того, кто первый молвил ключевое слово.
назад Михаил Федорович от имени всего Нова-города предложил юному сыну
невского героя лишиться новгородского стола, <зане мал бяше>, как гласил
софийский летописец. И Ярослава Ярославича приглашал опять же сын
посадника Михаила с избранными боярами. Полюд был и тогда против изгнания
Дмитрия. Легче управлять малолетним переяславским князем, чем престарелым
и крутым братом покойного Олександра. Осторожный Михаил Федорович ссылался
на угрозу с немецкой стороны. Теперь, по видимости, оказывался-таки прав
Полюд, и все ждали, что посадник возразит ему. Но Михаил Федорович твердо
выдержал насмешливый взгляд Полюда и слегка наклонил голову с красиво
уложенными блестящими волосами. То, что было, было четыре года назад.
Переяславский князь стал с тех пор и старше и, наверно, опытнее. А в
Ярославе ошибся не он один...
Кыянинова (Ярославов любимец должен был, будучи в посольстве, смягчить
возможный гнев великого князя), Михаила Мишинича и Полюда. Послам наказали
во что бы то ни стало убедить князя в необходимости похода и получить в
помочь Новгороду низовские полки. Во Плесков, к Довмонту, вызвался
съездить Елферий. Михаил Федорович взял на себя заботу о порочных
мастерах. С владыкой Далматом урядили о расходах на войну епископьи и
города. Предстояло такожде вызвать ладожан, боярам наказать собирать
дружины, объявить большой новгородский полк.
тележники направляли телеги, кончанские и уличанские старосты, а по земле
новгородской старосты волостей и рядков готовили припас и собирали коней.
Порочные мастера работали на владычном дворе, учиняли пороки. Около них
всегда толпились любопытные ремесленники, разглядывали оттяжки и вороты
камнеметов, присев на корточки, трогали колеса и оси осадных машин,
проверяли на глаз прямизну стоек, спорили, восхищались, прикидывали вес
станин и ударного тарана стеноломов.
магистр, не отказываясь от помощи колыванцам, отнюдь не хотел, чтобы в
ратном споре против Ордена выступила вся русская земля. Однако он был
осведомлен о несогласии у русских, о том, что великий князь Ярослав не
ладит с господином посадником и лучшими мужами Новгорода, как и о том, что
не ладит с ними князь Юрий. На секретном военном совете было решено
послать в Новгород посольство якобы с предложением мира, а затем, нежданно
выступив всеми силами, разгромить под Колыванью новгородскую рать.
строго намеченные места. План был разработан до мелочей и исполнялся
безукоризненно. Ошибки на этот раз быть не могло.
остановилось на немецком дворе. Великий магистр, послы Риги, Вельяда,
Юрьева и иных городов заверяли торжественно князя Ярослава, посадника
Михаила, тысяцкого - <господина Кондрата>, кончанских и уличанских старост
и весь Великий Новгород в том, что они хотят блюсти мир по старине, всей
правде и старым грамотам, без пакости. А что обида есть у Новгорода с
Колыванью и Раковором, то забота Господина Новгорода, а Ордену до того
дела нет, в чем, добавляли послы, <целуем крест поистине и без обмана>.
после - князь Юрий в княжеском тереме на Городце. Князю Ярославу
немедленно был послан скорый гонец с извещением о посольстве и его
намерениях.
своих купцов на время ратной поры. Требовалось срочно обсудить немецкое
предложение. Ежели дать немцам веру, то отпадала угроза со стороны Ордена,
тем самым Раковор с Колыванью, можно сказать, отдавались Новгороду на
руки. Что это? Чувствуют силу? Не хотят размирья с Новгородом? Послание
магистра могло означать, что у Ордена достаточно хлопот с поляками и
Литвою, но могло таить и нежданный подвох. Посадник Михаил Федорович не
был склонен особенно доверять послам, не то что князь Юрий, тотчас
ухватившийся за немецкое предложение.
целовали крест, но это не убедило посадника и наиболее осторожных членов
совета. Послам велели подождать до утра.
Далмату. Престарелый архиепископ отложил греческую рукопись, переводом
которой занимался на досуге, благословил посадника и молча указал ему на
резное кресло рядом с собою. Михаил Федорович кратко рассказал о
переговорах, о мнении Юрия и попросил совета. Далмат задумался. Будучи
человеком, верующим глубоко и сильно, он, хотя и знал о частых нарушениях
крестоцелованья, полагал все же, что десница божья не дремлет и всегда
рано или поздно карает отступников: <Ничто же бо покровенно есть, еже не
открыется, и тайно, еже не уразумеется>. Иное дело, что магистр и рыцари
Ордена могли и перед господом легко отречься от клятвы своего
посольства...
подымая на посадника старческие светлые, уже наполовину расставшиеся с
этим миром глаза. - Все... там, в Риге.
концов приходилось принять предложение посольства уже для того, чтобы не
пострадал торг. Если бы Юрий был хоть чуточку умнее, а Ярослав
дальновиднее!..
бояр с ним вместе нарядили Семьюна. Новгородские послы должны были ехать в
Ригу и там принять присягу и крестное целование от самого магистра,
епископов и всех <божьих дворян> - рыцарей Ордена. Как раз ударили холода,
на подмерзшую землю выпал первый снег, и посольство Лазаря Моисеевича и
Семьюна отправилось в немцы по первопутку.
побуревшие поля, на башни, стены, купола и кровли Новгорода, покрывая
стылую землю белоснежной паволокой. Дети с веселым криком доставали
заброшенные с весны резные салазки, кидались снежками, барахтались в
снегу. Онфим, отданный с осени дьячку учиться часослову и церковному
пению, едва досиживал до конца занятий. Он уже писал слова, учился легко.
Олекса, посмеиваясь, перебирал сыновьи рукописания, где порою под подписью
<Онфиме> красовался не то грифон, не то лев, со стрелой во рту и с
надписью: <Я звере>.
стало лучше. Вновь заходила по дому, наводя порядок.
стал срамить его. Он задумчиво и пристально глядел, слушая сбивчивые
Олексины признания, оттягивал бороду, жевал губами, приговаривал
раздумчиво: <Так... так... так...> А при упоминании об отце сжал кулак и
так дернул себя за бороду, что несколько вырванных волосков осталось в
руке.
неважно. Пока - хитри, а там увидим. Захарьичу надоть намекнуть, конечно,
чтобы того... не торопилсе... Что могу, сделаю. А чего не могу... - он
медленно провел рукой, обжимая бороду, помедлил и докончил тихо: - Тоже
сделаю!
города, но пока ничего еще не выяснил и, забегая к Олексе, на все его
вопросы упорно отмалчивался. Впрочем, и Ратибору было сейчас не до Олексы.
устраиваться в амбаре. Собрал толоку, мужики помогли поправить сруб -
перемшивали стены. Микита сам прорезал волоковое окошко, перетесал
мостовины пола, застлал корьем и завалил мохом и землею потолок. Сам
Олекса зашел глянуть на Микитино хоромное строеньице. Только что сложенная
печь чадила, плохо разгоралась, дым метался по амбару, не находя дымника,
валил в открытые настежь двери. Белоглазая резная личина домового
неосторожно выглядывала из запечка. Микита со Станьком в два топора
дотесывали углы. Оленица, счастливая, сияющая, округлилась, расцвела с
лета, носилась по своему новому жилищу, переставляя бедную утварь.
плоховата.
видишь никак!
придем, дитя ему поднесет! Я обещал с Герасимом поговорить.
стол.