машины. Мне нравится смотреть, когда они поливают улицы, или когда дворники
утречком так уютненько поливают тротуар на своем участке. Вот брошу все и
пойду работать дворником, как Платонов. Как вам кажется, я еще не свихнулся?
Надо только найти место, где паспорт не нужен.
днем могут ездить только машины. Милиционеры уехали. Часы пробили пол
первого. Неужели она не придет и сегодня?
завернулся в куртку, вжался в лавочку и начал считать минуты. Хорошо
все-таки, когда нужно кого-нибудь ждать, и спокойно думать о чем придется.
Скоро уже лето, может, податься на юг, к Черному морю? Скоро там уже начнут
появляться первые фрукты. Или поехать в Среднюю Азию. Там я никогда не был,
и немного страшно ехать туда без товарища, без подготовки. А что тут
страшного, с другой стороны? Я стал вспоминать все, что знал про те страны.
Конечно, дыни, арбузы, плов, лаваш, горы, песок, синее небо, мечеть, "Белое
солнце пустыни". Без языка, конечно, тяжело.
мой последний шанс. Я поднялся с лавочки и двинулся к мосту через
железнодорожные пути. Там она мимо меня не проскочит. Я спрятался за
чугунной оградой моста как партизан перед немецким составом. Во рту все
пересохло, руки и ноги тряслись от нервного напряжения.
Глава 14
Погоня
скачут две лошади. Мне казалось, что прошел уже целый час, а они все
приближались и приближались. Вначале за деревьями почти ничего не было
видно. А вдруг она меня не заметит? Надо ее обязательно остановить, во что
бы то ни стало. И кто это скачет с ней рядом? Надо было мне получше
подготовиться, хотя бы побриться. Но внутренний голос убеждал меня, что
сегодня это не так важно. Замедленное изображение скачки настолько сильно
вливалось в мои мозги, что я непроизвольно стал повторять движения
наездников. Если долго смотреть по телевизору за маятником одинокого
конькобежца на длинной дистанции, то тоже вскоре начнешь раскачиваться из
стороны в сторону с ним в такт.
проспекта, ветер раздувает волосы и платье, ноги дрожат, мимо проносятся
фонари и деревья, и все ближе мост через пути рядом с Белорусским вокзалом.
На улице нет ни души, и только какой-то грязный бомж неожиданно отделяется
от чугунной ограды моста и бросается нам навстречу. Лишь бы он не испачкал
мой фрак. От них всегда так ужасно воняет, и герцогине это будет неприятно.
длинного платья развевался за нею на несколько метров, ее черные волосы
сливались с лошадиной гривой. Она летела вперед, но лошадь двигалась в
каком-то замедленном темпе. Рядом ехал какой-то придурок в длинном фраке.
Выждав еще мгновение, я бросился им наперерез. Дальше все произошло так
быстро, что я не понимал, что делаю.
мной, она вдруг выхватила небольшую плетку и ударила меня по лицу. Я
вскрикнул от боли, она уже уходила вперед, к Маяковскому, но ее спутник еще
был рядом, я успел ухватиться за уздечку его коня, столкнул всадника с
лошади и вскочил как Гойко Митич в седло на его место. Горячая кровь
заливала мне лицо, левый глаз ничего не видел, но впереди раздавался цокот
копыт ее лошади, я пришпорил своего коня и понесся за ней. Она даже не
оглянулась и неслась все дальше и дальше.
губернатором города, в первую же ночь с субботы на воскресение устрою
торжественные скачки по улицам Москвы. Зрители должны будут стоять на
тротуарах со свечками и фонариками. Факелами пользоваться нельзя - это
напоминает фашизм. Всю рекламу на время скачек отключим, она не будет
сочетаться с благородным духом старинных состязаний. Про маршрут надо еще
подумать, а вот форма одежды может быть только маскарадная, и ни в коем
случае не спортивная. При чем тут спорт? Это будет скорее
духовно-историческая процессия, или скачки за девушками. Да, именно скачки
за девушками - это прекрасно и возвышенно. Всадник, поймающий беглянку,
объявляется ее рыцарем на весь год до следующего заезда. Это приведет к
развитию и подъему наших конных заводов, так незаслуженно забытых в это
тяжелое время. Подымится также производительность труда, увеличится
рождаемость и понизится смертность. Люди объединятся вокруг скачек, рыцари
будут выбирать короля, и здоровый дух раннего средневековья воцарится над
пошлой купеческой Москвой.
разделяло всего несколько десятков метров, но останавливаться сейчас нельзя
- она легко могла бы укрыться в переулках около Патриарших прудов. Пока я не
думал, что буду делать с ней дальше, лишь жажда погони иссушала мое горло и
голову. Вряд ли она готовит мне новую ловушку, с меня уже взять нечего,
скорее, мой новый богатый соперник, которого я скинул у Горького, должен был
стать очередной жертвой подземных козней. Зачем только она меня ударила
плеткой? Наверное, решила, что я - какой-нибудь пьяный бродяга с вокзала.
Неужели она меня все-таки не узнала? Придется теперь прикинуться маньяком,
насильником или вором. Вид у меня теперь подходящий, и, пользуясь этим
преимуществом, я мог бы многое узнать у нее. Возьму вот и придушу ее для
начала, или укушу ее за грудь.
воздухе ее плавную траекторию. Вдруг ее прозрачная косынка отделяется от нее
и повисает на мгновение в воздухе. Я успеваю поймать ее на лету. Левый глаз
ничего не видел, и я приложил косынку к ране, чтобы остановить кровь.
лошадь вперед, к Парку Культуры. Вокруг никого не было, и даже на освещенном
Арбате было тихо, как никогда. Куда она направляется на этот раз? Хорошо,
что не на кладбище, а то там ее покойные покровители опять дадут мне яду или
засунут в деревянный ящик.
кругу в любую погоду. Зимой рано темнело, и гонки происходили в серебристом
свете уличных фонарей, стоявших вдоль дорожек парка. В нашей секции было
несколько девочек моего возраста, и больше всего мне нравилось, когда одна
из них, Марта, оказывалась впереди меня на лыжне. Эти преследования сквозь
сверкающий иней, шипящий снег и черные круги в голове от усталости и
отравления кислородом на всю жизнь отпечаталось в моей бедной памяти, но
главным, конечно, были ее синие рейтузы, обтягивающие прекрасные ножки,
вызывающие у меня прилив сил и второе дыхание. Я шел за ней полчаса, и,
наконец, измученный видом ее фигуры, обгонял ее на ходу, ударяя по ее
напряженной попе. Она пыталась в ответ ударить меня палкой, но было уже
поздно, впереди стоял тренер и следил, как мы скользим и отталкиваемся. Я
разгонялся, делал рывок, мимо проносился тренер, позади оставалась Марта,
еще несколько минут, и все силы кончались. Это были самые лучшие гонки в
моей жизни, такие легкие и романтичные, как все в школе. Цель была так
близка, кругла и упруга, радость от ее достижения так проста и естественна,
и, главное, тренировки проходили три раза в неделю, иногда бывали
соревнования, иногда даже в секцию приходили другие девушки с прекрасными
фигурами, синими глазами и хвостиками, торчащими из-под лыжных шапочек.
Через год я бросил секцию, так и не поговорив, к счастью, с Мартой ни разу.
пока не поздно, надо догнать ее раньше, около Крымского моста. И когда между
нами оставалось всего несколько метров, когда стук копыт уже отражался от
чугунной ограды и справа показалось колесо обозрения, она вдруг резко
свернула вправо, ее лошадь легко перемахнула через барьер и через несколько
секунд послышался плеск черной воды. Вот вам и нечистая сила! Тут уже я не
стал изображать из себя Гойко Митича, а добрался до лестницы, соскочил с
коня и скорее спустился вниз пешочком. Ей-то все равно, кровь-то, наверное,
у нее холодная, да и разбиться можно. В темноте у берега белый шлейф ее
платья развернулся по свинцовым волнам Москвы-реки. Она молча плыла к
берегу. Я протянул ей руку со ступенек, спускающихся прямо к воде. Все-таки
жалко девушку, хоть она и ведьма. Я даже не подумал о том, что она может
утащить меня на дно как русалка. Выбравшись на ступеньки, она отцепила
тяжелый шлейф и осталась в одном платье, с которого стекали ручьи черной
воды. Ее лошади не было видно и слышно, ну прямо как испарилась куда-то. А
может, ее и не было?
что есть все-таки справедливость на свете.
еще буду доказывать ей, что я не верблюд, и что синяк под глазом мне не
могли поставить вчера в драке у винного магазина, поскольку я вовремя смылся
оттуда.
как мы расстались. Слава Богу, я спустила тебя с лестницы вовремя, надо было
еще раньше это сделать, говорили мне все подруги, да прогони ты его к
матери, разведись и начни нормальную жизнь, нет, ты опять ко мне пристал,
вонючий козел, хоть бы побрился!
дружки! Успокойся вначале, подсохни, а потом будешь вспоминать, кого ты
хотела отправить к чертовой матери. Я тут живу почти как святой, питаюсь
водой с хлебом, а ты мне такое говоришь!