чисты, а замыслы угодны степям; исполни просимое им, о супруг мой высокий,
о Цаган-Эбуген!
хрупкой завязью вечернего томления подернулся безыз(r)янносиний лик
Тэнгри-Хормусты.
степью, чья слеза порождает травы, чьи соски дают начало истокам рек; я
услышал слово твое, о Лань, принимающая ушедших, - но неправильно будет не
спросить других. Эй, есть ли тот, кто оспорит сказанное здесь?
взметнулась по правую руку Великого Шамана жуткая тень Бортэ-Чино; вздыбив
шерсть на загривке, растаял во мгле Сивый Волк и обернулся воином в
пластинчатых доспехах, каменнолицым и льдистоглазым; кольчатая сетка из
сплетенных снежных граней покрывала шею и плечи, вился в неощутимом ветре
призрачно-серый лохматый плащ, и трепетал бело-синий султан на гребне
крылатого шлема...
помыслов ничтожного, стоящего здесь; недостойно меня спорить с низким, но
выслушай и другого просителя, о родитель мой вечный, о Даин-Дархэ!
Отец, и ветреным шорохом нарастающего смерча наполнились
неразличимо-ужасные очи Тэнгри-Хормусты.
сталью о сталь простучали копыта, когда тронулся чернокрылый конь к вратам
Синевы.
пришедшего Великий Шаман и узнал: рыжая борода сползала на прикрытую
пластинами грудь, угрюмо смотрели пронзительно-зеленые глаза, полускрытые
медным козырьком шлема; уверенно и надежно сидел в седле питомец урагана,
горбясь, словно беркут на макушке степного идола.
сабли, покидающей неженное тепло, прошуршала речь. - Я, хан над ханами,
поедатель твердынь и унизитель гордынь, я, белокошемный Тэмуджин-Чингис,
свидетельствую: от первого вскрика и до последнего всхлипа - ложь все
сказанное безумцем! Не отступал я от воли твоей, раздавив заносчивого
червя, но исполнил ее и, оторвав от степи, пронес славу твою по дорогам
заката, где солнце пьет соленую воду! И не пылью рассыпался народ мэнгу,
но цепью сковал Срединные Слои, и юрта твоя синеет везде, где ступило
твердое копыто! Прошу: помоги потомкам моим ныне и всегда, поддержи и
обереги, чтобы во веки веков укреплялась сила твоя, о Тэнгри, закаляющий
мечи!
синего полога. - Но один путь у истины, и нет у него развилок...
на корню, если некому вывести в раздолье табун... А потому пусть битва
решит, чья правда более лжива!
Шаман, подгоняя ближе к рыжебородому; заглянул в ненавистные глубины
зеленых глаз.
именем. - Не кончен еще наш спор?
убивал, потому что ты всего лишь слово, а я сила; поэтому не стоит нам
медлить...
слепил этот прах своею слюной; лепешку пыли назвал я Чингисом и убедил
степь, что лепешка есть хан...
гулкий, из хлестких ветров скованный меч...
сторону, вспенив гриву, - и ощутил в руке своей Великий Шаман надежную
тяжесть сабли, а воздух пахнул чистым дыханьем огня, распавшись в кривом
сполохе.
страшный удар; эхо пугливо улетело прочь и возвратилось, отскакивая от
стен, опаленных россыпями зарниц.
Вселенной неисчислимые воинства зла. Взмахнул рукою Сульдэ, выбросил
веером воронки ревущих смерчей - и на крыльях буранного воя ринулись в
битву чотгоры, и эльбины, и тотгоры, и тэрэны, и дзагурады, и харьмяханы -
и вся прочая нечисть, о которой рассказывают вполголоса старики.
неслись они, заунывно рыдая, вытянув когтистые лапы: сбивающие с дороги и
отвлекающие с пути, сосущие кровь на закате и выпивающие дыхание на
рассвете, предвещающие несчастье и накликающие беду, и вымаривающие скот,
и губящие табуны - мчались они, растекаясь лавой, разнообразные и
одинаковые, как смерть...
всплеснулись языки живого шелка, посылая в поддержку Голосу Неба тех, кто
встречает и провожает; в шорохе трав и щебете птиц выстраивались рядами
светоносные эрдэны и златовласые, алтаны, сайнбатуры и улаандарханы:
звенящие в ручьях и поющие в ковыле, бурлящие в казанах и трещащие в
очаге, и отгоняющие волков, и оберегающие отары - в солнечном блеске лат,
закаленных в кипении радужных лучей, тронулись с места они по мановению
белой руки Матери-Этуген, двинулись наперерез наползающей нечисти...
подвластных Бортэ-Чино; позабыли следить за варевом матери в сочных лугах,
владениях Хо-Марал, и накипь, шипя, поползла из казанов; запнулась в беге
упряжка Небесных Мэргэнов; а Солнце с Луной, бросив игру, притихли у
подножья Золотой Коновязи...
сполохов - и рухнул на сугробы тяжелый ливень, хлеща перепуганных смертных
свинцовыми плетками замерзших в полете капель.
скрестились, многократно отразившись в зеркальных сводах, две сабли:
кривая молния в деснице зеленоглазого, звеня, ударилась об изогнутый
ветер, вскинутый Великим Шаманом...
горделиво расправил плечи; рассмеялся зеленоглазый шакал, приближаясь к
поверженному врагу...
проклятия тому, кто за Последним Порогом:
слабый бог! проклят будь трижды!.. и пусть, прежде чем умру я, рухнет,
иссохнув, дерево Галбурвас!
зеркальных сводов жуткое проклятие, никем никогда не произносимое, - и
там, в глубине чертога, вдруг треснуло нечто, хрустнуло, покачнув стены...
затянула тяжкую завесу, с каждым мгновением становясь все гуще. На миг -
не более! - отчетливо виден стал Творец Всего - и полон муки был его
взгляд.
саблю-молнию и вырвали из ослабевших пальцев... и затрепетал в ужасе хан,
но не было у него больше охранителя: по тропам мрачных владений своих
мчался Сульдэ, прижав уши к затылку, и скулил от невыносимого ужаса - не
волком, волчонком напуганным! - и от взвизгов его замерзали обрывки зари.
Шамана, опутало нитями, нежно-нежно, и для него только одного различимо
проник в уши вопрос:
обожженная болью Синева:
Контровский Владимир
Никитин Юрий
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Флинт Эрик