пальцы взяли перо, обмакнули в чернила и после некоторого колебания начали
писать:
вам свой адрес, я могу уверить вас в том, что со мной все благополучно, еды
у меня достаточно и есть крыша над головой. Я знаю, что вам это кажется
опасным и буйным помешательством, однако мне удалось достичь некоторого
успеха в поисках человека, если его можно назвать человеком, который убил
Колина. И хотя вы все время повторяли мне, что это задача полиции, я хочу
попросить вас еще раз понять, что полиция не готова не только иметь дело, но
даже признать существование людей, подобных этому. Я намереваюсь убить его с
наименьшим для себя риском, как только это станет возможным. Потом я вернусь
домой, где, я смею надеяться, мне по-прежнему будут рады. Сейчас я среди
друзей и мне угрожает меньше опасностей, чем вы, быть может, думаете. И
если, несмотря на мое теперешнее прискорбное непослушание вашей воле, вы
согласитесь сохранить ко мне теплые чувства и любовь, которыми вы так щедро
одаривали меня прежде, я и в дальнейшем останусь вашей глубоко благодарной и
любящей дочерью Элизабет Тичи.
письмо, написала адрес и запечатала письмо свечным воском. После этого она
заперла дверь, сняла свой костюм нищего и, перед тем как опустить откидную
кровать, отклеила усы, энергично почесала верхнюю губу и затем прилепила
клейкую полоску волос к стене.
Aeaaa 5
Видимо, когда-то это делалось для того, чтобы помешать гномам делать лодочки
из скорлупы.
вечером здесь не менее людно и, конечно, не менее шумно, но там, где
двадцать часов назад повозки с товарами выстраивались в шеренгу у края
тротуара, там сейчас элегантно катили фаэтоны, запряженные пони, тщательно
подобранными под пару, - это аристократия Вест-Энда выехала из своих домов
на Джермин-стрит и Сент-Джеймс, чтобы посетить театр. Угрюмые оборванцы
остервенело подметали тротуар. Каждый ревниво оберегал отвоеванный с боем
участок тротуара впереди каждой идущей пешком леди или джентльмена, вид
которых позволял надеяться на чаевые. Вот и дорический портик Театра
Ковент-Гарден, заново отстроенного только в прошлом году, после того как он
сгорел до основания в 1808-м, - какая великолепная архитектура, и сколь
много она выигрывает от яркого света фонарей и золотистого мерцания люстр
внутри... О, эти люстры - просто чудо, они сверкают ярче, чем солнце!
которые они получали, то просто попрошайки нагло приставали к прохожим.
Впрочем, один несчастный оборванец, похожий на туберкулезника в последней
стадии, избрал другую тактику и весьма преуспел. Он никогда не приставал к
прохожим, выпрашивая милостыню, но только с покорностью человека, дошедшего
до предела отчаяния, сосредоточенно глодал заплесневелую корку хлеба,
слоняясь туда-сюда по площади. И если пораженная порывом жалости леди
побуждала сопровождающих спросить эту несчастную заблудшую душу, что
причиняет ему страдания, изгой с запавшими глазами только касался рта и уха
и что-то невнятно мычал, со всей возможной очевидностью давая понять
сердобольной леди, имевшей неосторожность остановиться, что он не может ни
слышать, ни говорить. А затем отстраненно вгрызался в заплесневелую корку.
впечатление и что самое главное - говорило само за себя и не требовало
никаких разъяснений. Он собирал так много монеток (иногда ему давали даже
кроны, а один раз - беспрецедентный случай - золотой соверен), что вынужден
был вытряхивать содержимое карманов в суму Марко каждые десять или двадцать
минут.
очередной раз тайком проскользнул в переулок, где тот поджидал. Марко
вытащил свой мешок, и Дойль набрал полные пригоршни мелочи из карманов и
высыпал в мешок. - Неплохо, мой мальчик! А теперь слушай - я буду двигаться
по этому переулку к Бедфорт-стрит и останусь там еще полчаса. Улавливаешь?
Дойль кивнул.
иногда кашлять. У тебя это потрясающе выходит, как настоящий чахоточный.
насколько хорошо у него все получается. Дойль даже пришел к мысли вставать
на рассвете и проходить пешком дюжину миль в день - например, можно гулять
по берегу реки западнее Лондонского моста - для аппетита, ведь для того,
чтобы съедать такой обед, каким кормят в доме Копенгагенского Джека на
Пай-стрит, надо иметь хороший аппетит. Капитан не имел возражений, если его
нищие останавливались по случаю в пабах пропустить пинту-другую, или
норовили вздремнуть на безлюдных мостиках между крышами, или забиться
где-нибудь среди угольных барок на берегу у Блекфрайерского моста.
заставил его обмотаться белой тряпкой, как будто у него болят зубы, костюм
чахоточного дополняла черная шапка и красный шарф вокруг шеи - все это для
того, чтобы лицо казалось смертельно бледным, и последний штрих - немного
красной краски - обвести глаза, теперь глаза кажутся воспаленными и
больными.
когда мазал какой-то гадостью вокруг глаз, - и если Хорребин случайно тебя
увидит, будем надеяться, что он при всем желании не сможет тебя узнать.
мальчик иногда выглядит женоподобным, слишком изнеженным в некоторых
ситуациях и в выборе слов. Джеки слишком явно не интересовался молодыми
особами, но в среду после обеда, когда расфуфыренный красавчик из числа
гнилых джентльменов в шутку зажал Джеки в углу, называя его при этом своей
маленькой горячей булочкой, и потянулся поцеловать его, Джеки ответил не
просто твердым отказом, но выразил столь явное отвращение, как будто считал
подобного сорта заигрывания неприемлемыми и просто гнусными. И Дойль не мог
понять, почему юноша с таким умом, как у Джеки, выбрал нищенствование как
средство зарабатывания на жизнь, даже под таким относительно приятным
управлением Копенгагенского Джека.
положении попрошайки длительное время. Через три дня, во вторник,
одиннадцатого сентября, Вильям Эшблес собирается приехать в Лондон, и Дойль
твердо решил встретить его, завязать знакомство и при случае попросить
Эшблеса - который вроде бы считался человеком состоятельным, во всяком
случае, никто из современников не заметил, что его терзают заботы о хлебе
насущном, - помочь ему приискать какое-нибудь более достойное занятие. Он
знал, что этот человек прибудет в Лондонский порт на фрегате "Сандован" в
девять утра и в десять тридцать будет писать первый отрывок своей самой
известной поэмы "Двенадцать Часов Тьмы" в передней комнате кофейни
"Джамайка". Дойль намеревался припрятать некоторую сумму денег, добытых
тяжким трудом попрошайки, и купить пристойный костюм, в котором не стыдно
было бы показаться на люди и встретить Эшблеса в кофейне. Изучая этого
человека столь тщательно, Дойль уже чувствовал, что знает его достаточно
хорошо.
что еще хуже, не захочет помочь ему.
сказала дородная дама, сойдя на тротуар из кеба. - Дай ему шиллинг. Действуя
так, как будто он не слышит, Дойль принялся с большим рвением вгрызаться в
ту самую корку, которой его снабдил Капитан Джек шесть дней назад. Стенли
возразил, что если он даст Дойлю шиллинг, то у него не останется денег на
выпивку перед представлением.
милый. Ну вот, я уже чувствую, как начинается мигрень. Эй, ты, с хлебом -
или как там называется то, что у тебя в руке, - подойди сюда! На вот тебе,
купи себе сытный обед.
повел, продолжая стоять на месте и глодать корку. Дама подошла почти
вплотную. И только в этот момент Дойль испуганно вздрогнул, как человек,
которого застали врасплох, поднял на даму умоляющий взгляд затравленного
животного и с невнятным мычанием показал на ухо, а затем коснулся губ,
помотав головой с извиняющимся и несчастным видом. Дама держала на вытянутой
руке тяжеленный браслет и протягивала ему.
еле стоит на ногах - так он еще вдобавок и глухонемой! Бедненький! Как же
все-таки несправедливо устроен мир...
перед носом Дойля. Наконец он счел, что душещипательная сцена длится
достаточно долго и не надо раздражать добрую даму, столь обеспокоенную
спасением своей души, - он боязливо протянул руку с робкой улыбкой идиота.
За шесть дней Дойль вполне вошел в роль и делал явные успехи.
совершенным добрым поступком, - Стенли плелся сзади, продолжая брюзжать и
возмущаться. Дойль засунул добычу поглубже в карман. Он побрел дальше,
размышляя, что однажды Эшблес уже помог ему встать на ноги в этом проклятом
веке. "...если я решу - предполагаю, я это сделаю, - что мне лучше вернуться
домой, в то время, когда существуют парамедики и антисептики,
Роллинс Джеймс
Дальский Алекс
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Акунин Борис
Соломатина Татьяна