Это не отец говорит - посторонний человек. Ничего нет у Васьки. Только это
заставляет Ваську жить.
сказала мать. - Ваня уехал...
сейчас... Саша. - Поглядела твердо. - Когда вернется Алеша, я приеду сама.
Они одни теперь не смогут управиться.
был тогда мой в руку! Добрый Лолгылын приходил к нам в чум...
рядом. У Родиона дочку украли.
стоит у чума... Стоит, стоит, стоит. Она придет. Придет. Обязательно
придет. Ему без нее нельзя. Пропадет он без нее. Погибнет.
удивлением глядел он на подъезжающего Волова.
раздавать.
Мужик глядел в ту сторону, забеспокоился.
ограбить...
Мужик резко рванул хорей у него из рук.
он ударил ребром ладони в тугую шею мужика.
учили, и он был благодарен, что и этому его учила война. Он не помнит,
когда руки мужика обмякли: то ли после того, как над тундрой что-то
полыхнуло, то ли после того, как он что-то сделал с мужиком. Скорее всего,
это произошло после того, как он вспомнил, где видел этого мужика. Да,
да... Тогда проверяли документы, когда искали Алексея Духова... Тогда
Волов вспомнил, как когда-то служил с ним недолго, всего два месяца...
повернул лицом туда, где увидел человека. Нарты и человек сближались.
Острый взгляд Волова различил вскоре женщину, которая упрямо шла,
наверное, к чумам Хатанзеева. Он не ошибся. Маша, наверное, очень
удивилась, что на ее пути встал Волов. Молча подошла она к нартам, молча
опустилась перед связанным человеком на колени.
его по щекам.
трясти:
на пороге дома Маши-хозяйки. Говорят, перед этим Волов пришел с жалобой к
начальнику почты Прошину. Тот готовился к зимней сессии. На столе чертежи,
схемы, валялись лекало, линейки, карандаши. Прошин нагибался, хрустел
костьми, шея у него была красная, весь он в напряжении, кончик языка
высунут.
сто пудов заготовить! Наверное, тут и была монашеская обитель. - У Прошина
лицо деревенело от усердия, большой лапой наносил новые пунктиры. -
Смотри, лес стеной стоит. А вот тут ручей. Филаретов называется. А здесь,
пожалуй, будет Монахов кедрач, во-он там же - скала большая у реки... Вот
тааак, мой милый! Мы, Сашок, здесь поставим город, хотя и чертить не
особенно красиво чертим. А пока приколем к Монахову кедрачу ящик почтовый.
Клади письмо каждый... Не затеряется! Вот тут станем копать первые траншеи
под фундамент!
жена Прошина рассказывала).
тех, кто интересен. Ты для них пока интересен. Разве плохо им знать,
Сашок, как ты жил? Тут Маша о тебе все распускает. Плюнь! Я говорю:
безвыходных положений у таких, как ты, не бывает. Покумекай. Грозит тебе
Васька, - уладь все честь по чести. Он ведь убьет, - и не посадят. Куда
его еще дальше ссылать? В океан, что ли?
на ферму. Валька так рассказывала: ловко стреляла тугими струйками молока.
А ему так захотелось посмотреть! Открыл дверь. На сене спал завхоз
Местечкин.
журчала и журчала руками, были они у нее ловкие, радостные, уверенные.
Жур-жур-жур!
лягается, лишь обходит мелко-мелко подойник.
мигая следил за проворностью Валькиных рук.
знать!
шла как раз мимо. Он с ней пошутил насчет ее замужества: дескать, теперь
ярмо?
целовать чистую морду Васькиного вожака.
стрелять. Волов же сам напоролся. Он шел поначалу к директору, вдруг
вернулся, заглянул на свою квартиру: жил еще у Маши-хозяйки, жил с
беременной Наташей, хотя ему предложили к весне отсюда мигом выбраться...
сердце, а другая пробила насквозь горло. Васька будто бы так и стоял, не
шелохнувшись. Он дал Мамокову себя разоружить, потом долго и горько
плакал, валяясь у порога, где лежал поблекший и очень похудевший в
последнее время Волов. Больше всех, говорят, убивался в первые часы
Сережка. Успокаивал его в прошлом убийца Вениаминыч. Он заранее знал, что
этим все и кончится.
Коля умер под новый год. Тоже, рассказывают, было дело. Будто и он
приходил к Прошину не как к начальнику почты, а как к общественному
деятелю. Возмутило его будто, что Витька, спьяна, когда дядя Коля упрекнул
его за то, что тот стрелялся с отцом, вызвал и его на дуэль, чтобы
прикончить всех стариков в поселке.
стоите, Прошин? Заголимся! Заголимся! - уже кричал он. - Вы не читали
рассказ... Это у Достоевского... По-моему, "Колобок"... Нет, "Бобок"...
Там покойники выскакивают из могил с неожиданным кличем: "Заголимся!" Они,
они! - Он показывал в сторону Витькиного дома. - Они кричат: "Заголимся!"
Мода! Заголимся! Всех стариков, как собак, убить грозят. Умер Вакула,
кузнец всей планеты. Неужели вы станете остальных умертвлять, Прошин?
чудачеством старика, который близко к сердцу воспринимает брехню Витькину.
Это же бред сивой кобылы!
отцовского чума. Но в первые же пять дней он прибежал. А потом стал бегать
чаще и чаще. Мамоков махнул рукой.