Жизнь человеческая стала дешевле стрелы. Правда, и раньше она была не
дороже. Но очень уж много гибнет теперь людей.
Аучу-багатура, опустил копье с насаженной на него головой человека,
тряхнул. Голова упала, покатилась к огню, сухо затрещали охваченные
пламенем волосы. Тайчу-Кури вскочил, откатил голову, с испугом взглянул на
хмурого Джэбэ.
хана Тэмуджина?
косился на голову молодого татарина с опаленными, дымящимися волосами - по
спине бежали мурашки.
себя наготовил.
на выручку, но ее ударили кулаком по лицу. Она упала. Тут же вскочила и с
криком: <Спасите!>- побежала в курень.
корчился, рвался, скрипел зубами, но дюжие воины все плотнее прижимали его
к земле, и удар следовал за ударом по одному и тому же месту. От
невыносимой боли помутилось в голове. Меркнущим сознанием он уловил стук
копыт, плач Каймиш и чей-то окрик:
ужасом думал, что если будут бить еще, он не выдержит и десятка ударов.
забить до смерти.
Джэбэ, кулаком вытирал свои сопли. Уезжай отсюда. Я сам разберусь.
уехали. Тайчу-Кури повернулся на бок, охая и ругаясь.
о чем не просят. Благодари свою жену... Прикончили бы тебя. И за дело. То
ты привечал у себя Чиледу, то этого татарина. Смотри, Тайчу-Кури.
гладила его по голове, не переставая плакала. Он взял ее за руку, попросил:
Привычен...
кое-где горели огни, и белесый дым стлался по земле. Кобылица с
жеребенком, помахивая хвостом, брела по колено в дыму, как в воде. В
халате, накинутом на плечи, в чаруках на босую ногу Тэмуджин вышел из юрты
Есуй, остановился, чего-то ожидая. Чего - он и сам не знал. Может быть,
ждал, что Есуй окликнет его. Но за спиной было тихо. Тихо было и в курене.
И эта тишина словно бы дразнила Тэмуджина, издевалась над ним. Каждый раз
он уходил от Есуй с чувством тайного стыда. Она была покорна ему. Но как?
Словно отреклась от своего тела, сделав недоступной душу. Не такой
покорности хотел он. Каждый раз шел к Есуй с нетерпеливым желанием сломать
ее, подчинить себе, а уходил с отягощенным досадой сердцем.
сладко похрапывал и вяло отгонял от лица звенящих комаров. Короткое копье
с широким блестящим наконечником выпало из его рук, валялось на земле.
Тэмуджин поднял его, тупым концом слегка толкнул в бок караульного. Тот
почесался, сонно пробормотал:
по лицу.
приложит к твоему заду двадцать палок.
холодной. Он сел у погасшего очага, ковырнул кучу серого пепла - ни одной
живой искры не было в золе. Глухое, томящее раздражение нарастало в нем. С
озлоблением думал о Есуй, хранящей в душе верность ничтожному татарину,
которого он раздавил, как комара, севшего на нос, о беспечном караульном,
нагло храпящем у его дверей. Кто они и кто он? Перед ним млеют от страха
грозные владетели, а эти...
запахнул халат, затянул пояс и пошел в юрту Борте. В коротком широком
номроге жена казалась ниже ростом и толще, чем была на самом деле. Она
удивилась его приходу, но виду не подала, присела перед очагом, подбросила
в огонь аргала. В пузатом задымленном котле варилась баранина. Достав из
кожаного мешочка горсть сушеной черемши, Борте бросила в котел. Юрта
наполнилась вкусным, с детства знакомым запахом.
заботы. С тех пор как привез татарок, Борте переменилась, Ревность к
другим женам предосудительна, и она скрывает ее изо всех сил, на людях с
татарками разговаривает ласково, как и подобает старшей жене, но к себе в
гости их ни разу не позвала и в их юрты ногой не ступила.
поставила на столик, в чашу поменьше налила супу. Сама принялась вытирать
посуду. Руки двигались быстро-быстро, толстый пучок волос, наспех стянутый
ремешком, колотился в ложбине спины. Тэмуджин подул на суп, затянутый
желтоватой пленкой жира, осторожно отхлебнул.
уму-разуму, а дети растут сами по себе, как дикая трава.
удержалась-таки Борте, укорила.
тогда?
них. Но больше всего я думаю о своих сыновьях. Каждому из них достанется
много больше того, что оставил мне мой отец. В этом завещанный небом долг
каждого родителя.
становится мужчиной. А у него до сих пор нет невесты. Успеваешь хватать
жен себе.
суп в чашки, такие же, из какой пил он, наложила из котла мяса.
остановились, старший, Джучи, даже сделал шаг назад, словно хотел
спрятаться за спины младших братьев. Мужчина... Лицо у него круглое, глаза
открытые, добрые. Не похож он на него... Не похож!
мать. Он притянул ее к себе, обнюхал головенку, розовые со сна щеки,
усадил рядом с собой, отрезал жирный кусок мяса, подал в руки.
Видите, нас сегодня навестил наш отец. Это такая радость...
широконосый, с узкими лукаво-веселыми глазами, ловко и неприметно прибрал
к своим рукам лучшие куски мяса, похрустывал хрящиками, шумно тянул из
чаши - хорошо, вкусно ел Угэдэй. Чагадай, смуглый, подбористый, гибкий
(таким был Хасар в его годы), чуть хмурил разлетистые брови, был
молчаливо-строг, ел, не выбирая лучших кусков мяса. Этот будет тверд,
независим, своенравен и упорен. Тулуй быстрее своих братьев освоился с
тем, что тут отец, много и по-детски бестолково говорил, не забывая жевать
сочное мясо. Тэмуджин вспомнил, как Тулуй кричал и сучил ногами на плече
татарина, и, как тогда, от страха за него, холодом опахнуло нутро. Нет,
Борте все-таки несправедлива, когда говорит, что он не думает о детях...
раз двинуть рукой. Неужели все-таки чужой? Отодвинулся от стола.
него.
ним, Джучи, может быть, больше своих братьев любит его, хочет быть ему
нужным, полезным. Так уж, видно, небо устроило человека - тянется к тому,
что далеко от него. Перед Есуй он сам как Джучи... Сын Джучи или не сын,
ему не дано знать. Так пусть же будет так, словно Борте и не спала в
Володихин Дмитрий
Мурич Виктор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Никитин Юрий