел, заперев дверь

Брунгильда без сил опустилась на диван. Кажется, ей удастся подать
весточку своим родным и близким. Позвонит ли сторож? Ее обманет ли?

Брунгильда подошла к окну и стала смотреть в узкую щелочку меж шторой и
стеной. Вскоре она разглядела очертания коренастой мужской фигуры в ватном
пиджаке - сторож шел к аптеке. Брунгильда хорошо видела, как он миновал
пространство перед домом, ставшим ее тюрьмой, пересек улицу и остановился у
дверей аптеки. Повозившись немного с замком, он скрылся в глубине помещения.

У нее появилась надежда. Что принесет ей завтрашний день? Как никогда в
жизни, она хотела, хоть на минуту, увидеть своих родных: строгого и
заботливого отца, Николая Николаевича Муромцева, добрую и рассудительную
мамочку, забавную сестричку, с утра до вечера роющуюся в старых книгах. С
каким удовольствием Брунгильда сейчас послушала бы ее рассуждения о
Рюриковичах и Гедиминовичах, Платонах и Аристотелях, Шекспирах и Расинах...
Быстрее бы выбраться отсюда...

А потом, а потом - она непременно найдет возможность увидеться и с Глебом
Васильевичем Тугариным. И никогда, никогда больше не будет так глупа, чтобы
разлучаться с ними!

Она старалась, но не смогла сдержать слезы.

Она, бедная, еще не знала, что никогда больше не увидит своего
возлюбленного, Глеба Васильевича Тугарина, тело которого уже доставили к
этому часу в морг Обуховской больницы. Не знала она и того, что ее дорогой и
любимый отец, профессор Николай Николаевич Муромцев, лежит сейчас на кровати
почти бездыханный и доктор Коровкин произносит ужасные, роковые слова:

- Разрыв сердца.

Глава 14

Прошедшая ночь походила на ад - перенесенный из прихожей в спальню,
осторожно разоблаченный от башмаков и одежд, Николай Николаевич недвижно
лежал с закрытыми глазами на постели. Перепуганные насмерть женщины с
надеждой обращали свои взоры на доктора Коровкина, сразу же пресекшего
начавшуюся было бестолковую суету. Он, скинув визитку, занимался больным и
давал четкие указания - из спальни бесшумно бросались исполнять его
требования то Мура, то Глаша. Елизавета Викентьевна не отходила от постели
мужа, легкими касаниями рук поправляла больному подушку, одеяло, старалась
притронуться к его бледному широкому лбу. Она не хотела мешать Климу
Кирилловичу, но ее расширенные от ужаса глаза говорили доктору то, что
боялись сказать ее побледневшие губы, сейчас ее волновало только одно: будет
ли жив ее супруг?

В середине ночи, когда стало ясно, что состояние больного
стабилизировалось и ухудшений не намечается, что страшный диагноз не
подтвердился, Клим Кириллович Коровкин, закрыл свой саквояж, облекся в
визитку и вышел в гостиную. Мура последовала за ним. Елизавета Викентьевна
осталась у изголовья больного. Глаша еще раньше - ушла на кухню и дремала
там, прикорнув на табуретке у стола.

- А вот сейчас я бы не отказался от рюмки водки, - сказал уже в гостиной
доктор. - Такого сумасшествия в моей жизни еще, кажется, не было. И сна ни в
одном глазу.

- В буфете есть графинчик, - вскочила Мура, с сочувствием посмотрев на
утомленное лицо верного друга, - я сейчас налью вам рюмочку.

Она достала небольшой хрустальный графин и рюмку.

- Милый Клим Кириллович. - Мура опустилась на стул, рядом с доктором. - Я
тоже безумно устала. И вся ответственноеть ложится на меня. Папа болен, мама
от него не отходит, как бы и сама не слегла. А кто будет искагь Брунгильду?
Кто поведет переговоры с шантажистами?

- Готов вам помочь чем смогу, дорогая Мария Николаевна. - Доктор выпил
рюмку водки и налил другую. - Что вы намерены делать?

- Я думаю о том, где найти десять тысяч, которые требуют шантажисты. В
доме таких денег нет.

- Большая сумма, почти три годовых жалованья Николая Николаевича, -
нахмурился Клим Кириллович - посреди ночи ее не найти. К сожалению, и я
такими средствами не располагаю. Но все, что у нас с Полиной Тихоновной
есть, - к вашим услугам. Соберем ли мы хотя бы половину требуемой суммы?

- У меня есть идея. - Измученные синие глаза доверчиво смотрели на
доктора. - Надо продать что-нибудь из драгоценностей.

- А вырученных денег хватит? - засомневался он.

- Конечно нет, - скорбно вздохнула Мура. - Но решение теперь придется
принимать мне. За выкупом могут обратиться уже сегодня утром, и я сделаю
все, чтобы освободить сестру. Возможно, придется продать и ту черную
жемчужину, которую подарил Брунгильде покойный юноша. Возвращать ее больше
некому. Может быть, она спасет Брунгильду?

- Дай бог, чтобы она оказалась ценной, - заметил доктор Коровкин.

- Но что случилось с Глебом Тугариным? - Наконец Мура смогла задать и
этот вопрос: впервые за весь вечер они с Климом Кирилловичем остались
наедине.

Уже заканчивая свой рассказ, доктор достал из кармана визитки сложенный
бумажный листок и протянул его Муре:

- А вот за него вы вряд ли что-нибудь выручите.

- Что это? - При виде окровавленной бумаги девушка в ужасе отшатнулась.

- Письмо, которое писал перед смертью Глеб Тугарин. Я забрал его с места
преступления. Пошел против закона... Поглядите и поймете - почему. Мура
осторожно развернула бумажный лист: "Незабвенная Брунгильда Николаевна!" -
прочла она вслух и подняла увлажнившиеся глаза на доктора Коровкина. - Но
письмо залито кровью!

Мы никогда не узнаем, что он хотел написать Брунгильде.

- Возможно. - Клим Кириллович опрокинул в рот содержимое второй рюмки . -
Зато оно не будет фигурировать в деле об убийстве Глеба Тугарина. И вас не
будут таскать на допросы.

- Можно я оставлю его у себя? - спросила Мура и, оглядевшись по сторонам,
сунула листок в карман юбки. - Итак, я поеду к какому-нибудь ювелиру и
попробую продать драгоценности.

- Мария Николаевна, вы не можете ехать одна. Мы поедем вместе. Надо
сообразить, куда обратиться. Известные мастерские наверняка сотрудничают с
полицией. - Клим Кириллович нахмурился и многозначительно добавил. - А кто