Чтение 26–й страницы книги ~Чума на ваше поле!~

Офицеры попросили ее одеться и подождали в коридоре.

Пришел доктор и вежливо попрощался с Леной. На дорогу он дал ей с собой
таблетки в баночке. Велел принимать через четыре часа. Таблетки назывались
"валиум", наверное, вроде валерьянки.

Сандалии немного жали, с белья и джинсов она сорвала этикетки и
наклейки.

Один офицер шел впереди, второй сбоку, они не разговаривали с ней, и
Лена решила, что она сейчас увидит Наронга.

Серая машина, "тойота", ждала у входа в госпиталь.

Они доехали до аэродрома. Все было рассчитано точно. Ей вручили билет
до Москвы. И сто долларов.

- А где Наронг? - спрашивала она. - Где полковник Наронг?

Ей никто не ответил.

Лена поняла, что так, наверное, лучше всего - она сравнила фотографию в
паспорте с собой в зеркальце.

В Шереметьеве пограничница тоже долго сравнивала ее с фотографией, и
Лена ее понимала.

Ее так и не пропустили на Родину. Пришел лысый майор и отвел ее в белую
комнату.

Два часа Лену допрашивали, где она пробыла все это время, не видела ли
она там наших граждан и прочую чепуху. Она отвечала, что была больна и
лежала в деревне. Так случается - заблудилась и заболела.

Ничего они от нее не добились.

Потом майор и второй, в штатском, вышли, но дверь закрыли неплотно, и
Лена услышала, как майор сказал:

- Пока пускай едет, ничего не добьемся.

- Может, изолировать?

- За что?

- Героин?

- Ты ей подсовывать будешь? Да? А санкции ты получил?

- А если он вернется?

- Вот вернется, и решим... А пока...

Что "пока", Лена не узнала, потому что штатский заметил щель и прикрыл
дверь.

Может, они не знают, что случилось с Аскольдом? Места там глухие, базу
уничтожили полностью...

Майор ей сочувствовал: Неизвестно почему. Прощаясь, передал ей
скоросшиватель с ксероксами статей из газет.

- Ознакомьтесь в поезде, гражданка Сидорова, - сказал он.

Лена подумала, что слово "госпожа" произносить неловко, не прививается
оно в России.

В поезде Лена начала читать. И удивилась - в суматошном ускоренном
движении последних дней она не замечала нарастающего гула лавины, которую
сама же столкнула.

Она читала заметки по порядку, с того дня, как она попала на участок
опиумного мака, и до последних новостей.

Сначала шли сообщения туманные и не всем понятные. "По сведениям
западных агентств, в известном центре наркобизнеса, так называемом Золотом
треугольнике, появилась неизвестная ранее болезнь, поражающая плантации
мака...", "Вирус, поразивший посевы опиумного мака в Юго-Восточной Азии,
продолжает распространяться. Ученые не торопятся с выводами", "Азиатские
наркобароны не могут выполнить обязательства перед рынком. Обострение
положения в Золотом треугольнике...", "Передел собственности в мире
наркотиков. Бои в районе Сальвина. Гибель диктатора джунглей - генерала
Лю", "Бешеный скачок цен на мировых рынках героина. Перестрелка на
Шереметьевской таможне. Активизация афганских боевиков на Памире".

Лена, конечно, понимала, что это все - ее месть. Но когда ты сидишь в
недотопленной электричке, по проходу спешит продавец газет с криком: "Бои
в районе Ходжента. Боевики оппозиции захватили горный перевал", а за ним
другой продавец, стараясь перекричать первого, взывает к любителям
шоколада с фруктовой начинкой, когда на твоих туфлях лежит чья-то собака,
а сверху норовит упасть лопата, в такой момент нельзя, невозможно
воспринимать себя спасительницей или губительницей мира.

Лена не смогла дочитать заметки в скоросшивателе, хоть путешествие до
Веревкина неблизкое. Но она откладывала их, потом начинала читать снова -
ей не было страшно. Это чужое. Даже когда в одной из последних заметок
было сообщено, что вирус мака уже перекинулся на посевы риса, что ставит
под угрозу урожай в Юго-Восточной Азии, она не встревожилась. Она стала
думать, как ей об(r)яснить отсутствие директору школы, а потом вспомнила,
что надо сделать камень на могиле Бори... и на могиле Николая, ведь
свекровь не поможет... Что же ты, кета? - спохватилась она уже на
платформе в Веревкине, выметала икру и собираешься жить дальше?

Не знаю, ответила она себе.

И беспокоюсь - как там полковник Наронг.

Пошел первый снег. Он падал на грязные лужи, дул пронизывающий ветер -
сразу запершило в носу. Организм привык к тропикам.

Ожидая на площади перед вокзалом автобус, она увидела, как Оксана,
бывшая подруга Бори, садится в белые "жигули", а ее там ждет черноволосый
парень. Может, брат, может, жених. Окликнуть ее? Захочет ли Оксана
вспомнить Борю?

Пока Лена стояла в нерешительности под мокрым снегом, Оксана увидела
ее. Она захлопнула дверцу машины, опустила стекло и, когда проезжала мимо,
помахала из машины Лене.

- С приездом! - крикнула она.

Это хорошо, что такая плохая погода. Лена никого не встретила ни на
улице, ни во дворе. Прошла к себе. Из почтового ящика торчали газеты, те,
что не поместились, лежали на полу, под ящиком, аккуратно сложенные в
стопку кем-то из соседей.

Лена собрала газеты, прошла в дом.

На кухне на столе стояла чашка Бориса с темным сухим осадком на дне.

Лена села за кухонный стол и заплакала. Она долго плакала.

Потом стала убираться, мыть пол, принялась за стирку - как автомат. И
все плакала.

Потом села за кухонный стол и стала читать газеты, за последние дни. И
почти сразу наткнулась на заметку - ну прямо как судьба распорядилась: "В
интервью, которое дал корреспонденту агентства Рейтер начальник управления
по борьбе с наркотиками Таиланда бригадный генерал Наронг Чинарат, тот
заявил, что сама природа пришла на помощь правоохранительным органам,
наслав заразу на маковые поля. Генерал Наронг Чинарат заявил, что он
надеется на успехи ученых, которые спасут от вируса посевы риса".

Вот и слава Богу, сказала Лена. Хоть он жив. Они там так боялись, что
Наронг женится на мне... Ей хотелось верить в то, что ее выслали враги
Наронга. Это было совсем не похоже на предсмертное поведение кеты.

На следующий день Лена пошла к свекрови. Свекровь была ею недовольна.
Никакой заботы о семье. Ты сама виновата в собственных несчастьях.

В школе директор обрадовался ей и старался вести себя обыкновенно.

- Когда выходим? - спросил он.

Лена обещала выйти сразу после каникул.

В кафе "Свежий ветер" было пусто. Там открыли окна, покрасили стены в
желтый цвет. Стало светло и скучно. Оказывается, кафе перекупил какой-то
кавказский человек. Неделю назад была колоссальная для Веревкина разборка,
старые хотели получить кафе обратно. Но его уже защищала милиция. Вы
помните Буреева? Здоровый такой? В больнице умер, не приходя в сознание.

Через два дня неожиданно приехал майор Виктор Степанович из Москвы. Он
сказал, что стали известны обстоятельства гибели Ивана Тимофеевича. Лена с
трудом сообразила, что имеется в виду Аскольд. В связи с этим у органов
появились новые вопросы - не будет ли любезна гражданка Сидорова на них
ответить. Ведь она была в тех краях именно в те времена. Что знает? А
вдруг встречала Ивана Тимофеевича?

И тут Лена сказала - чего ей бояться? - что он допрашивал ее в лагере
генерала Лю. Честное слово. Потому что он сам принадлежал к мафии.

- Чепуха, - ответил неуверенно майор Виктор Степанович, которому далеко
не все сообщили, - по моим сведениям, он был внедрен в их системы.

Лена напоила Виктора Степановича чаем. Он был вдовцом, сын учился в
Петербурге, дело с наркотиками ему навесили из-за болезни другого
сотрудника. Виктор Степанович рассказал Лене куда больше, чем положено,
но, конечно же, не все.

Виктора Степановича беспокоило распространение вируса. Оказывается, в
газетах пишут далеко не все. Уже ООН занялась этой проблемой. Урожай в
Таиланде погублен, стране грозит голод, болезнь перекинулась на Лаос,
Бирму и даже Вьетнам. Есть случаи гибели посевов в Индонезии. Наступает
мировая катастрофа.

- А мак? Опиум? - спросила Лена. Она не осознавала мировую катастрофу,
она хотела узнать, исчез ли в мире героин?

- Какой там опиум! - сказал Виктор Степанович. - Конечно же, героин
почти исчез. Конечно же, цены подскочили...

- Но молодежь не может купить так дорого, - сказала Лена. - Значит,
сокращается...

- Что сокращается? - спросил Виктор Степанович.

- Потребление.

- Может быть, я не специалист, - сказал Виктор Степанович. - Но свято
место не бывает пусто. Завтра им подсунут другие наркотики.

- Но не опиум! - закричала Лена.

- Ну, не опиум, - согласился Виктор Степанович, который не понял,
почему так взорвалась его собеседница.

Он уехал с вечерним поездом, долго топтался в передней и сказал, глядя
печальными карими глазами на Лену:

- Если бы вы позволили, я бы вас навестил снова... или, может, вы
приедете в Москву? У меня есть знакомый режиссер, я могу достать билеты в
Дом кино.