державший.
державшего. - А ну, отпусти ребенка! - приказал он. - И деньги на бочку!
на веселого.
напоследок.
фашисты, фашистята. Рывшийся перестал растопыривать плечи и остановился.
колени.
дылда... подожди еще, я твое лицо запомнил...
и негромко скомандовал: - Кругом - марш!
целующейся пары.
на него.
людей с такими лицами обычно бандиты убивают в самом начале, чтобы зритель
начал сопереживать и смотреть с интересом.
вправляя палец. От боли хотелось выть. - Деньги не потеряй, - спаситель
аккуратно сложил рублевки и сунул Юрику в карман. Провел по его руке. -
Экий холодный... Чего сидишь? До дому двигай, расселся тут...
двинули, а я отстал, запой, вишь, у меня...
могу без помощи, с отчаянием начал понимать он. Ноги не держали, хотели
снова уронить его на скамью. Спаситель поддержал. Коленки трепетали, в них
ударами вспыхивала боль.
голосом. - Чего уж я, и стоять сам не могу?!
нет.
пристал?!. - Чего вы пристали! Отпус... пустите меня!
обозначало оно одного-единственного человека.
фронте был искалечен, как Синцов или Мересьев, а то ведь смешно! Не
связалось у природы, на миг она недосмотрела, и за эту ее исчезающе малую
халатность он, живой, ни в чем не виноватый, всю жизнь никуда не годен,
никому не нужен, всю жизнь смешон!.. Потому и Вика... Если б он был
сильным, как эти двое! Быть сильным, как веселый спаситель, ему и в голову
не приходило, сила ассоциировалась у него лишь со злом. Он полз, и вдруг
сообразил, что не знает, где дом. Он остановился. Он же обещал маме
вернуться через час - а прошло сколько? Стемнело! Мама, наверное, места
себе не находит! Позвонить немедленно! Он зашарил по карманам, вспомнил,
что двушки остались у фашистят.
улыбаться. Он чувствовал себя великолепно. Он знал, что драки мог и не
выстоять, но подошел без колебаний, лихо и бесшабашно. Сегодня он
всемогущ. Звездный день.
голос уже помнили; молоденький дежурный, как умел, пытался успокоить ее:
"Да что вы, мамаша, ну с девушкой загулялся..." "Он у меня не ходит с
девушками!" - отчаянно кричала мама. В трубке приглушенно хмыкали -
дежурный-то знал, как проводят парни теплые вечера, особенно если мамы о
них такого мнения. Но не спорить же с обезумевшей. "Ну гуляет, вечер
теплый..." "Хорошенькое дело, теплый! Дождь лил как из ведра!" "Может, к
другу зашел?" "К какому это другу?!"
мальца... Никого в грош не ставит... Против меня подначивала, а он против
всех пошел... Погоди, погоди, может он с бандой какой связался..."
"Перестаньте!!!" - кричала мама, впиваясь ногтями себе в щеки. Что-то
нереальное творилось вокруг: уклад сломался, и она чувствовала себя как
рыба, выкинутая из воды. Она успела дважды обежать округу, осмотрела все
подъезды, в каждом ожидая увидеть его, Юрчонка, пусть хоть избитого, хоть
пьяного, хоть болтающего, как последний эгоист, с самой незнакомой ей
девчонкой - крик, слезы, допрос, проникновенная беседа будут потом, а
сейчас - найти!.. У нее заходилось сердце, в глазах темнело. Дома валилась
на диван, глотала сердечное - а тут уже вставала над ней, шаркала за ней
по квартире неотступно мать ее мужа, к телефону ли, на кухню ли, и
бубнила, бубнила: "Это он нарочно мудрует. Вчера-то измывался над старухой
из-за несчастных рецептов этих... Твоими все стараниями, а вона, против
самой обернулось. Походила бы ты за ним. Как он из дому - ты следом
незаметненько. Что-то он часто на кино просит - видать, девок водит по
ресторанам, в институтах-то нынче такие бэ все..." "Перестаньте!!!" -
кричала мама, а милиционер хихикал, и кошмар этот был нескончаем.
какой-то. В этот вечер он успел навестить и мост. Свесившись, поглядел на
мерцающие черные струи и двинулся дальше, к Суворовскому. Из темноты,
прочеркнутой пунктирами береговых огней, летел ветер, робко перебирал
волосы, гладил щеки. Ветер - не Она. Она улетела навсегда. Он думал об
этом спокойно, с мягкой грустью, подобной голубому свету плывущего в
красноватом небе Смольного собора. Он потерял Ее. Она будет возвращаться,
будет вновь уезжать - не к нему и не от него. Он стал омерзительно
свободен. Он остался один.
от шумных главных магистралей, он пристроился на лавочке под фонарем, от
которого вниз струился конус чуть светящегося тумана, и достал блокнот.
"Дорогие мама и папа! - написал он. Карандаш подзатупился уже, Дима обгрыз
дерево вокруг грифеля и заточил его о последний лист блокнота. - Простите,
бога ради, что не заехал, дел у меня в Питере до беса, и я спешил. Но
теперь, хвала господу, я со всей текучкой расклепался и свободен яко птах
небесный. На днях буду в Москве - я посчитал, мой бюджет позволит - и
тогда обязательно заверну дня на два, на три, а то и поболе", - слова
текли легко и плавно, будто карандаш сам сочился изящными сыновними
оборотами. Так случалось редко, и надо было использовать звездный миг до
последнего. Дима исписал лист, второй, третий, не сообщая ничего
существенного - зачем им зря настроение портить? Зато мимоходом касался
различных мелочей прошлой жизни, которые родители так любили вспоминать и
умиляться. А в голове медленно текли мысли величавые и смиренные, как у
мудрого старца - ничуть не связанные с создаваемым текстом. "С учебой все
в порядке. Шеф даже вспоминал на последнем экзамене - а, мол, это тот
самый Садовников?" Потом нарисовал себя во временном измерении. Одна его
половина удалялась, широко шагая вдаль, где дыбился маленький Медный
всадник, и там выворачивалась, а вторая половина шагала навстречу зрителю
и сыновне улыбалась. Он еще подумал и написал наискось: "Одна нога здесь,
другая - там". Самое трудное позади, подумал он, закрывая блокнот. Завтра
купим конверт, запечатаем и швырнем. Шокотерапия.
пересел на другой конец скамьи, туда, где над ней грузно нависли
неподвижные, распластанные ветви сирени.
влажных темных листьях. Водянистый, теплый покой курился над асфальтом,
над лужами, над газонами и кустами, над Димой.
успела. Взглянуть бы на того, с кем Она болталась по Золотому кольцу... и,
может, скоро заработает по золотому кольцу... если такой есть. Наверное,
есть. А может, и нет. Все не так просто.
прошлепал сгорбленный старичок, ведший на поводке крохотную собачонку.
Собачонка подбежала к Диминым ногам, принюхалась. Старичок, не глядя,
ждал. Собачонка визгливо тявкнула, кинув голову вперед, и Дима
непроизвольно дернулся.
ладонь и спрятал ее в карман теплой куртки.