улыбнулся через силу.
хороший человек на пути. Словно судьба раздобрилась напоследок, и отсыпала
щедрую горсть того, чего не додала до сих пор. - Нельзя. Сам понимаешь:
если сигнал, за поверхностными перемещениями особо следят. Погоришь и
дружка подведешь.
тот спешно влазит в комбинезон. Как-то пусто, равнодушно было внутри.
Пусть здесь другой закон и другие люди, да я тот же - старый
волк-одиночка, и ничего тут не поделаешь. Лезешь сквозь жизнь, как сквозь
чащу, ушки на макушке и зубы наготове: сегодня жив, а завтра - посмотрим.
Всю жизнь... Он вдруг подумал, как нелепа и безрадостна была его жизнь и
удивился. Почему? Жизнь, как жизнь, всего хватало, даже любовь была.
Ненадолго, правда. А ты чего хотел? Молодая, красивая... словно, бабочка
на рукаве посидела. Теперь-то знаю: на славу прилетела, на газетный шум.
Как раз Кровавого взял... самое, считай, знаменитое дело. Прилетела и
улетела, а потом Дел... Черт его знает, даже не сержусь. Вроде так и надо:
в спину стрелять. Просто других уже не подпускал. Спину берег. На минутку
он пожалел себя: никому не верил, от всех закрылся, думал: так и надо,
чтобы я был один, а ведь как хорошо, когда не один.
Помогут. Как-то странно это было... не по жизни. Не из страха, не из
корысти - просто потому, что здесь иначе нельзя. Потому, что это Космос,
все живое с Планеты давно сюда ушло.
о другом. О будущем. Тоже глупо, что ни говори. Смерть в затылок дышит, а
он туда же: "будущее".
Правда, до корабля еще доберись... Ничего! Не загнемся - так пробьемся...
а дальше? Какие тут варианты? Погибнуть всей шайкой. Смыться, черт знает
куда. Пробиться обратно на Планету - вчетвером. Сыграть в такую игру, чтоб
выиграть... ну, жизнь хотя бы. Все? Все. Первые три сразу к черту. Умирать
не стоит, улетать не хочу, вчетвером на планете не спрячешься. Сыграть?
"Звезды" и они не подключили к этому делу армию. Ну, экипаж и беготню за
Майхом по третьему индексу - это мы в один карман. Страх. Боятся корабля.
собственно, что она такое? Он даже сел, так нелепа была эта мысль. Есть
вещи очевидные, данность, так сказать. У меня - нос, а у государства -
армия. Так ведь зачем нос всякий знает, а зачем армия? Полтора миллиона
накормленных, обученных, вооруженных... А военный флот? Чертовы вопросы,
посыпались, как из прохудившегося мешка, и каждый прикладывает так, что
глаза на лоб лезут. Грузовой флот. Пассажирский флот. Корпус космических
разведчиков. А Военный зачем? С пришельцами воевать? Так о них, до сих
пор, вроде, никто и не думал. Почему у военных особый отдел называется
контрразведкой? "Против разведки", значит? А откуда разведка, если один
Мир, одно государство, один народ?
дела аппарата. Осталось только задуматься, что такое аппарат! Вот тут ему
и стало страшно, потому что он задумался - и не нашел ответа. Он сам
всегда входил в аппарат. Был винтиком, шестереночкой - пусть своевольной,
но все-таки исправной деталькой, работал сам и знал, как работают другие
шестерни, и как они сцепляются друг с другом, и где и почему
проворачиваются вхолостую. И все-таки он не мог бы сказать, как и для чего
устроен весь аппарат. Он верил в его целесообразность, просто заставлял
себя верить, потому что эта целесообразность как-то не стыковалась с
жизнью; была жизнь с ее болячками, ее логикой и ее здравым смыслом, и был
аппарат, который пронизывал собой все, существовал, жил, работал, невзирая
на ее болячки, вопреки ее логике и ее здравому смыслу. Просто об этом не
надо было думать, и он не думал.
макушке? Правительство? Ладно: что такое правительство? "Верховный", -
подумал он и скривился, потому что это было просто слово, за которым
ничего не стоит. Он не знал, старый тот или молодой, умный или глупый. Кто
он такой и как его зовут. Менялся или во всю жизнь был один и тот же.
Правда, был случай: Юл Тассен из общего схлопотал статью. Ляпнул при ком
не надо - сказка, мол, вроде Верховного. Других таких случаев он не знал.
Никто не говорил о Верховном. Может быть, никто и не думал, как не думал
он сам: Верховный - это что-то далекое, условное, такое, что никак не
влияет на жизнь. На жизнь влияют те, что рядом: ближайшие два-три яруса
аппарата. Обычно дальше никто и не знает. Он знал дальше: все восемь
ярусов, включая министерства. На министерствах кончалось все. Правда, над
ними маячило еще нечто: канцелярия. Личная канцелярия Верховного. Грозное
и таинственное, предел всякой информации. А что за этим пределом?
три кодекса: уголовный, трудовой и имущественный. Мелкой сошке надо хорошо
знать законы, чтоб безопасно их нарушать. Законы, дополнения, уточнения,
особые акты. Но нигде - ни в кодексах, ни в наросших на них бумажных
сугробах - он не встречал ни слова о структуре государства. Он и сам не
знал, чему больше дивиться: тому, что не встречал, или тому, что никогда
об этом не думал. А собственно, чему удивился? Думай - не думай,
сделать-то ничего не можешь, разве что в тюрьму загремишь.
радость: а ведь придется узнать. Ах, черт меня возьми, ну и задачку я себе
выбрал!
Хэлана и вздохнул.
рот не открой! Хорошо, еще в ЖО люди, хоть по отсекам ячейки не работают.
взбесишься! На станции один, тут один... на люди вышел - и то язык за
зубами.
прожил... удрал! Прямо не люди, а гадюки, только б друг друга жрали.
вытащат и считаться не станут. А там на улице пришибут - ни одна сволочь
не глянет. Переступят.
вот, накроет меня камушками, ты полезешь вытаскивать?
на астероидах, ближе нас никого.
разговор?
раньше кончил, мы с ним еще на Авларе немного пересеклись. А потом пропал.
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Лондон Джек
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Посняков Андрей