на нем, и Светлолицый сидел в вышине под короной на бронзовых цепях.
Арийские железные крылья были на ней, означающие орла-властелина и петуха,
приносящего счастье Эраншахру...
переулки, полные людей в красных одеждах. Он даже привстал на носках, чтобы
дальше увидеть, и печальная складка у рта не видна стала при свете солнца.
Люди склонились, положив ладони на глаза...
которой сидели когда-то желтью львы по бокам трона Сасанидов. Их убрали
после "Красной Ночи"...
дважды приходили сюда в великую годовщину. Но другими были сегодня люди...
с нечеловеческой высоты, смотрел он на людей, и муравьями казались они, чьи
судьбы решает садовник. Здесь, у помоста, глаза и лица были у них...
великого мага. Голос его весь без остатка ушел под своды и лишь потом
низринулся на площадь, стократно усиленный. Красная волна покатилась по ней,
достигла дальних деревьев и мил-лионоголосым воплем возвратилась назад.
к великому магу, страшась его недоверия, боясь остаться одинокими в этом
мире.
Свет отделить от тьмы -- вот к чему должны от рождения стремиться люди. И не
может быть послаблений в этой битве. Непобедима правда,
может прикрыться правдой, но правда ложью -- никогда. Малейшие ростки лжи
должны быть отделены, иначе снова смешаются свет и тьма в мире. И наступит
хаос, а при нем -- беспредельна ложь и все несчастны...
-- Все больше людей побеждает тьму в своих душах. Бесконечен этот путь, и мы
не увидим встающего солнца. Но слепы те, кто хочет приблизить его восход
убийством, ибо убийство -- всегда ложь. Разве пролилась кровь в великую
ночь? Никто не знает имени азата, убившего эранспахбеда Зармихра, и не от
Мазды ли был послан этот человек, чтобы люди не осквернили свои руки кровью?
Нет, несовместимы кровь и правда, и не может быть у людей права на убийство!
был у них в глазах, и руки тянулись к Маздаку. Из плоти и крови состояли
они, открывшие свои дасткарты.
страшнее убийства.
повторяясь с Маздаком в серебряных пластинах на стене дворца...
оставляли самовольно рубежи азаты и уезжали в свои голодные дехи. Давно уже
не было его, но каждую ночь выходила Белая Фарангис и ждала, придерживая
покрывало. В двух шагах стоял Авраам. Все больше становилась луна, пока не
пропала, и ночи сделались черными...
садовника в темноту от платана и не стал больше трогать ее руки. Короткое
покрывало раз-
у нее тоже были совсем худые п холодные. Но он зажмурился и сделал то, от
чего не мог удержаться. Она молчала и даже от боли только тихо вздохнула...
Ему было неприятно.
горячим. Растворились звезды, в черной неслыханной духоте повисли умирающие
листья платана...
сок уже не двигался в нем. Он потрогал себя и ощутил ту же горячую, не
принадлежащую ему твердость. Неподвижен был вязкий остановившийся мир, лишь
Белая Фарангис стояла все там же, и частыми толчками приподнималось на груди
у нее покрывало...
в безмерном ожидании. Лунное лезвие прожгло листву, помчалось по кромке
крыши. И тогда она повернулась и пошла к нему, прятавшемуся у дерева...
покрывало сползло с ее плеча. Он хотел остановить падение, но тяжелый шелк
скользнул между пальцами, и осталась только холодная чистота тела. Потом
ладонь его двигалась, никак не остывая...
боли в ободранных пальцах. Колени его напряглись, приняв всю тяжесть. Она
вдруг открыла глаза, задыхаясь:
не веря себе. Чуть присев, подняла она потерянное покрывало, взяла его за
руку и повела через калитку в стене.
было между ними. Он почувствовал сразу всю несдерживаемую силу ее бедер,
кровь полилась из прокушенной губы...
глаза, удивленная, растерянная от
губы:
переполненный, он захотел благодарно прижаться к ней и вдруг увидел рядом с
подушкой легкий саксаганский серпик без ножен. Она лежала, закрыв глаза, и
он ушел. На руках осталось неслыханное ощущение ее тела...
зарницы вспыхивали, не прерываясь ни на мгновение. И не было нигде воды -- в
воздухе, на земле, в траве и листьях. Земля потрескалась, обнажив корни.
Черными обугленными факелами торчали из нее гигантские розы.
Ярко горели светильники в нишах. Эрандиперпат Картир смотрел куда-то поверх
его головы...
было его здесь, прошел эранди-перпат. Долго хрустели по песку размеренные
шаги, пока не прервал их новый удар грома в сухом, искаженном молниями
небе...
расплетались, уползали куда-то, и не хотелось их удерживать. А может быть,
приснилось ему все земное: грубая шершавость платана, тяжелые удары широких
и белых бедер, серпик у подушки?..
еще когда-то снился ему... Все тело его содрогнулось воспоминанием. Авраам
приблизил руки к лицу, и невозможно уже было оторвать искусанных губ от их
терпкого запаха...
Холодная испарина выступила на лбу. Невидимый Мардан крикнул, что его зовут.
Кто-то другой, а не он, встал с лежанки, прошел знакомый путь, отвел рукой
завесу и коснулся мокрого лба. И еще раз ощутил от ладоней счастье ночи...
подушку, где садились дипераны. Ему,
царя царей в Туран. Сорок мулов с чеканным серебром и в слитках должны без
задержки дойти до золотой юрты Хушнаваза -- владыки всего Востока. Это не
простая уплата за разгром царя и бога Пе-роза десять лет назад, а дар
приемного сына Кавада своему второму отцу, у которого он воспитывался с
малолетства. И еще благодарность за помощь в предстоящей войне с ромеями,
потому что упорно требует возвращения Нисибина новый кесарь Анастасий. На
царской стороне уже собран караван и полк охраны. Они выйдут на рассвете
через Восточные ворота, а в Хорасане возглавит посольство великий канаранг
Гушнапсдад, военный правитель Мерва.
следует действовать в пути и по прибытии в Согдиану, где разбил сейчас свою
юрту туран-ский царь. А в ушах Авраама все хрустели по песку удаляющиеся
размеренные шаги, и не мог он поднять головы...