Чтение 26–й страницы книги ~Чапаев и пустота~

шприц в никелированную коробочку, он убрал ее в кобуру. Судя по
маслянистому блеску, который сразу же приобрели его глаза, в шприце был
морфий. Минуту или две он покачивался на стуле, а потом бухнулся локтями
на стол, взял своего товарища за руку и с непередаваемой искренностью в
голосе сказал:

- Я сейчас подумал, Николай... Знаешь, почему большевики побеждают?

- Почему?

- Потому, что в их учении есть живая, горячая, - он закрыл глаза и
мучительно зашевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, - полная
экстаза и неги любовь к человеку. Большевизм, если принять его до конца,
способен оживить какую-то высшую надежду, дремлющую в сердце, разве нет?

Второй офицер сплюнул на пол.

- Знаешь, Жорж, - сказал он мрачно, - повесили бы они у тебя тетку в
Самаре, поговорил бы ты тогда о высшей надежде.

Первый офицер закрыл глаза и несколько секунд молчал. Потом вдруг
сказал:

- Говорят, в городе недавно видели барона Юнгерна. Он ехал на лошади,
в красном халате с золотым крестом на груди, и никого не боялся...

Анна в этот момент закуривала сигарету - услышав эти слова, она
вздрогнула, и спичка чуть не выпала из ее пальцев. Я подумал, что ее надо
занять разговором.

- Скажите, Анна, а что, собственно, происходило все это время? Я имею
в виду, после того дня, когда мы выехали из Москвы?

- Мы воевали, - сказала Анна. - Вы хорошо зарекомендовали себя в
боях, очень сблизились с Чапаевым. Говорили с ним ночи напролет. Ну а
потом вас ранило.

- Интересно, о чем же это мы говорили?

Анна выпустила в потолок тонкую струйку дыма.

- Почему бы вам не дождаться его самого? Я догадываюсь о примерном
содержании ваших бесед, но не хотела бы вдаваться в подробности. Это
касается только вас двоих.

- Но хотя бы в общих чертах, Анна, - сказал я.

- Чапаев, - сказала она, - один из самых глубоких мистиков, которых я
когда-либо знала. Я полагаю, что в вашем лице он нашел благодарного
слушателя и, возможно, ученика. Больше того, я подозреваю, что несчастье,
которое с вами произошло, некоторым образом связано с вашими беседами.

- Ничего не понимаю.

- Это неудивительно, - сказала Анна. - Он несколько раз пытался
говорить со мной, и я тоже ничего не поняла. Единственное, в чем я
уверена, это в том, что за несколько часов он способен довести доверчивого
собеседника до полного сумасшествия. Мой дядя очень необычный человек.

- Так он ваш дядя, - сказал я, - вот оно что. А я уже начал полагать,
что вас с ним связывают узы иного рода.

- Да как вы... Впрочем, думайте, что вам угодно.

- Ради Бога, извините, - сказал я, - но после ваших слов о раненом
кавалеристе я решил что вас, возможно, интересуют кавалеристы здоровые.

- Еще один хамский пассаж, и я полностью потеряю к вам интерес, Петр.

- Значит, вы его все-таки ко мне испытываете. Это утешает.

- Не цепляйтесь к словам.

- А почему я не могу цепляться к словам, которые мне нравятся?

- Просто из соображений безопасности, - сказала Анна. - За то время,
пока вы лежали без сознания, вы сильно поправились, и они могут не
выдержать вашего веса.

Она явно могла за себя постоять. Но все-таки это было чуть слишком.

- Моя милая Анна, - сказал я, - я не понимаю, зачем вы так стараетесь
меня оскорбить. Я абсолютно точно знаю, что вы притворяетесь. На самом
деле вы ко мне неравнодушны - я это понял сразу, когда пришел в себя и
увидел вас возле своей кровати. И вы не представляете, до чего я был
тронут.

- Я боюсь, что вы будете разочарованы, если я расскажу вам, почему я
там сидела.

- Вот как? Какие же могут быть мотивы, чтобы сидеть у кровати
раненного, кроме искренней... ну, не знаю - заботы?

- Право же, мне неловко. Но вы сами напросились. Жизнь здесь скучна,
а ваш бред был крайне живописен. Признаться, я приходила иногда послушать
- приходила просто от скуки. То, что вы говорите сейчас, вызывает во мне
куда меньше интереса.

Такого я не ожидал. Чтобы прийти в себя, я медленно сосчитал до
десяти. Потом еще раз. Это не помогло - я ощущал к ней ясную и чистую
ненависть высшей пробы.

- Вы не дадите мне одну из ваших сигареток?

Анна протянула мне открытый портсигар.

- Благодарю, - сказал я. - С вами очень интересно беседовать.

- Вы находите?

- Да, - сказал я, чувствуя, что сигарета дрожит в моих пальцах, и
раздражаясь от этого еще сильнее. - Ваши слова будят мысль.

- Каким образом?

- Вот, например, несколько минут назад вы подвергли сомнению
реальность сирени, в которой утопает этот город. Это неожиданно и вместе с
тем очень по-русски.

- Что же вы видите в этом специфически русского?

- А русский народ давно понял, что жизнь - это сон. Вы знаете
значение слова "суккуб"?

- Да, - сказала Анна с улыбкой, - кажется, так называется демон,
который принимает женское обличье, чтобы обольстить спящего мужчину. А
какая тут связь?

Я еще раз сосчитал до десяти. Мои чувства не изменились.

- Самая прямая. Когда на Руси говорят, что все бабы суки, слово
"сука" здесь уменьшительное от "суккуб". Это пришло из католицизма.
Помните, наверно - Лжедмитрий Второй, Марина Мнишек, кругом поляки, одним
словом, смута. Вот оттуда и повелось. Кстати, и панмонголизм того же
происхождения - как раз недавно про это думал... Да... Но я отвлекся. Я
хотел только сказать, что сама фраза "все бабы суки", - я повторил эти
слова с искренним наслаждением, - означает, в сущности, что жизнь есть
сон, и сирень, как вы сказали, нам только снится. И все с-суки тоже. То
есть я хотел сказать - бабы.

Анна затянулась сигаретой. Ее скулы чуть порозовели, и я не мог не
отметить, что это чрезвычайно идет к ее бледному лицу.

- Я вот думаю, - сказала она, - плеснуть вам шампанским в морду или
нет?

- Даже не знаю, - ответил я. - Я бы на вашем месте не стал. Мы пока
еще не настолько близки.

В следующий момент веер прозрачных капель врезался мне в лицо - ее
бокал был почти полон, и она выплеснула из него шампанское с такой силой,
что на секунду я ослеп.

- Извините, - растерянно сказала Анна, - но вы сами...

- Ничего, - ответил я.

Шампанское обладает одной удобной особенностью - если взять бутылку в
руки, закрыть горлышко большим пальцем и сильно встряхнуть ее несколько
раз, из-под пальца начинает бить пенная струя, в которую уходит
практически все содержимое бутылки. Мне кажется, что этот метод был знаком
еще Лермонтову - у него есть строка, в которой явственно отражен личный
опыт подобного рода: "так мхом покрытая бутылка вековая хранит струю
кипучего вина". Конечно, трудно строить догадки о внутреннем мире
человека, который, решив обратить свои взоры ко Злу, в результате написал
поэму о каком-то летающем гусарском полковнике. Так что я не стану
утверждать, что Лермонтов обливал женщин шампанским, но нахожу такую
вероятность весьма высокой, учитывая его постоянную озабоченность
вопросами пола и те нескромные, но совершенно непобедимые ассоциации,
которые эта операция вызывает каждый раз, когда ее объектом становится
красивая молодая женщина. Должен признаться, что я стал их жертвой в
полной мере.

Большая часть шампанского попала Анне на френч и юбку. Я целил в
лицо, но в последний момент какое-то странное целомудрие заставило меня
отклонить струю вниз.

Оглядев свой потемневший на груди френч, она пожала плечами.

- Вы идиот, - сказала она спокойно. - Вам место в доме для
душевнобольных.

- Не вы одна так думаете, - сказал я, ставя пустую бутылку на стол.

Наступила гнетущая тишина. Пускаться дальнейшие выяснения отношений
казалось нелепым; молча сидеть друг напротив друга было еще глупее. Я
думаю, Анна ощущала то же самое; похоже, во всем этом ресторане только
жирная черная муха, методично бившаяся о пыльное стекло окна, знала, что
делать дальше. Положение спас один из офицеров, сидевших за соседним
столом (я к этому моменту успел совершенно забыть об их существовании, но
уверен, что в широком смысле они тоже не знали, что делать дальше), тот
именно, который делал себе укол.

- Милостивый государь, - услышал я его исполненный чувства голос, -
милостивый государь, вы позволите задать вам вопрос?

- Сделайте милость, - сказал я, оборачиваясь к нему.

Он держал в руках раскрытое черное портмоне и, говоря, поглядывал в
него, словно там была шпаргалка с текстом.

- Позвольте представиться, - сказал он, - штабс-капитан Овечкин.
Случайно так вышло, что я услыхал часть вашего разговора. Я, разумеется,
не подслушивал. Просто вы говорили громко.

- И что же?

- Вы действительно полагаете, что все женщины - мираж?

- Вы знаете, - ответил я, стараясь говорить как можно вежливее, - это
очень сложная тема. Коротко говоря, если вы находите миражом весь этот мир
- кстати, обратите внимание на глубокое родство слов "мир" и "мираж" - то