Чтение 26–й страницы книги ~Одиссей покидает Итаку~

Совсем как в Замке, подумал Воронцов, только между нами нет стекла.

Наташа за руку подвела его к дивану, села в уголке, положила голову
на плечо Дмитрия. Он осторожно обнял ее за талию.

- А ты правда из-за меня не женился? - шепотом спросила Наташа.

"Везде вам нужно найти повод для тщеславия", - чуть не ответил он то,
что вдруг пришло ему в голову, но сдержал готовую сорваться фразу. Сказал
иначе:

- Обязательно тебе нужно знать - почему, отчего... Угадай лучше, в
чем смысл. За столько лет ни разу не встретились, а именно сейчас это
вдруг случилось. В мой прошлый приезд ничего бы у нас не вышло. Нет?

Наташа не ответила. Она думала о своем.

- Все-таки почему ты тогда так бесповоротно отказался от меня? -
неожиданно спросила она. - Сейчас я вспоминаю... Я ведь ничего
по-настоящему не решила. Если бы ты приехал, пусть на день, на два, все
могло получиться совсем по другому.

- Брось. Не обманывай себя. - Воронцов посмотрел в потолок, по
которому скользили зеленоватые тени. - Ничего бы не было В твоем тогдашнем
возрасте отвергнутых поклонников обратно не принимали. Их тем больше
презирали, чем они настойчивее добивались. Это с годами вы начинаете
ценить каждого влюбленного в вас мужчину. А в двадцать лет жизнь кажется
бесконечной и за каждым углом чудится новый капитан Грэй... Только правда,
разговоры эти сейчас ни к чему, теория...

Они снова начали целоваться.

Потом Наташа, совсем, кажется, потерявшая голову и свою обычную
сдержанность, вдруг резко отстранилась, высвободилась из объятий
Воронцова, встала, одернула платье, провела обеими руками по лицу, убирая
с глаз волосы, и, ничего не сказав, вышла из комнаты.

Дмитрий подумал, что она сейчас вернется, но ее все не было, а с
кухни стали доноситься характерные звуки.

- Иди, я тебя обедом буду кормить, - позвала Наташа. - Если хочешь в
комнате, выдвинь стол на середину.

- Придумала - в комнате. Тарелки-то мне придется носить, а я отвык.
Давай на кухне.

За столом они вели легкий, совершенно нейтральный разговор, молчаливо
согласившись, что еще не время обсуждать перспективы дальнейших отношений.
Воронцов заодно решил не делать пока и попыток пробудить ее память о
встрече в Замке, хотя средство для этого имел безотказное. Он просто не
видел необходимости в таком шаге. Достаточно и тех проблем, которые
возникли сами собой и которые предстоит решать. С Левашовым, его друзьями
и пришельцами, буде они себя проявят. Если и Натали окажется сюда
замешанной, у него просто не хватит душевных сил. Пока он может отвечать и
решать только за себя. А Наташа - пусть она остается его запасной
позицией, тем рубежом, куда можно отступить.

Мыслю только фронтовыми категориями, с иронией подумал он, но ирония,
признаться, получилась вымученная.

- Давай куда-нибудь сходим сегодня, - предложила Наташа. - Сто лет
никуда не выбиралась. В театр, например, или даже в ресторан...

Ему очень не хотелось ей отказывать.

- Давай, - согласился он. - Только вот встреча у меня одна назначена.
Исключительно деловая, с товарищем и коллегой... - Он посмотрел на часы. -
Можно бы ее, конечно, отменить, но там еще и другие люди завязаны, я же не
знал, что тебя встречу... Давай так. Я туда быстренько сбегаю, постараюсь
в час или два уложиться. И - в полном твоем распоряжении. Идет? А ты пока
думай, что и как. Полный тебе карт-бланш. Но ежели хочешь знать мое
мнение, так я за ресторан На искусство не очень тянет. А вот "Прага", к
примеру, зимний сад... Помнишь?

- Помню, конечно, - вздохнула она. - Только мы туда не попадем.
Отстал ты от жизни, сейчас не семьдесят первый год.

- Как раз здесь вопросов нет, - успокоил он ее. - Не бывает
ресторана, куда не пустили бы капитана Воронцова, тем более - с дамой.

Он вздернул подбородок жестом не то Цезаря, не то Остапа Бендера.

- Ох, Дим, какой ты был, такой остался...

- Чем и хорош. Жаль, что кроме тебя, это никто не ценит.

Наташа наморщила лоб.

- Слушай, опять то же ощущение. Мучительно стараюсь вспомнить.
Кажется, в том сне ты очень похоже говорил... Вообще, как будто все уже
второй раз повторяется.

- Конфабуляция, она же - ложное воспоминание. Есть у психиатров такой
термин. У всех бывает. У меня довольно часто.

- Дим, давай ты сегодня никуда не поедешь, - жалобным тоном попросила
Наташа. - Не по себе мне как-то. Словно боюсь, что не увижу тебя больше.
Исчезнешь - и все. Я ведь и адреса твоего не знаю, вообще ничего о тебе...

Был бы он верующим, наверняка бы перекрестился. Можно бы также трижды
сплюнуть через плечо или произвести иные ритуальные действия. К его
настроению только Наташиных слов и не хватало. "Исчезнешь - и все". Знала
бы она, насколько близка к истине в своих интуитивных опасениях.

- Брось ты... - как можно небрежнее сказал Воронцов. - Я на два часа,
не больше. Слово русского офицера. А адреса у меня в Москве нет. В Питере
- да, имеется. Телефон разве Олегов тебе дать... - и тут же прикусил язык,
вспомнив свои и Антона опасения. - Хотя я к нему и заходить не буду. Так,
переговорим накоротке... Вот багаж свой я у тебя брошу. В залог. Я же с
моря еду, так все в машине и лежит. Не против?

- Оставляй, конечно. А я пока буду ждать и собираться. Как там у вас
говорят - форма одежды парадная?

- Примерно. - Воронцов посмотрел на часы. - Сейчас семнадцать. Ждут
меня к восемнадцати. Значит, в двадцать нуль-нуль буду как штык.
Плюс-минус десять минут на превратности судьбы и уличного движения.

"Самое смешное, - думал Воронцов, - заключается в том, что я всегда
был уверен в особости своего предназначения".

Тут он не отличался особой оригинальностью. Неизвестно, найдется ли
человек, считающий себя хуже других, заведомо ориентированный на
беспросветную банальность и никчемность отпущенной ему жизни.

Разница состояла лишь в том, что и в прошлом, к тем более теперь
уверенность Воронцова имела конкретные подтверждения.

Наверняка не он один рисовал в воображении картины необыкновенных
приключений, дальних странствий, геройских подвигов. И уж конечно
большинство потерпевших неудачу в любви (особенно первой) мечтали о
реванше, в чем бы он ни выражался. Однако мечты эти обычно мечтами и
оставались. У него же получилось совсем иначе.

Откинувшись на спинку сиденья, свободно положив руки на обтянутое
кожей кольцо руля, Дмитрий перебирал в памяти подробности только что
происшедшей встречи, сравнивая их со своими грезами, которые время от
времени посещали его на протяжении всех минувших

И не мог не признать, что все получилось даже лучше, чем ему
представлялось. Было все - и внезапность встречи, и ее ко времени
подоспевшая свобода от семейных уз, готовность Наташи ответить на его
постоянство и верность юношеской любви - и ее признание в том, что она
ошиблась и сожалеет о своей ошибке...

Воронцов даже не замечал, насколько сама встреча и его теперешние
мысли о ней отдают классической индийской мелодрамой. Несмотря на то, что
сам мелодрам не любил - ни в книгах, ни в кино, ни в реальной жизни.

А если бы заметил, то скорее всего засомневался: все ли в происшедшем
вызвано естественным ходом вещей, и нет ли чего, так сказать,
привнесенного извне?

Но ведь может человек на какое-то время расслабиться, забыть хоть на
немного о своем трезвомыслии и скептицизме, обыкновенным образом
порадоваться жизни?

Вот он и размышлял, как хорошо бы забыть обо всем, в том числе и об
Олеге с его компанией, провести оставшиеся два месяца отпуска с Натали,
целыми днями бродить по улицам и музеям, вечерами - по театрам и
ресторанам, или рвануть в Сухуми, на вроде бы теперь принадлежащую ему
дачу... Сполна насладиться абсолютным исполнением всех желаний, что
приходили к нему бесконечными вахтами. Желаний заведомо тщетных, оттого и
по-особому волнующих...

И ведь не заставляет никто поступать по-другому. Разве перед
инопланетянином Антоном стыдно? А чего стыдиться? Он ведь, в принципе,
поймал его на "слабо" - изящно оформленное, но все же... А ведь с детства
известно: "На слабо фрайеров ловят". А вот поди ж ты! Остается утешиться
другой мудростью, неизвестно когда и где подхваченной: "Мечтать о чем-либо
- значит обладать многим, получить что-либо - значит тотчас все потерять".
Прямо будто про него...

Одна надежда, что "тотчас" - понятие достаточно растяжимое.

Время у него еще было, и он сначала заехал в "Прагу", заказал
двухместный столик - именно там, где хотел. Трудности, естественно,
возникли, но разрешились сразу же, как только в руке мэтра исчезла
зеленовато-серая десятидолларовая бумажка. Сам Воронцов не до конца
понимал механизм особой власти данной продукции Федерального резервного
банка США над работниками отечественной сферы обслуживания, но
пользоваться им умел. Были и другие способы, тоже вполне эффективные,
однако они требовали гораздо больше времени и сил, да и уважение,
достигаемое с их помощью, имело оттенок несколько вымученный.

А так всего через десять минут, сделав предварительный заказ, он уже
легко сбегал вниз по беломраморной, украшенной зеркалами лестнице,
уверенный, что все будет сделано по высшей категории.

Развернувшись на заставленной машинами площадке, Воронцов выбрал